На краю одиночества (СИ) - Демина Карина

Ольга отбросила прядь волос.

– А ты не хочешь?

– Не хочу. Не то слово… я взрослый человек, я сама способна решить, что мне делать и как мне жить. И нужно ли мне замуж или нет. Я знаю, что на самом деле ему плевать и деньги нужны. Раньше матушка помалкивала, а тут заявила, что он прав. Достали!

Ольга вскочила.

И села.

– Не поддавайся ему… все цветы и прочее… такая же ложь, как и с остальными…

– И часто он ездит?

Ольга обернулась на этот голос, а в руке ее вспыхнуло белое пламя, правда, тотчас погасло.

– Добрый день, Анна, – Александр выглядел потрепанным и несчастным, впрочем, сейчас Анна была почти уверена, что это обычный его вид. – Добрый день…

– Ольга, – представилась Ольга, спрятав обе руки за спину. – Извините.

– Это вы меня извините, – Александр изобразил поклон, который почему-то показался Анне издевательским. – Мне не следовало подкрадываться вот так, и уж тем более подслушивать чужие разговоры. Однако, как показывает опыт, чужие разговоры иногда содержат много крайне полезной информации.

Ольга только и смогла, что кивнуть.

Она разглядывала Земляного с живым интересом, не собираясь его скрывать. И кажется, мастер смутился. Определенно, смутился.

Взгляд отвел.

И дернул крупную медную пуговицу, которыми была украшена нелепая его куртка.

– Там, – Анна указала на угол. – Вы не могли бы постоять вот там? Гортензии не слишком любят темную энергию.

Земляной послушно отступил в указанный угол, а после и вовсе сел. На землю. Шевельнул хвостом Аргус, приветствуя создателя, правда, на всякий случай оскалился, словно показывая, что благодарность благодарностью, а долг долгом.

– Вам… может… воды принести? Или лимонада? – Ольга поспешно пригладила волосы руками, правда, тут же вспомнила, что руки эти не слишком чисты и вновь спрятала их за спину. – Я схожу… я помню, где кухня.

– Сходите, – согласился Земляной, тоже разглядывая ее, правда, исподтишка, изо всех сил пытаясь выглядеть безучастным.

– Так воду? Или лимонад?

– Воду. И лимонад. И… молока, если можно.

– Молоко в леднике, – Анна занялась пересадкой. Горшочки со смесью она заготовила загодя, оставалось лишь воткнуть веточку и поделиться с ней силой, инициируя рост корневой. Несколько дней в зоне высокой влажности, и растения можно будет перенести в обычные условия.

А к осени будут готовы на высадку.

Ольга убежала.

– С Глебом все… – странное беспокойство мешало сосредоточиться на работе. – В порядке?

– В порядке, – согласился Земляной. – В полнейшем. Спит. Ночь тяжелая. Утро тоже. Вот и прилег. Не волнуйтесь, для нас обычное дело. Я вот выспался и решил вас навестить.

Он вновь крутанул пуговицу, а Анне подумалось, что с этакой привычкой пуговицы надо пришивать особенно прочно.

– Охрану я не потревожил. Не смотрите так, для большинства ее вполне хватит, но… у меня особые таланты. Родовые, чтоб их… – Земляной почесал переносицу. – Вам еще долго? Хотелось бы, знаете ли, еще раз взглянуть на проклятье. Имеется ощущение, что я что-то да упускаю, да… а эта ваша знакомая, как давно она знакомая?

– Недавно.

Земляной кивнул.

–   Светлая,   –   сказал  он  с   непонятным   раздражением.   –  Вы  знаете,   что   светлым   настоятельно  рекомендуется  выбираь   в  пару   человека  с  аналогичным   даром.   А   вот темным – с противоположным. Темные пары тяжело уживаются. Характер у нас большей частью сложный. И дар в детях, если и появляется, то слабый. Темной вообще тяжело беременеть… потому ведьм еще меньше, чем нас. А вот в паре темного и светлой чаще всего появятся одаренные дети. Правда, характер наследования непредсказуем, но точно установлено, что сила дара в большинстве случаев возрастает. Если же речь об обыкновенном человеке, то дар просто передается. И поэтому многие темные предпочитают связывать жизнь именно с обыкновенными людьми.

– Теперь буду знать, – Анна перебирала тонкие плети. Этот разговор… был совсем не о том, о чем принято говорить.

