Год колючей проволоки - Александр Маркьянов

Мексиканские твари — крикливо одетые, с усиками, волосами собранными сзади в крысиный хвост, модными бородками "готи", обвешанные дешевыми побрякушками из "золота" — перегородили всю улицу перед вербовочным пунктом, гогоча, рыгая, что-то выкрикивая — по кругу шла бутылка с какой-то бурдой, которая по недоразумению называлась "текила". Чуть в стороне стояла полицейская машина, полицейские подчеркнуто не вмешивались. Оно и понятно — из двоих патрульных как минимум один был сородичем этих чиканос, а в полицейском управлении Далласа отдел служебной этики беспощадно расправлялся со всеми, кто позволял себе хоть малейшее высказывание или действие с расистской или националистической подоплекой. Да и новобранцев в армии — не хватало.

Появление белого вызвало у чиканос весьма сильные чувства — но кроме как свистом, ни один из них не решился их выразить, все-таки опасались полицейских. Подчеркнуто спокойно, держась с достоинством, как учили его отец и дед Джим Гатуик прошел рядом с этой толпой. Некоторые девчонки — из числа перемазанных косметикой подружек молодых бандитов посмотрели на него с интересом — все таки он был белый американец даже среди хуанит котировался куда выше, чем собственная блатота. В другое время и в другом месте Джим и сам бы обратил на них внимание, и очень даже пристальное… но не здесь и не сейчас.

— Белый парень, Эй-стан ждет тебя! — крикнули ему вслед.

Он это знал. Более итого — он был из редкого, исчезающего типа будущих солдат, которые надевают военную форму не потому, что в округе нет работы, и не потому что иначе предъявят уголовные обвинения — а просто потому что так надо. Потому что форму носили и отец и дед, и он не видел ни одной причины, почему бы ее не одеть и ему. В армии таких призывников, выявленных с помощью личностных тестов и изучения биографии ценили, хотя и гоняли в три шкуры — зато делали в личном деле отметку ПКО[9] и направляли на учебу.

Внутри, в офисе вербовщика было шумно, пахло каким-то дезинфицирующим средством и пахло отвратительно. Все стены были завешаны плакатами, где то казавшийся каким то разъяренным дядюшка Сэм, то военнослужащие разных родов войск говорили что нуждаются в тебе. Это была правда, людей в армии катастрофически не хватало.

Нельзя сказать, что в вербовочном пункте было много народу, скорее наоборот. С восьмидесятых годов, с тех пор, как появился призрак "новой экономики", чей девиз "стань миллионером до тридцати" — с комплектованием всех родов войск были проблемы.

Джим Гэтуик нашел дверь, на которой было написано "вербовщик", постучал.

— Войдите!

Тут ему повезло. А может быть и не повезло, с какой стороны посмотреть. Сейчас везде сокращение расходов с одной стороны и повальная вербовка всех опытных вояк в ЧВК, частные военные компании — поэтому роль вербовщиков все чаще исполняют не отставные или негодные к службе в боевых подразделениях из-за ранения вояки — а низкооплачиваемые клерки, из числа безработных, часто мексиканцы. Но тут за столом сидел настоящий вояка, в звании… едва ли не мастер-сержанта, весьма свирепого вида. Карандаши он, как и полагается такому вояке, хранил в обрезанной гильзе от стапятимиллиметрового снаряда, на столе висели не грамоты и фотографии с известными людьми, а что-то вроде тарелки, расписанной символикой КМП США.

— Проходи, проходи. Не стесняйся, только дверь закрой!

Вояка был настроен весьма дружелюбно, по крайней мере пока. В кабинете пахло крепким табаком, что было необычно — в правительственных учреждениях курить запрещалось.

— Хочешь служить в Корпусе морской пехоты США? — спросил вербовщик

— Да, сэр — коротко ответил Джим, как ответил бы его отец и дед.

— А зачем ты нужен Корпусу, сынок — подозрительно его рассматривая спросил вербовщик

— Ну, сэр… Я слышал, что мы ведем войну, а солдат не хватает.

— Это так…

Вербовщик рассматривал Джима так, как будто он уже что-то натворил. Мелькнула мысль, что если здесь всех так принимают — то совершенно неудивительно, что в корпусе постоянно не хватает солдат.

— Так то оно так. Вот только я заколебался видеть перед собой маменькиных сынков, которые думают, что если они пойдут в морскую пехоту, то станут там настоящими мужиками. Меня это просто зае…о, парень, вот что я тебе скажу.

— Сэр, я не маменькин сынок и никогда им не был — ответил Джим Гэтуик

Вербовщик усмехнулся

— Вот как? Не заметно. Но если ты утверждаешь…

Одним движением он свез бумаги, гильзу на край стола, что-то даже упало. Выставил на стол руку, крепкую, узловатую…

— Садись! — кивнул он на стул — и докажи, что ты и в самом деле мужчина.

