Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Таким образом, в самом существе христианства дано было основание для того, что христиане не только существовали в отдельных государствах, но и образовали из себя единую Церковь, разрушившую национальные преграды; отсюда явилось исторической необходимостью и возникновение особой христианской литературы, которая не обнимается узкими рамками национальности и является выражением не духа того или иного народа, но духа так или иначе понимаемой христианской религии, — к ней должно причислить все, что представляет самостоятельное произведение христианского писателя, поскольку оно имеет христианское содержание и проникнуто христианскими интересами. Если же пойти дальше и внимательнее присмотреться к этой последней — христианской письменности, то среди ее произведений отчетливо выделится ядро этой литературы, самое обширное по объему и глубокое по содержанию, которое составляют произведения вполне определенного направления, выражающие определенное религиозное сознание, именно — христиански–церковное. Как литература известной нации, раз в ней духовная жизнь достигла известной степени развития, может и должна быть рассматриваема как отображение всей жизни нации в различных ее сторонах и на разных ступенях ее исторического развития, так то же должно сказать и в отношении к церковной литературе. «Каждый литературный деятель, будет ли он светским или церковным деятелем, непременно выражает в своих произведениях известную сторону современной ему жизни; светский литературный деятель служит выразителем чисто светских, семейных или общественных идеалов и стремлений своего времени, церковный литературный деятель служит выразителем чисто церковных, нравственно–религиозных идеалов и стремлений своей эпохи»[82]. Поэтому главнейшие и существеннейшие интересы, которыми жила Церковь, церковные нравственно–религиозные идеалы и стремления каждой эпохи находили свое выражение в ее письменности. Поэтому с полным правом можно утверждать, что история христианской церковной литературы более или менее ясно (в зависимости от количества и качества дошедших памятников ее) показывает проявление свойственных каждому периоду особенностей жизни Церкви в ее многоразличных отношениях. В ней нашли отражение и оставили следы все направления и течения, которые обнаруживались при историческом осуществлении Церковью ее жизненных задач. Такой характер и значение в особенности древнецерковной литературы сделаются вполне понятными, если вспомним, как высоко оценивалась в первоначальной Церкви литературная деятельность. Предполагалось как само собой понятное, что тот, кто выступал в качестве писателя по христианским вопросам, сам сознавал себя побуждаемым к этому Духом Божиим и соответственно с этим говорил «от Духа». Поэтому его произведения совершенно естественно ставились рядом со Священным Писанием (хотя почитались и не в равной степени), ибо он писал руководимый Тем же Духом, Которому обязаны своим происхождением и книги Священного Писания. {Эта высокая мерка, которую Церковь прилагала к письменным произведениям, оставалась в ней долгое время: латинская Церковь до IV и даже V в. удерживала ту точку зрения, что все, что действительно достойно чтения, должно быть рассматриваемо рядом с книгами Священного Писания[83].} Поэтому писателями в древней Церкви выступали те, в ком церковный дух времени, церковное сознание достигали наивысшей полноты и ясности; церковные писатели были лучшими выразителями главных течений церковной жизни, богословами Церкви.

