Слезы Магдалины - Екатерина Лесина

– Ох ты боже ж ты мой! Засиделися! А мне-то, мне отдыхать пора... старая уже. Больная. И ты, девонька, иди. Иди.

На улице окончательно стемнело, заморосил мелкий снег пополам с дождем. Вдоль заборов легли узкие полосы сугробов, которые к утру или смерзнутся, или растают. Луна скрылась за тучами, и Алена, выбравшаяся на улицу, вдруг поняла, что ей страшно.

Серое небо, черные дома, дорога, которой не разглядеть. Тени. Взгляд натирает спину, гладит затылок, словно примеряясь, как бы половчее в волосы вцепиться. А под ногами черным пятном мечется разбойник-Васька.

Она заставила себя сделать первый шаг. И второй. И даже отсчитала десять, когда давление чужого взгляда стало невыносимым. Ее буквально парализовало. Алена стояла посреди дороги, не в силах пошевелиться. Руки свинцовые. Ноги ватные. Сердце в животе колотится, к горлу подскакивая. Дышать нечем.

И на помощь не позовешь – онемела.

Кот заурчал и, поднявшись на задние лапы, пропорол когтями джинсы.

– Ай! – К Алене разом возвратился дар речи и способность двигаться. – Ты что делаешь? Нет, стой, спасибо. Правильно. Пойдешь со мной?

Васька крутанулся на месте и нырнул в темноту. К забору? К бабке возвращается? И Алена вернется. Неудобно, конечно, старого человека беспокоить, но... но не оставаться же здесь! Да она ненадолго. Просто фонарик попросит. Скажет, что дорогу развезло и боится упасть.

А если фонарика нет, то хотя бы свечу. Свечки в этом хранилище хлама просто обязаны быть!

Назад Алена шла медленно, то и дело оборачиваясь, пытаясь понять, наблюдают за ней или ей просто кажется, что наблюдают. Вокруг было тихо, только земля похрустывала под ногами и свежий снег хлюпал, превращаясь в грязь.

А баба Гэля не спала: из-под ставен пробивалась узкая полоска света. И когда Алена была уже у забора, дверь распахнулась, выпуская человека.

– И чтоб без обману мне! Гляди, а не то все расскажу! – донесся визгливый старушечий голос.

Алена отскочила, упала, зацепившись за доску, скатилась в низенькую канавку у дома и замерла, скукожившись.

– Ты ж мене знаешь, – продолжала дребезжать бабка уже где-то рядом. Провожает гостя? Правильно, не отдыхать она собиралась, а ждала кого-то. И часы навела. Никто не ложится спать по звонку. По звонку просыпаются...

– Я ж тебе, шалопаю, помогала, как умела. Жалела...

Старухи часто днем спят, а ночью бессонницей мучаются. Наверное, баба Гэля тоже спит по вечерам. А сегодня у нее встреча, которую никак нельзя проспать. Вот часики и навела. Она же не знала, что Алену встретит.

Домой пригласит.

Разговорится.

А потом выставит, чтобы Алена случайно не увидела... кого? Того, кто ее мучает? Того, кто собирается убить? Но кто он, самозваный охотник на ведьм?

Жалко, голоса не слышно. И разглядеть удалось лишь, что высокий и плотный. Или кажется, что плотный? Может, дело не в нем, а в куртке? Сейчас многие носят пуховики.

Например, Влад.

Уехал? Или просто соврал, что уехал?

– А про Фимку слышал? Померла! Повесилася! А такая баба была, строгая... что, не помнишь? Все вы быстро забываете. Ох жалко ее...

Наверное, нужно было выскочить и потребовать объяснений. Пригрозить милицией. Плюнуть, в конце концов, в рожу этого урода!

Или хотя бы рассмотреть получше.

Или тайком пойти за ним, узнать, где обитает...

Наверное, много всего можно было сделать, но Алена просто сидела в ямине, свернувшись калачиком, и молилась всем святым сразу, чтобы ее не заметили.

Часть II

СКИТАНИЯ

Год 1691-й

Вопрос 5: Многих несчастных осудили за то, что на их теле обнаружили какие-то соски, однако всем известно, что немало людей, в особенности в преклонных летах, страдают от бородавок на разных частях тела и прочих естественных наростов, которые происходят от геморроя, деторождения и других причин, и лишь на этом основании один человек в компании одной женщины решает объявить подозреваемого виновным или оправдать.