Джим Гэтуик посмотрел на руку, узловатую, крепкую, перевитую жилами, поросшую редким седым волосом. Противник был тяжелее его килограммов на двадцать по самым скромным оценкам, а Джим никогда не занимался армрестлингом.

И вообще это — не предусмотрено в качестве приемного испытания, черт, он просто хочет служить в корпусе и все.

Но тут этот мастер-сержант, предлагающий ему померяться силами, улыбнулся столь понимающе, что Джима Гэтуика как кипятком окатило. Он вдруг посмотрел на ситуацию глазами того, кто должен его вербовать — еще один хлюпик и дохляк, насмотревшийся телевизора и наигравшийся в Medal of honor, пришел проверить, так ли он крут на самом деле…

А пошли вы все!

Нагло улыбнувшись мастер-сержанту, Джим Гэтуик, рекрут, сел и ухватился за руку мастер-сержанта. Она была теплой и жесткой как подошва.

— Ну, смотри… сам напросился.

Джим Гэтуик продержался ровно семь секунд.

Пока он разминал чертовски болевшую правую руку, размышляя над тем, не порваны ли связки, мастер-сержант брюзгливо осведомился

— Английским владеешь?

— Да, сэр.

На стол плюхнулась толстая папка разноцветных листов, сцепленных скрепкой, поверх лег карандаш.

— Черт знает что творится — пожаловался мастер-сержант — теперь у нас два комплекта документов, один на английском, а другой на испанском. И каждый раз, когда ко мне кто-то припрется — я должен вежливо спрашивать — извините, сэр, вы владеете государственным языком Соединенных штатов Америки или нет? И бюллетени теперь тоже печатают на двух языках, английском и испанском. По мне, если ты не можешь понять, что написано в бюллетене — тебе просто не стоит голосовать, вот и все. И если ты не можешь заполнить тесты на английском при вербовке в морскую пехоту — тебе черт возьми просто не следует вербоваться в морскую пехоту, потому что дриллы на Пэрис-Айленд любят кушать таких вот… непонятливых на завтрак. Давай, приступай, парень. Здесь тебе работы часа на два. Пиши все печатными буквами. А я пока прогуляюсь по коридору, попробую раздобыть кофе себе, да и тебе, думаю, не помешает.

— А как же…

— Рука? — с усмешкой просил морпех — до Пэрис-Айленда надеюсь заживет. Если нет — покажешься врачу.

— Нет, сэр, я не про это. Я же… проиграл.

Морпех смотрел ему прямо в глаза, и рекрут почувствовал, что он говорит без насмешки, совершенно серьезно.

— Нет, парень. Ты не проиграл. Ты победил. Самое главное — ты победил самого себя, победил свой страх. Ты шагнул ему навстречу и неважно, что было потом. Парни, которые могут это сделать — нужны в морской пехоте, потому что мы — те кто делает то, что сделать невозможно. Ублюдки в Вашингтоне говорят невозможно, это одно из любимых им слов — а мы идем и делаем, вот так вот, сэр. Помни, что ты сделал сегодня и всегда делай так же.

С этими словами вербовщик шагнул за дверь…

Примерно через два часа, Джим Гэтуик ответил на последний идиотский вопрос анкеты и со вздохом положил карандаш.

— Кажется все, сэр.

— Все? Вот и отлично. Давай сюда.

Морской пехотинец передвинул к себе толстую пачку исписанных листков, достал очки, которые ему совсем не подходили — круглые стекла, желтая оправа — нацепил на нос, пробежался взглядом по тексту.

— Ты Гэтуик? — вдруг спросил он

— Да… так точно.

Морпех присвистнул

— Я был знаком с одним парнем, он служил в Кэмп Леджун. Его имя Том Гэтуик, не твой родственник?

— Это мой отец, сэр.

Морпех снял очки и положил их на стол.

— А не шутишь? И как он поживает?

— Торгует бензином и товарами для рыбалки и охоты, сэр. Все для фермеров.

— Интересно. А пенсию он получает?

— Да, сэр, за Залив. Его тогда признали ограниченно годным, он и ушел.

— Не шутишь — подвел итог морпех — давай руку. Сын ганни Гэтуика здесь всегда желанный гость. Хочешь служить как отец?

— Да, сэр — рекрут поморщился, рукопожатие было сильным. Очень.

Морпех покачал головой

— Не стоит. И знаешь почему? Твой отец служил так, как будто у него не одна жизнь, а по крайней мере девять. Его задница была везде, где было жарко как на адской сковородке. Во время Just Cause[10] он ринулся на штурм полицейского отделения, откуда по нам палили два десятка парней всего лишь с огневой группой. То, что он взял его и остался цел — чудо. А вот в Ираке ему не так повезло. Служи так, чтобы оставаться в живых, сейчас в Корпусе мало по-настоящему хороших парней. Все понял?