У зла нет власти - Марина Дяченко

Я проговорила всё это, глядя в пол. Мама будет не просто удивлена — она будет шокирована; только усталость заставила меня пойти на поводу у Максимилиана и явиться домой с незнакомым парнем под ручку.

Первые несколько секунд всё шло, как я предполагала: мама глубоко вздохнула, посмотрела на меня, на Максимилиана… и вдруг замерла. Я обернулась; за моей спиной стоял парень лет пятнадцати, худющий, лопоухий, в тонких очках, очень смущённый. Он попятился, будто испугавшись, и скороговоркой пробормотал:

— Нет, извините, Лен, не надо, я же говорил… Я лучше на вокзале…

У мамы расслабилось лицо. Неожиданно для меня она вдруг улыбнулась:

— Ну, почему же нет? Бывают в жизни всякие случаи… Правда, у нас тесно, но можно поставить раскладушку на кухне, будет удобно…

Братья, Петька и Димка, глазели на Максимилиана, разинув рты. Я прошла в комнату, стянула с себя одежду и рухнула на кровать; всё провалилось в яму, стоило мне закрыть глаза. А когда я их открыла, за окном высоко стояло солнце, и несколько секунд я была абсолютно уверена: это сон, странный, страшный, дурацкий…

Потом я резко села на кровати.

На кухне разговаривали. Я узнала голос Максимилиана — негромкий, очень мягкий, он журчал, как ручеёк. Что-то говорила мама, ласково смеялась. Потом она сказала: «Петя, давай чашку», — значит, Петька и Димка тоже на кухне… Но их, против обыкновения, не слышно.

Я протёрла глаза. Конец августа, солнце за окном, скоро в школу…

Это не сон. Оберона забыли в Королевстве.

Из зеркала в ванной на меня глянуло бледное, растрёпанное чудище. Я убила пару минут на то, чтобы привести себя в порядок. Постояла, прислушиваясь к голосам; Максимилиан заливал так, что любой соловей утопился бы от зависти. Мама у него главный бухгалтер на какой-то там фирме, отец — компьютерный дизайнер, и вот сейчас они оба в Крыму, а он вернулся из Англии, где был по обмену, там белки с чёрными хвостами, вороны, полисмены, он потерял ключи на вокзале, придётся ехать в Крым к родителям…

Не могу сказать, что он врал уже совсем неправдоподобно. Я заглянула на кухню; Максимилиан, в чёрной футболке и джинсах, восседал на лучшем месте за столом — месте отчима, спиной к двери. Мама, Петька и Димка смотрели на него как зачарованные — я видела их горящие глаза и разрумянившиеся щёки. Им будто показывали любимое кино — до того они выглядели увлечёнными и довольными.

Мне стало неприятно. В моём мире, у меня дома некромант морочил головы моим родным — и морочил блестяще.

— Максим!

Он обернулся: улыбка от уха до уха, ямочки на щеках, на носу всё те же тоненькие очки.

— Доброе утро, Лена!

— Доброе утро, — благодушно подхватила мама. — Ты уже умылась? Садись завтракать, остывает курица…

Максимилиан смотрел на меня, по-прежнему улыбаясь. Вчера я, наверное, лишилась рассудка от усталости: как можно было привести в родной дом некроманта?!

— Нам с Максимом надо идти, — сказала я деревянным голосом.

— Куда это? Ты ещё не ела! Петя, Дима, подвиньтесь, пусть Лена сядет… А Максим пусть погостит ещё, дождётся родителей из Крыма…

Я запихивала в себя горячие ломти тушенной с картошкой курицы и слушала, как Максимилиан втирается в доверие к моим родным. Впрочем, в доверие он втёрся ещё вчера, а теперь обманным путём пробирался маме в душу. Непостижимым образом он чуял, какие слова ей приятно будет услышать, и раз за разом попадал в яблочко:

— Очень люблю читать. Не понимаю этих геймеров — всё бы сидеть носом в экран… Спина колесом, сколиоз вырабатывается…

— Совершенно верно, — мама смотрела на него, будто он был её любимым старшим сыном. — В наши времена…

Я запила картошку крепким горячим чаем. Мельком глянула на часы на стене: уже почти десять. Долго же я валялась в постели.

— Вот это была жизнь, — некромант вздохнул. — Не было этой очумелой беготни, как белка в колесе: работать на трёх работах, чтобы как-то тянуть семью, а на жизнь уже и времени не остаётся…

Я разинула рот: Максимилиан повторял собственные мамины слова, которые она, бывало, в плохом настроении говорила соседкам. Мама не насторожилась — наоборот, закивала с готовностью.

— А этот гламур, — продолжал Максимилиан, глядя маме в глаза. — Эта пошлость… Невозможно стало включить телевизор…

— Нам пора, — я встала, чуть не опрокинув табуретку. — Максим, пошли.

— Лена, что за командный голос? — Мама нахмурилась. Петька и Димка исподтишка перебрасывались куриными костями за её спиной.

Я выразительно посмотрела на Максимилиана.

— Извините, Евгения Павловна, — Максимилиан поднялся. — Мне надо сегодня сдать книгу в библиотеку. Прямо сейчас.

— Никогда не смей так делать.

— Как?

— Не смей колдовать у меня в доме! Не смей издеваться над моими родными!

— Издеваться? Колдовать?! Лена, такому колдовству обучен любой разумный младенец…

— Ты понял, о чём я говорю, — сказала я, как отрезала. — И хватит!

В пустыне светало. На песке виднелись, не занесённые ветром, наши вчерашние следы; впрочем, какие они вчерашние, ведь здесь, в пустыне у границ Королевства, время не сдвинулось ни на секунду.

Саранча ещё заканчивает ночной переход. Но скоро уже остановится, чтобы разбить лагерь — днём варвары отдыхают, укрывшись от солнца в шатрах и палатках.

— Хватит так хватит, — пробормотал Максимилиан, обернулся чёрной птицей и взмыл в небо.

Я взлетела за ним, тяжеловато, но уверенно. Лететь навстречу рассвету — приятно; из-за горизонта показался край солнца, я прищурилась. Ветром меня подбрасывало, как лодку на волнах, впереди показалась зубчатая кромка гор, пески внизу сменились лугами, потом перелесками…

Какое оно красивое, моё Королевство. Какие синие горы, какие жёлтые и синие луга. Как живописно бегут ручьи по камням, будто нарисованные. Какими яркими белыми лентами тянется прибой вдоль морского берега… И какая страшная опасность надо всем этим нависла.

Замок некроманта щетинился башнями. Я приземлилась на самую высокую — как божья коровка на кончик чёрного пальца. Перевела дыхание.

Горело под солнцем озеро. Вода у берега волновалась. Присмотревшись, я различила колоссальное белое брюхо, то всплывавшее, то снова уходившее в глубину.

— Что там?

— Рыба-зомби, — Максимилиан на лету превратился из птицы в человека, шлёпнул подошвами кроссовок о каменный зубец. — Страж озёрных ворот.

— Почему вверх брюхом?

— Потому что дохлая!

— Где ты взял эту гадость?

— Где взял, там больше нет!

Вниз с башни вела узкая лестница. Из стен справа и слева торчали стальные штыри.