Таким образом выделяется особая литература — церковная, т. е. произведения тех христианских писателей, которые принадлежали к Церкви и стояли на почве церковного учения. Эта литература заключает в себе необычайно богатое сокровище выдающихся произведений в разных областях христианского знания. Жизненный, юношески стремительный христианский дух получал могущественное возбуждение в великих духовных движениях тогдашнего времени и обнаружил себя чрезвычайной плодовитостью во всех областях христианского учения. Уже некоторые непосредственные ученики апостолов шли по их стопам и свое учительное служение выражали в посланиях к христианским общинам. Скоро исповедники Христа яростными нападками и возмутительными в своей нравственной неразборчивости обвинениями со стороны иудеев и язычников вынуждены были к самозащите и вместе с тем к борьбе против тех и других. Этой продолжительной и тяжелой борьбе обязана своим возникновением блестящая и в высшей степени важная по своему значению апологетическая литература. Затем следовали глубоко захватывавшие жизнь Церкви ереси и великие богословские споры, которые продолжались весь патристический период, увлекали собой выдающиеся христианские умы и вызвали целый ряд догматических и полемических произведений об основных истинах христианства. Во время этой борьбы неустанная пастырская попечительность иерархов и ревность других просвещенных мужей пользовалась всяким случаем, чтобы возвестить миру в проповедях и целых трактатах основные положения христианского вероучения и нравоучения, особенно прославить отдельные добродетели, изобразить отдельные пороки во всей их преступности и гибельности, клиру дать наставление к целесообразному выполнению его обязанностей, мирянам — руководство к истинно христианской жизни, пустынникам и монахам — правила истинного христианского аскетизма. Эта ветвь нравоучительных произведений среди патриотической литературы также принесла обильные плоды.

Скоро стали изображать также судьбы Церкви в ее истории и представлять героев веры и исповедания — мучеников, а также и других святых — как образцы совершенства для подражания. Но с особенной любовью с самого начала обращались к изъяснению Священного Писания. Оно почиталось христианами как «слово Божие», как «изречения Святого Духа», как «книга книг», которую многие почти день и ночь читали, изучали и над которой предавались непрестанным размышлениям. Из этого изучения вырастали многоразличные произведения. Чаще всего и с наибольшей любовью объясняли священные книги в беседах, в которых рассматривали целые книги или отдельные тексты, иногда и библейские личности; но также не было недостатка и в комментариях в собственном смысле слова или в непрерывных научных объяснениях текста. Как особенно богатый содержанием и поучительный вид патристических произведений должны быть названы, наконец, многочисленные письма отцов, частью к целым Церквам, частью к отдельным лицам; они содержат громадное богатство прекраснейших христианских наставлений и важных замечаний о различных церковных, личных и даже политических отношениях и событиях того времени. Такое обилие и разнообразие древнецерковной литературы представляет обширное поле для исследования, и вследствие единства почвы, из которой она выросла, и единства проникающего ее церковного духа обработка ее поэтому должна получить совершенно самостоятельное значение в особой научной дисциплине.

Так на чисто исторических основаниях разрешается первый вопрос о специальной группе памятников древнехристианской литературы, являющихся предметом разработки в специальной науке.

Понятие об отцах Церкви

Главную, самую выдающуюся по содержанию и обширную по объему часть древнецерковной литературы составляют произведения тех мужей, которым принадлежит почетный титул «отцов Церкви» (πατέρ€ς της έκκλησίας, patres eccle–siastici). Для правильного понимания[84] задач и характера науки необходимо предварительно выяснить, кого нужно разуметь под «отцами Церкви», по каким признакам они отличаются от других писателей, какой авторитет имеют их творения и какова сила и значение их свидетельств.

Само собой понятно, что наименование «отец» в выражении «отцы Церкви» употребляется в несобственном, переносном смысле. Передать жизнь, в духовном значении слова, значит передать истину и добродетель. Кто учит чистому учению, кто своим примером побуждает к любви и практическому осуществлению добра, тот уже исполняет в известной мере обязанности родителя. Поэтому еще в глубокой древности наименование отца давали наставникам и учителям истины и этим желали высказать больше, чем простое почтение. По справедливому замечанию преосвящ. Филарета, архиеп. черниговского, «сим выражали то, что как обыкновенный сын одолжен обыкновенному отцу жизнью физической, достойный ученик достойному учителю одолжен бывает рождением для жизни, достойной человека, образованием высших сил души; сим вместе выражали и образ взаимных отношений учителя и ученика: учитель называл ученика сыном, — это был голос души искренней и любящей; ученик называл учителя отцом й выражал тем покорную доверенность к учителю, ту доверенность, под условием которой совершается самое образование ученика»[85].