Загадка Скалистого плато - Юрий Ясько

— Читал об этом… Мой дядя был историком, буквально перед войной занимался Скалистым плато. Он верил в то, что там в глубокой древности обитали люди, творили изделия из золота и серебра, прославившие их на всем Востоке.

— Значит, значит… вы станете нашим союзником? Это же здорово! — Дроздова захлопала в ладоши.

— Союзником — в чем?

— В том, чтобы нам разрешили наконец заняться там геологической разведкой, археологическими изысканиями, последнее, разумеется, в свободное от основной работы время.

— Юридически — по совместительству?

— Да. Так станете союзником?

— У меня совсем другие задачи, Елена Владимировна… Вот если убийство каким-нибудь образом соприкоснется со Скалистым плато, тогда займусь им по долгу службы.

— Как скучно — «по долгу службы», — протянула Дроздова.

— Вы хотите, чтобы было «по зову сердца?»

— Хотя бы из любопытства.

— Во время отпуска — да, но не сейчас. Во что вы меня хотите посвятить?

— Это — записи моего отца. — Дроздова раскрыла папку, — Они представят интерес и для вас. Тем более, что ваш дядя занимался вопросом Скалистого плато. Папа хотел написать книжку для детей. Это — начало. У вас найдется время прочесть?

— Прочитайте вы, а я буду прилежно слушать, тем более, что время у меня сейчас есть.

— Итак, «Пролог». Сама повесть должна была называться «Эхо веков».

…Высокое солнце щедро обливало все вокруг ослепительным светом, даря тепло и негу. Деревья застыли в безветрии, темные камни поблескивали осколками слюды и кристаллов дивных зеленовато-синих минералов.

По крутой каменной тропе идет человек. Его ветхая одежда, покрасневшая от солнца и ветра кожа лица, всклокоченная борода говорят о том, что идет он уже многие и многие дни.

Он идет, глухо стуча посохом по каменистой почве и смотрит вперед, не прикрывая глаз, ослепляемых солнцем. Он идет вот уже семь на семь дней. Идет и днем, и ночью, отдавая сну и отдыху ничтожную часть суток. Он идет и думает о том, что жизнь человека коротка и что человек достоин более счастливой участи, дарованной ему богом. Он идет на свою родину, чтобы сказать людям: уходите, убегайте, скрывайтесь — на вас идут легионы свирепого Тимура Хромого. Они сотрут в порошок ваши жилища, умертвят мужчин и мальчиков, стариков и старух, а девушек и молодых женщин сделают своими наложницами.

Человек идет туда, где не был долгих двадцать пять лет. Четверть века назад он ушел оттуда, чтобы познать мир, чтобы стать ближе к богу, но познал одно: нет счастья без родины.

Ибрам, так звали этого человека, был сыном маленького народа, поклонявшегося Луне. Народ этот жил в горах, жилищами для него служили пещеры, выдолбленные в теле огромной горы с плоской вершиной. Всему Востоку известны изделия из золота, творимые его народом, но никто из чужеземцев не бывал в этих краях, никто не видел сказочного подземного города.

И теперь сюда идет Тимур. Его не остановят ни отвесные скалы, ни быстрые реки. Надо успеть, надо сказать…

Когда солнце опустилось за вершины гор, Ибрам прилег отдохнуть. Прямо над ним светила луна. Это хороший признак — его встречает на родине лик той, кому он поклонялся с детства. Он вспоминает, как из пещерного города уходили в дальний путь самые верные, самые молчаливые. Уходили, чтобы в других странах обменять изделия из золота на пряности, ковры, шелка и бархат.

Бывало, иные не возвращались, не вернулся на родину и он, Ибрам. Не вернулся потому, что его любимая девушка была отдана другому…»

— Обычный мотив, когда речь идет о жизни горцев, — перебил Дроздову Туриев, — нет, чтобы бороться за свое счастье… Он уходит, чтобы жаловаться на несправедливость богу.

— Читать дальше?

— Конечно.

— «Город, в котором родился и вырос Ибрам, процветал. Отец Ибрама был служителем храма ТОГО, КТО ВЫШЕ ВСЕХ, — Елена Владимировна показала Борису строку: — Эти четыре слова написаны заглавными буквами, — сказала она и продолжила: — В первый день новолуния процессия самых уважаемых людей, одетых в белые одежды, шла в главную залу, где стояла статуя ТОГО, КТО ВЫШЕ ВСЕХ. Она смотрела на людей светлыми глазами, из которых струилось добро. Великий мастер Фера сделал эти глаза живыми посредством камней, вобравших в себя волшебный свет Луны. И никто, из чужих не видел ее, эту статую. Да и не мог видеть, ибо никого не пускали в город на Скалистом плато…»

— Скалистое плато! Так, выходит, этот город был на Скалистом плато?

— Это, в конце концов, можно считать писательской фантазией, хотя папа опирался на сведения древних историков.

«Никто не мог прийти сюда, миновав крутой склон исполинской горы с плоской вершиной, на которой обитал дьявол — верный страж города. Его дикий крик вселял ужас в каждого»…Кстати, о непонятном жутком крике, возникающем на плато, отмечается и в отчете Рейкенау, и в отчете моего отца о работе экспедиции. Вам интересно слушать?

— Очень. Знаете, я люблю сказки.

«Крутой склон горы стремительно уходит в небо. Ибрам знает, что отныне каждый его шаг находится под присмотром бдительных стражей, расположившихся в самых укромных местах на подступах к городу.

Ибрам идет все медленнее и медленнее, задыхаясь от крутизны горы и бремени лет. Его охватывает беспокойство: почему он до сих пор не остановлен окриком стражей? Может быть, Ибрам опоздал? Может быть, город уже разграблен, а народ его истреблен?

О великий созидатель! Дай силы дойти до вершины!

И вдруг Ибрам слышит тихий свист. Наконец-то! Это — условный сигнал внимания. Так поступал и он, находясь в отряде стражи в далекой своей юности.

Ибрам остановился, сел на камень, пригретый солнцем.

К нему подошли двое мужчин: высоких, широких в плечах. Они одеты в серые плащи из овечьей шерсти, перетянуты кожаными поясами, к поясам приторочены короткие мечи, в руках — луки.

— Кто ты и зачем сюда пришел? — спросил один из них, на вид более старший.