Непристойная страсть - Колин Маккалоу

Собственно, его положение в обществе оставалось блестящим, хотя во время Депрессии средства его семьи сильно распылились. К счастью, у него был брат – биржевой маклер, благодаря которому семья устояла в кризисной передряге. Как и Нейл Паркинсон, полковник говорил безо всякого австралийского акцента; закончил он Ньюингтон, затем университет в Сиднее, но вся его последующая медицинская практика проходила в Англии и Шотландии, где он окреп и встал на ноги как врач. И теперь он предпочитал думать о себе как об англичанине, а не как об австралийце. Не то чтобы он по-настоящему стыдился, что он австралиец, нет – просто англичанином быть лучше.

Но уж если кого он и ненавидел от души, так это женщину, с которой ему предстояло встретиться. Сестра Онор Лэнгтри. Паршивая задавака, еще и тридцати нет, скорее всего; профессиональная медсестра, скажите на милость. Армейской выучки у нее нет, хоть она и была в армии с сорокового года. Не поймешь, что за баба; говорить умеет, и видно, что с образованием и с манерами, да и училась она в хорошей клинике – одной из лучших, где готовят сестер. А вот отдраить бы ее не мешало – не хватает ей чувства изящной почтительности, потому что не знает своего места. Собственно, будь полковник Доналдсон до конца честен с самим собой, он бы признал, что попросту боится ее до смерти. Каждый раз, готовясь встретиться с ней, ему приходилось собираться с духом, да что толку? Ей все равно удавалось накрутить его так, что он потом несколько часов не мог прийти в себя.

Даже занавеска из пивных крышечек раздражала его. Уж где-где, но только не в отделении «Икс» висеть такой штуке. Но старшая сестра, какая бы невоспитанная дубина она ни была, в этом отделении ходила на цыпочках. Это случилось в самом начале, когда отделение «Икс» только заселили. Когда старшая в очередной раз выступала перед сестрой Лэнгтри и одному из больных наконец надоело слушать ее нападки, он управился с ней потрясающе простым и действенным способом: неожиданно протянул руку и разодрал ей форму сверху донизу. Ясно, что субъект был безумный как мартовский заяц, и его немедленно отправили на континент, но с тех пор старшая была тише воды, ниже травы, и не дай бог чем обидеть больных из отделения «Икс»…

Лампочка, висевшая в коридоре, осветила высокую фигуру полковника Уоллеса Доналдсона, щеголеватого человека лет пятидесяти, с лицом, будто покрытым тифозной сыпью, как это обычно бывает у любителей спиртного. Над верхней губой у него топорщились аккуратно подстриженные усы военного образца, в то время как щеки и подбородок были тщательно выбриты. Он снял кепку, и в том месте, где край ее врезался в череп, на слипшихся седых волосах образовалась круговая вмятина, потому что они давно уже потеряли свою густоту и жесткость. Глаза его были выцветшего голубого оттенка и слегка навыкате, но чувствовалось, что когда-то полковник был красивым мужчиной, к тому же он сохранил хорошую фигуру, плечи его были по-прежнему широкими, а живот почти плоским. В безупречно сшитом костюме строгого покроя он выглядел весьма внушительно, теперь же в столь же безупречно сшитой форме он был похож на маршала в большей степени, чем сами маршалы.

Сестра Лэнгтри тотчас вышла ему навстречу, провела в свой кабинет и проследила, чтобы он удобно устроился в кресле. Сама она при этом осталась стоять. «Очередная уловка, – возмущенно подумал он. – Еще бы, это единственный способ для нее смотреть сверху вниз».

– Прошу простить меня, сэр, за то, что вытащила вас сюда, но дело в том, что этот парень… – она подняла повыше документы, которые уже держала в руке, – поступил сегодня, и, поскольку вы ни о чем мне не сообщили, я предположила, что вы не в курсе его прибытия.

– Садитесь, сестра, да садитесь же наконец! – сказал он тоном, каким обычно призывают к порядку непослушных собак.

Она уселась в кресло, не возражая и не меняя выражения лица. В своей серой куртке и серых штанах она была похожа на курсанта на дежурстве. Первый раунд закончился в пользу сестры Лэнгтри: она спровоцировала его первым проявить грубость.

Она молча протянула ему бумаги.

– Нет, я не буду смотреть сейчас его документы! – брюзгливо отмахнулся он. – Просто расскажите вкратце, о чем там идет речь.

Сестра Лэнгтри взглянула на него внимательно, но без всякой обиды. Давно еще Льюс, впервые увидев его, прозвал его полковником Чинстрэпом[2]. Кличка подошла как нельзя лучше и так и осталась за ним. «Любопытно, – думала она, – знает ли он о том, что весь личный состав Базы номер пятнадцать называет его так за спиной? Скорее всего, нет. Простить издевательское прозвище не в его характере».

– Сержант Майкл Эдвард Джон Уилсон, – ровным тоном начала она, – которого я в дальнейшем буду называть Майкл, двадцати девяти лет, находился в действующей армии с самого начала войны. Он воевал в Северной Африке, Сирии, Новой Гвинее, на островах. Участвовал во многих крупных операциях, но не проявлял никаких признаков душевной нестабильности, вызываемой личными переживаниями. В действительности это прекрасный солдат, мужественный и смелый человек. Был награжден медалью «За боевые заслуги». Три месяца назад в тяжелой схватке с врагом был убит его единственный близкий друг, после этого он замкнулся в себе.

Полковник Чинстрэп испустил долгий страдальческий вздох.

– О боже, сестра, давайте побыстрее!

Не моргнув глазом, она продолжала:

– Предполагается, что Майкл повредился в рассудке после сомнительного инцидента, имевшего место в лагере неделю назад. Между ним и другим сержантом состоялась драка, что было весьма необычно для обоих. Если бы вокруг не присутствовали люди и не оттащили Майкла, похоже, тот, другой, был бы мертв. Единственное, что сказал Майкл по этому поводу, это что он хотел убить и убил бы этого человека. Он каждый раз повторял это, но больше ничего не говорил. Когда командир попытался выяснить подоплеку всего этого дела, Майкл отказался что-либо объяснять. Но его противник поднял большой шум. Он обвинил Майкла в попытках склонить его к гомосексуальным действиям и настаивал на трибунале. Похоже, что погибший друг Майкла имел явные гомосексуальные наклонности, но что касается самого Майкла, тут мнения разделились. Пострадавший и его сторонники утверждали, что те двое были любовниками, но подавляющее большинство в части настаивало с такой же твердостью, что Майкл проявлял к погибшему исключительно дружеские чувства и защищал его в случае необходимости. Командир батальона прекрасно знал всех троих, так как и Майкл, и двое других уже давно находились под его командованием: Майкл и его погибший друг – с момента формирования батальона, а сержант – с Новой Гвинеи. По его мнению, Майкла не следовало отдавать под трибунал ни при каких обстоятельствах. Он предпочел думать, что с ним случилось временное умопомешательство, и отдал приказ об освидетельствовании его на медицинской комиссии, которая пришла к выводу, что действительно имело место душевное расстройство.