– Мне запрещено вступать в брак с обыкновенным человеком. И с темной. А вот светлые… у моего деда есть список подходящих невест.

– Сочувствую.

– Хоть кто-то правильно понял, – проворчал Земляной, отпустив пуговицу. – Скажите вашей подруге, что я – плохой вариант. Очень плохой вариант… мы все… не совсем нормальны. Тьма оставляет отпечаток. На ком-то едва заметный, который проявляется лишь в дурном нраве, кому-то везет меньше. Иногда она сводит с ума.

Это Земляной произнес задумчиво.

– Моего отца свела. И не только его. Я в принципе не хочу жениться. Не хочу заводить детей, потому что наш семейный дар – это скорее проклятье, а кому хочется, чтобы дети были прокляты. Правда, я не уверен, что мне позволят быть свободным, но… если уж так, то лучше выбрать ту женщину, с которой можно договориться.

– Это как?

– Обыкновенно. Я уже и проект составил, – Александр явно оживился. – О встречах. И о том, что как только появится наследник, я добьюсь права с раздельным проживанием. Хотелось бы развод, но… мне его не дадут. А так… я определю содержание и неплохое, чтобы она ни в чем не нуждалась. И если вдруг у нее кто-то появится, то препятствовать не стану. Я даже готов признать тех, других детей, хотя и без права наследования. Но это не от меня зависит, оно уровнем дара определяется. Как-то вот… так что… ваша подруга не подходит.

– Почему? – раздался возмущенный голос Ольги.

– Слишком эмоциональна.

– Я?!

– Вы.

Он смотрел на Ольгу снизу вверх, но при всем том снисходительно, всем видом показывая, что понимает ее неспособность принять столь простые и очевидные вещи.

– Болван, – Ольга протянула кувшин с молоком. – Пейте, окажите любезность…

– С превеликим удовольствием… вам нужен супруг, который с пониманием отнесется к этой вашей… чрезмерной эмоциональности.

– Нет у меня никакой чрезмерной эмоциональности!

– Это вам так только кажется.

– Кажется?!

– Именно. Вот зачем вы на меня кричите?

– Я кричу?!

– Вы!

– Я не кричу! – Ольга топнула ножкой. – Просто вы… вы… с этими вашими договорами… прямо как мой братец. Тот тоже думает, что все можно запихнуть в рамки договора. Да… а на самом деле… на самом деле сердцу ведь не прикажешь!

– Вы просто не пробовали.

Александр прижал кувшин к груди. Он держал его нежно, трепетно даже, будто и не кувшин, а величайшую драгоценность.

– А зачем? Вот зачем все это?! Пробовать… запирать. Заслоняться от мира договорами? Зачем притворяться, будто чувств не существует? Придумывать что-то… и мучиться. Думаете, я молода и глупа? Ничего не понимаю? В том и дело, что я все вижу и все понимаю. Сначала договор, который по сути ложь и притворство, потому что является сделкой. Потом лжи становится больше и больше… ненужный брак. Надоевший муж. Дети, которые появились на свет, потому как положено, чтобы были наследники. А на деле никому-то до них дела нет. Или наоборот, их начинают подгонять под эти самые правила, готовить к тому, что, когда они вырастут, должны будут продолжить семейную традицию быть несчастными… знаете, сколько я повидала таких семей? О, маменька и в изгнании вела весьма активную светскую жизнь. Я видела все. И лицо, и изнанку. Женщин, которые пьют и спят с  прислугой только потому, что больше заняться нечем. Мужчин, которые их ненавидят… это отвратительно!

– А что не отвратительно? – тихо поинтересовался Александр. – Большая любовь? У обоих и сразу? Редко бывает, да и все равно кто-то любит больше. Один жертвует, всегда жертвует, а другой принимает жертвы. Сначала небольшие, но постепенно… власть над кем-то развращает, ее всегда мало. И хочется больше и еще больше, и вот уже любовь ушла, а власть осталась.

Губы Ольги задрожали.

– И эта власть… кто-то сумеет остановиться, но чаще всего нет. Просто это величайшее искушение… моя мать любила моего отца, а он пользовался ее любовью. Он ее уничтожил. Сначала как личность, потом… дед, конечно, был не рад, что я добрался до тех документов, но я должен был знать. Хотите, расскажу, как он ее убивал?