Змеев столб - Борисова Ариадна Валентиновна

Этот мужчина проскользнул в жизнь незаметно, вкрадчивым половодьем к лугу, – затопить, истрепать и схлынуть, оставив мусор и грязь… А она-то самоуверенно полагала, что ее нелегко обольстить! Оказалась ничем не лучше тех девушек с неживыми лицами, что смеялись в ожидании гибели у дома с разноцветными фонарями. Купилась на языковую приманку, на лукавые разговоры и пустоцветы неясных желаний, сама не зная, чего хочет и ждет!

Он поступил с нею хуже Железнодорожника из Вильно. Тот был хотя бы честен, прямо заявлял о своем желании, лез к телу, не в душу… Не притворялся другом!

Ее втянули в преступление. Сыграли на доверчивости так жестоко!.. Она получила незаконные деньги. Надо тотчас по приезде искать уроки, продать платье и сумку, работать с утра до вечера, чтобы к осени вернуть акционерному обществу жалованье, заплаченное ей ни за что…

Рассказать все отцу Алексию? Покаяться, – он поймет, одолжит, если заработанных денег недостанет. А как сообщить руководству фирмы, что Хаим знает язык и ее наняли напрасно? Что она скажет в конторе? «Простите, уважаемые, я обязана уведомить, что со мной, мистером Дженкинсом и с вами произошла неприятность. Нас всех подло обманул ваш сотрудник, поэтому я возвращаю свою зарплату за его ложь…»

Фу, какая глупость и гадость! Мария невольно засмеялась. Нет, лучше вернуть все до копейки ему. Вернуть и те деньги, что были потрачены на поездку и содержание никому не нужной переводчицы. Он, конечно, станет отказываться. И что тогда делать – припугнуть разоблачением? А как потом узнать, отдал ли он долг конторе?

Ложь опутывала и опутывала Марию тонкой паутиной.

Есть цена, есть меры длины, времени, веса, а чем измерить и оценить состояние души? Нет таких цен и мер… А Любек? Какая цена городу, который останется в ней навсегда, какая мера памяти о любекском небе в шпилях церквей, каналах и реках, летящей ввысь Мариенкирхе и музыке моря в храме Святого Якоба?..

Мария слышала, как ходит человек в соседней каюте, слышала даже звяканье ложки в стакане… Шаги прошелестели рядом с ее дверью, или почудилось? Должно быть, кок бежит в камбуз, решил проверить, все ли чашки сложены в кухонные рундуки, не разобьется ли что-нибудь, если начнется качка…

Кто-то робко постучал в дверь… Ну не повар же! У этого «кого-то» было имя, которое она очень надеялась когда-нибудь забыть.

– Мария, – донеслось из коридора, – я знаю, вы не спите. У вас свет горит.

Она не ответила.

– Я принес вашу сдачу из ресторана. И нам надо объясниться…

– Мне ничего не надо.

– Если вы не откроете, я буду стоять здесь до утра!

Вот и угрозы.

– Хоть до заговенья, – сказала она, стараясь говорить холодно и спокойно. – Мне все равно, где и сколько вы будете стоять, сидеть, ходить и заливаться соловьем.

– Вы хотите поставить меня к позорному столбу?..

– Я ничего не хочу.

– Ладно, я уйду, – вздохнул он, помедлив. – После того, как все расскажу вам.

– Все, что вы говорите, – ложь.

– Мария!.. Да, я знаю английский, и вы, очевидно, думаете, что я нарочно… Но я не нарочно! Я хотел, чтобы вы съездили… увидели мир… Я не мог придумать ничего лучше!

– Вы придумали для меня очень интересную прогулку, – согласилась она. – Не нарочно, а специально. Я благодарна вам за познавательные лекции. Обязана и за развлекательную политинформацию мистера Дженкинса… Деньги за поездку, вместе с теми, что были выплачены мне за так называемый перевод, я отдам осенью. Даже если бы вы действительно не знали английского языка, меня все равно возмущает столь крупная сумма за десять минут служебных переговоров. Я надеюсь, вы сами вернете мой незаслуженный заработок в контору и там объясните, в чем дело.

– Какие деньги! – простонал он хрипло. – Ну какие!

Она уже знала, что хриплым его голос становится, когда он взволнован. Хотя и это, может быть, трюк.