Ответ: Те, кто выносит суждение, в состоянии доказать его основательность кому угодно и привести причины, почему такие отметины не только противоестественного свойства, но и не происходят ни от одной из тех причин, которые указаны выше. Что же до решения, которое они якобы принимают с глазу на глаз, то это ложь и неправда, ибо нет ни одного человека, которого осудили бы только на основании обнаруженных на его теле отметин. Каждый раз, когда осматривают мужчину, делают это в присутствии не менее дюжины самых надежных и здравомыслящих обитателей прихода, а когда осматривают женщину, то присутствуют опытнейшие женщины и повитухи, и все они, а не только обнаружитель и его помощники, подтверждают подозрительный характер найденных отметин, и все, включая зрителей, выражают свое неодобрительное к ним отношение и соглашаются, что эти знаки не могут происходить ни от одной из упомянутых выше причин.

Помойка кишела крысами. Серые и черные тела, голые хвосты, визг и кровь.

– Смотри, – человек в добротном черном плаще и шляпе, низко надвинутой на глаза, остановился. – Смотри, Бетти, внимательно.

Бледная девочка с золотыми волосами послушно остановилась. В серых глазах ее отразились и грязные стены переулка, и задний двор таверны, и крысиная война, но тонкое личико осталось неподвижным. Ни отвращения, ни страха – ничего.

– Они как люди, – продолжал человек, выпустив руку девочки. Теперь он опирался на трость, которой время от времени ударял по камням, метя в крыс. Те, вдруг теряя агрессивность, отбегали и скрывались в дырах между домами. – Душат друг дружку за кусок еды. Правда, люди душат не только за еду. Понимаешь?

Девочка кивнула.

– Не понимаешь, не ври, – человек раздраженно стукнул тростью по черному ботинку. – Соглашаешься... нужно мне твое согласие... Люди – твари. Им еды мало. Веру крадут. Надежду крадут. Любовь крадут. Тебя вот пытались украсть... но я не дал! Не дал я!

– Да, отец.

Голос девочки почти утонул в уличном шуме, но человек расслышал. Закашлялся, отворачиваясь, а после бодро заковылял прочь.

Идти было недалеко: улочка вывернулась, выплеснулась на грязную пристань и оборвалась. Человек пересек мостовую, обматерив невнимательного кучера и сонную лошадь, разрушил муравьиную цепь грузчиков, чем вызвал поток брани, и, добравшись до причала, замер. Теперь его взгляд был устремлен на море.

– И тут грязь. Везде грязь, – он даже не обернулся, чтобы проверить. Знал – никуда Бетти не денется. И она, подтверждая знание, печальной тенью стояла сзади. – Смотри, Бетти, хорошенько смотри.

Она смотрела. На суету, которая мало отличалась от крысиной возни, разве что люди не пищали. Они орали, визжали, хохотали, пели, стонали, умоляли о милостыне. Молча сновали в толпе, облегчая чужие карманы. Люди волокли ящики и катили бочки, забивая корабельные трюмы. Люди выволакивали груды соленой и свежей рыбы, овощей и фруктов, заражая воздух зловонием.

Люди были повсюду.

Бетти больше нравились корабли.

– Мы уедем отсюда, милая моя, – человек вдруг заговорил ласково, и девочка вздрогнула. – Скоро уже уедем. На край мира, куда все это не доберется...

Широкий жест, и крыло плаща распласталось в воздухе. Бетти отступила. На шажок, крохотный шажок, такой, чтобы он не заметил.

– Земля обетованная, рай на земле...

– ...па-а-аберегися! С дороги! С дороги!

– Эй, красавчик, хочешь...

– Подайте, Господа милосердного ради...

– ...невинна незнанием, не оскорблена грехом...

– Эй, ты чего застыл? Чего? Двигай! Я те толкну! Я те...

Широкоплечий грузчик, изрезанный шрамами, словно книга письменами, на скандалиста и не глянул. Зачарованный, он не сводил глаз с бледнолицей девочки. И очнулся лишь тогда, когда странная парочка исчезла.

– ...и мы будем счастливы в этом раю. Понимаешь?

Бетти кивнула. Она всегда соглашалась с ним. Так безопаснее.

Шхуна «Элизабет» вышла в море на третий день. Дряхлая и скрипучая, брюзгливая, как все старухи, она была еще крепка и, поймав попутный ветер грязными парусами, бодро заскакала по волнам. Спустя неделю отчалил и голландский «Герб Гамбурга». Солидный и медлительный, он вез ткани, дамские наряды, виски, десяток коров, парочку кобыл и весьма странного пассажира.

Впрочем, матросы были нелюбопытны.

– Смотри, Бетти, смотри! – Человек стоял, вцепившись в борт, и смотрел на берег. Лицо его, загоревшее, побледнело, выдавая склонность к морской болезни, губы потрескались от соли, а глаза покраснели. Однако человек был упрям.

– Разве этот мир не прекрасен?