Без помощи вашей - Роман Евгеньевич Суржиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 4. Монета
Поздний март — ранний апрель 1774 года от Сошествия
Северо-восток герцогства Альмера
Лучшая забава — люди. Хармон Паула Роджер всегда любил меткие поговорки.
Из года в год он колесил одним и тем же кругом: восточная Альмера, Земля Короны, Южный Путь, Веселые острова, Земля Короны, восточная Альмера. Одинаково пыльные дороги летом, одинаково грязные — весной; городки и села, замки — они рознились на первый взгляд, но по сути — все одно. Хармон умел читать, но не любил, да и жалел денег на книги. Хармон любил выпить, но сдерживался в дороге. Рыжие тяжеловесы шли медленно, волоча грузные фургоны торговца, мили вползали под колеса одна за другой, без конца. Иной бы завыл от скуки на его месте, сменил ремесло. Хармон же находил развлечение в своей свите.
К примеру, его забавляло смотреть, как бранится с женой Вихорь — темноволосый патлатый крестьянин, служивший Хармону конюхом и грузчиком. Вихорь вечно ворчал на Луизу — себе под нос, но так, чтобы жена слышала:
— Лепешку дай… Снова черствая, зубы обломаю. Сушишь ты их, что ли. По голове бы дать такой лепешкой… Куда пошла? В реку купаться? Ты что, мелкая? Бабеха старая — и туда же, купается! Скоро кожу с себя смоешь… Лучше воды принеси, штаны мне постирай. От грязищи уже что твои ходули — не гнутся. Пошли Сару за молоком на хутор. Денег нет? У хозяина попроси. Чего я должен. Ты женщина, вот и проси.
Луиза отвечала редко, зато громко и смачно:
— Господин нашелся! Раскомандовался! Закрой коробочку, господин! Хотела бы господина, не за тебя бы пошла!
Потом перебиралась на полдня в другую телегу и выкрикивала оттуда что-нибудь обидное, если изобретала. Могла при случае запустить в мужа яблоком или кружкой.
Вихренок при этом пытался помирить родителей и попадал под горячую руку, а хитрая Сара — десятилетняя дочка конюха — поддакивала одному из родителей против второго и часто получала угощение.
Забавлял Хармона и старый пьянчуга Доксет — больше возница, нежели охранник. Он обожал травить байки о своем славном военном прошлом. Точные обстоятельства того времени он помнил туманно, однако нимало не смущался, а выдумывал подробности прямо по ходу рассказа. Например, Доксет не раз рассказывал, как бился против болотников на берегу могучего Сидара. Вот только первоначально он сражался топором и зарубил пятерых мечников в кольчугах, а в прошлом году сообщил, что дрался копьем и заколол оруженосца, а рыцаря спешил; теперешней же весной выяснилось, что Доксет сам чуть не утонул на переправе, когда кто-то из благородных всадил ему в плечо арбалетный болт, и, выбравшись на берег, он вырвал болт из плеча и увидал, что оперение сделано из чистого серебра.
Частым слушателем Доксета бывал Вихренок. По первой паренек удивлялся расхождениям в рассказах, а затем привык, уразумел, что на войне ведь всякое бывает, на то и война. С тех пор Вихренок частенько донимал Доксета вопросами, вроде:
— А случалось тебе драться верхом? А булавой? А если конь тебя копытом по шлему ударит, что будет? А герцога или графа видал вблизи? А доспехи у них какие? А стрелу можно в полете поймать?
И старый солдат, недолго думая, отвечал, что стрелу поймать можно, но надо левой рукой и поближе к оперенью; что графа от герцога отличить легко: у графа серебряный герб на плече, а у герцога — золотой на груди; что в битве при Лоувилле наемничий жеребец так угостил Доксета копытом по лбу, что шлем вмялся и не снимался с головы, но ничего, башка не треснула, только звезды увидал и неделю есть не мог, лишь воду пил.
Снайп — тот был развлечением иного рода. Извечно смурной, он ничего не говорил о себе, хотя Хармон и без того давно знал, что Снайп — дезертир, и в родных землях его ожидает кол или виселица. Снайп мог молчать целыми днями, а глядел порою так хмуро, что встречные крестьяне принимали его за разбойника и шарахались с дороги. Однако временами что-нибудь, какое-то незначительное событие вдруг навеивало ему мечтательность. Снайп тихо вздыхал и скреб ногтями щетину на щеках, а вечером выпивал пару кружек вместе с Доксетом и говорил: «М-да, жизнь…». Так случалось, например, когда Снайп глядел на перебранки Вихря с Луизой. Дезертир не прочь был бы и сам побраниться с женой, чтобы та поорала всласть и запустила в него чем-то, а он дал бы ей оплеуху, а после завалил на пол и задрал подол… Так, по крайней мере, представлял себе ход Снайповых мечтаний Хармон Паула Роджер.
Однако, со дня отбытия из Смолдена, все прежние забавы померкли и отошли назад против того любопытнейшего зрелища, какое являл собой новый наемник.
Самим своим приходом Джоакин внес немалое оживление в жизнь Хармоновой свиты. Он отрекомендовался следующим образом:
— Джоакин Ив Ханна. Я — новый щит вашего хозяина.
После чего пожал руки мужчинам, потрепал по головам детей и с хозяйским видом прошелся вдоль обоза, разглядывая, что где, как устроено, хорошо ли уложено. Хармон даже заподозрил было, что вот-вот получит пару ценных советов и важных замечаний, однако после осмотра Джоакин лишь одобрительно покивал. Остальная свита скучилась поближе к хозяину и принялась весьма вопросительно молчать.
— Я нанял третьего охранника, — сообщил Хармон. — Жена любит мужа, а монета — меч.
Вихренок восторженно хрюкнул, Луиза улыбнулась. Конюх проворчал:
— А стряпать-то тебе, жена, побольше придется. Может, хоть теперь расстараешься.
Снайп бросил: «Ну…» — не так, чтобы с ревностью, а быстрее, с сомнением. Доксет же растерялся и не сказал ничего, но первым подкрался к новенькому и стал кружить около него, пристрастно разглядывая. Следом пошли на сближение и остальные.
Едва обоз тронулся, Джоакин определил себе место: чуть впереди головного фургона, которым правили поочередно Хармон и Снайп, немного слева. Это была гибкая и удачная позиция. В безлюдных местах Джоакин мог придержать кобылу, поравняться с фургоном и поделиться с хозяином той или иной своей ценной мыслью.
— Что за дорога такая? Не дорога, а одни ямы. Здешнему лорду надо бы о ней побеспокоиться, а то позор же, — говорил Джоакин не так, будто жалуется, а