– Мария, общество «Продовольствие» грабит крестьян, наживается на труде заводских рабочих, вы не представляете, сколько денег оседает в карманах тех, кто не затрачивает на работу и десяти минут!.. У меня есть коммерческий нюх, наследственный, наверное. Мне известны такие секреты фирмы, что… Нет, я не о том говорю. Фирма перепродает товар, доставшийся ей за бесценок, весь мир бизнеса построен на колоссальной спекуляции. Не надо жалеть владельцев! Они вас и не поймут!

– Я не собираюсь уподобляться владельцам и наживаться на ком бы то ни было.

– Если это так для вас важно, я верну вашу сумму в контору из своей зарплаты.

– Хорошо. А осенью я верну деньги вам. Вы же достаточно богаты, чтобы подождать до осени?

– Я не богат, Мария. Я презираю роскошь так же, как нищету. Они – одинаковое зло. Поэтому я не богат… Но и не беден.

– Естественно. Вы не богаты и не бедны. Вы – равнодушны. Именно такие, как вы, обирают крестьян, зная, что в прошлом году был катастрофический неурожай по всей Литве. А потом крестьянские дети оказываются в приютах. Вы не знаете, какое оно – казенное обеспечение, не знаете, как безжалостно дети дерутся во время Рождества из-за кулька дешевых благотворительных конфет. – Она вдруг пришла в ярость. – И они вспоминают эти конфеты триста шестьдесят четыре дня до следующего праздника, если им еще посчастливится дожить до него!

Он замолчал.

– Нам больше не о чем говорить, – сказала она, понимая, что сильно его задела. Но между ними и впрямь не могло быть ничего общего. Он волен презирать богатых и бедных, потому что сам слегка бедный богач… она-то тут при чем?

– Мария! – позвал он. В голосе звучала обреченность.

– Что вам от меня нужно?!

– Мне от вас… нужны вы.

– Спокойной ночи, – сказала она утомленно.

Послышались странные звуки. Похоже, приглушенный стон и шуршание, как если бы кто-то сполз по двери вниз. Марию разобрала досада: да кончатся ли когда-нибудь эти фокусы!

– Простите, – прохрипел он новым срывающимся голосом. – Мне стало как-то… нехорошо… Не могли бы вы позвать доктора?

До нее доносилось тяжелое дыхание. Она подождала и засомневалась – игра или нет? Открыла дверь.

Хаим с закрытыми глазами лежал у стены. Тело скрючилось, лицо было зеленым, с прокушенной губы на подбородок стекала кровь…

Глава 11

Капля и море

Мария нашла судового врача в кают-компании. Выпуская клубы дыма, он сидел с боцманом за шахматной партией. На столе ершилась окурками бронзовая пепельница и лежала большая пачка папирос «Герцеговина Флор».

– На что жалуется? Когда это случилось? Почему не подошел раньше? – спрашивал доктор, размашисто шагая по коридору.

Мария еле поспевала за ним. Ни на один вопрос она не могла ответить.

Боцман побежал будить капитана, и вскоре возле лазарета собрался чуть ли не весь экипаж.

– Острый аппендицит, – сообщил врач после осмотра. – Вернуться в Любек мы не успеем, необходима срочная операция.

– Ну вот, док, ты все твердил – зря езжу, зря езжу, – проворчал капитан. – Значит, в Данциг мы не попадем, а ведь там уже готов груз!

– Забудь о Данциге! – махнул рукой доктор. – Ничего, груз с другим рейсом пойдет. Не дай бог, осложнение, если еще хорошо все кончится… – Обвел народ суровым взглядом: – Мне нужен ассистент.

– Я перевязывала больных в приюте, – тихо сказала Мария. Ни следа не осталось у нее от неприязни к Хаиму. В лазарете лежал человек, которому грозила смертельная опасность.

Врач распорядился:

– Две лампы сбоку… Юргис, мне нужно много кипяченой воды.

– Всегда бак кипятка держим на всякий случай, – доложил кок.

– Молодцы, – рассеянно отозвался доктор.

Мария завернулась в огромный халат, подвязала пояс ленточкой и убрала волосы под чистый колпак поваренка. Все было готово: хирургические инструменты в эмалированной кювете, бутылочка спирта, флаконы йода и эфира, еще какие-то пузырьки на стерильной салфетке.

Врач велел обработать спиртом руки и надеть марлевую повязку, когда Хаим открыл ввалившиеся глаза и остановил мутный взор на Марии.