Край моря - Татьяна Алхимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – Ивар опустил голову, ощущая тяжесть своей вины в стократном размере. Раны на руке и груди заныли, ладони жгло. – Жемчужина слишком важна для Океана. Так просто мне её не получить. Отшельники помогли советами и делом. Остался только один обряд. И о нём я пришел просить тебя, – он помолчал, собираясь с мыслями. – Похорони меня. И забудь. Живи так, будто не было сына у тебя никогда. Не произноси имя. Не ходи к морю… Пока я не вернусь.
– Я не стану тебя хоронить. Мне хватило твоего отца. Даже не проси, – она отвернулась к плите и затихла.
– Это не просьба. Сегодня к вечеру я должен уже быть в море. Все обряды пройдены, остался один. Без него всё будет бессмысленно, понимаешь? И смерть отца тоже тогда потеряет всякий смысл. Я должен найти жемчужину.
– Кто тебе сказал, что ты должен? Почему ты уверен, что найдешь её? Потому что отшельники так сказали? – Ивар видел, как мать едва сдерживается. Ещё мгновение, и она либо разрыдается от бессилия и страха, либо бросится на сына с кулаками.
– Потому что я знаю. Знаю, что никто другой не справится с этим. Только я. Сын Кмара. Потомственный моряк. Мне благоволят лесные духи. Я дал обет безбрачия, прошел обряд нанесения карты и знаю то, чего не знал ни один моряк до меня. Легенды и предания не врут. Но ведь ты знаешь тоже! И всегда знала, что найти жемчужину не умерев, не разорвав все цепи, связывающие человека с сушей, невозможно! Ты надеялась, что отец бросит эту затею и останется жив! Но Океан решил иначе. Мама… Неужели ты хочешь, чтобы и моя душа навеки осталась там, за краем?
– Это жестоко! – выкрикнула женщина и бросилась к Ивару. Он поймал её в объятия и с силой прижал к себе.
– Успокойся… Я принял решение. Уважай его, прошу тебя. Иначе всё зря. Столько людей верит в меня – ребята, команда, Аника. Это шанс для всех нас, для всех людей. Мама! Это счастье для всех, слышишь?
– Слышу… – тихо прошептала мать, всё ещё цепляясь за рубаху сына. Она проиграла и понимала это.
– Если так нужно, то мы сделаем всё, как ты просишь, – внезапно заговорила бабушка. Она незаметно подошла к Мусе и стояла, опершись на его плечи. – Мы живем с этой правдой, что сын, муж, отец, брат могут уйти в море и не вернуться. Каждый раз прощание, как маленькие похороны. Если мы должны отпустить нашего Ивара совсем, мы сделаем это. И он вернется. Обязательно вернется.
Все посмотрели на неё, Даг сжал губы так сильно, что их не стало видно, Муса предпочитал просто не дышать. Ивар усадил мать на стул и опустился подле неё на колени. Она поглаживала его голову, смотря перед собой невидящим взглядом. Спустя минут пять тишины, раздалось тихое пение. Колыбельная. Старинная колыбельная, которую пели в семьях моряков. Тихий, дрожащий голос любящей матери пел о том, как детская колыбель качается на волнах, даря успокоение и сладкие сны, как тучи рассеиваются, и морская гладь серебрится в лунном свете. По щекам женщины текли слезы, соленые и горькие, как Океанская вода. Ивар закрыл глаза и вспоминал своё детство, первые попытки поставить парус, завязать морской узел, первую бурю, улов, первое возвращение домой. Но все эти воспоминания стирались призрачными видениями той ночи, что они провели вместе с Аникой. Вместо голоса матери Ивар слышал напевы отшельницы. Она тоже пела колыбельную. Обе эти женщины любят его, и именно поэтому он вернется.
Сколько они просидели, слушая тихое пение – неизвестно. В какой-то момент бабушка разлила по кружкам вино, все выпили, и молча стали готовиться к обряду. Даг и Муса собрали вещи Ивара и ушли закапывать их, пока остальные готовились дома. Ивар сотни раз видел, как проходит погребение моряков, но не думал, что сам будет похоронен заживо. Он умылся, причесался, осмотрел свою опустевшую комнату и покинул её, чтобы попрощаться с родными. Муса сторожил снаружи дома: на улице собирались зеваки, жаждущие увидеть Ивара своими глазами.
Даг вернулся с десятком матросов и сосновыми погребальными носилками. Народ зашумел, не понимая, что происходит. Следом за Дагом показалась Аника, Муса поймал её под руку и проводил в дом.
– Ивар, – первым делом отшельница подошла к нему, словно не замечая никого вокруг. – Нам нужно прощаться. Здесь и сейчас.
– Прощай, Ани… Аника, – он с трудом произносил слова, словно ребенок, только научившийся говорить, – ты моя жемчужина…
– Прощай. Чтобы ни случилось с тобой там, в Океане, знай, что я дождусь тебя. Мы всё равно встретимся, рано или поздно. Помни, дева коварна, бури не так страшны, а жемчужина твоя по праву. Не забывай про карту. Всё самое важное, все ответы и ты сам – здесь, – она приложила руку к его груди и замолчала, прикрыв глаза. – Прощай, Ивар.
Аника убрала руку и низко поклонилась ему, заливаясь горючими слезами, рыдая в голос. Ей вторила бабушка, крепко обняв внука; она так же отошла в сторону, пропуская мать. Никто больше не проронил ни слова. Женщины в слезах вышли из дома, отворив дверь, и зарыдали ещё громче.
Матросы уложили Ивара на носилки и вынесли из дома. Он лежал, смотря в серое небо, слышал, как надрывно плачут три женских голоса, и вспоминал, как провожали его отца в последний путь. Для Ивара же этот плач значил только начало пути, его сердце и разрывалось от тоски, и ликовало!
Когда матросы вынесли Ивара на широкую улицу, плач прекратился. Толпа жителей деревни молчаливо провожала процессию к морю. Там, у каменного причала, где гигантские ступени спускаются в морскую пучину, капитана ждал его корабль, пропитанный не черной смолой диких слив из Северных лесов, а промазанный смолой нежной акации, самый легкий и красивый корабль из всех, которые когда-либо отчаливали от этого берега. А нос его украшала прекрасная морская дева с жемчужиной в руках.
Ивару вдруг представилось, что несут его вовсе не матросы, а большой кит. Несет его далеко-далеко за море, на берег с жемчужным песком, в край вечной радости. Так и будет – все смелые и сильные моряки попадают туда. Шум Океана становился громче, с неба снова посыпались мелкие водяные капли, они попадали Ивару на лицо, заливая глаза, но он не закрывал их. Совсем скоро вокруг не будет ничего, кроме воды: она окажется и под ногами, и над головой, и даже внутри. Темная, солёная, тяжелая, ледяная