Дорога к новой жизни - Марик Лернер

— В смысле, над ухом орали и совещались за его спиной, каким способом убивать будете?

Она смущенно улыбнулась. Похоже, так и было.

— А может, по-русски понимаешь? — без особой надежды поинтересовался я. — А то я других языков все равно не знаю.

Тут егерь неожиданно оживился и спросил:

— Руси? Сыбыр? Калашникоф?

— Во дает, — восхитилась Младшая. — А Сыбыр — это что?

Еще пятнадцать минут я пытался вытянуть из него хоть что-то. Он, радостно улыбаясь, повторял про «моя твоя не понимай» и иногда разражался фразой, в которой неизменно присутствовали «Руси», «Сыбыр» и «Калашникоф» — иногда вместе, иногда раздельно, но что он хотел сказать, уже я «не понимай». Единственное, что выяснили — что он с другой стороны реки и пришел с юга.

— Так, — не выдержал я и показал жестом, чтобы он замолчал, — когда баржа придет?

— К вечеру должна быть, — ответила Младшая.

— Ты уже решила, кого здесь оставишь?

Она посмотрела на меня как на идиота.

— Сама останусь, со мной еще три десятка. Наше присутствие должно быть постоянным, и границы надо проверить, сам говорил.

— Здесь тридцать, и там, где обитают семейства Кривой дуб и Большая вода, еще по столько же. Разведчиков десяток. Мастеров надо на остров. Девять погибших, шестеро тяжело раненных. Кто работать-то будет? Там еще трудиться и трудиться. Я начинаю понимать Вожака, когда он стонет, что ничего не успевает. Уже осень, а у нас даже на острове треть работ не выполнена. Хорошо хоть, жратвы теперь навалом. Пустой поселок оставляем за собой, а эти три пусть другие заселяют. Подарок Клану, а?

— Так справедливо, — согласилась она. — Пусть они заселяют и сами охраняют.

— Вот и хорошо. Сейчас сплаваю за человеками, пора им уходить в Зону с нашими списками на покупки и добрыми пожеланиями. Здесь намного теплее и река льдом не покрывается — уже хорошо. Наводи порядок и не теряй бдительности, вполне мог кто-то сбежать, и любовью он к нам не пылает. Придет ночью и спалит вас вместе с продуктами. Надеюсь, понятно?

Она кивнула.

— А этого перевезу на ту сторону и отпущу.

— Э?

— Отпущу, — повторяю. — Если я правильно понимаю, он непременно вернется и приведет с собой переводчика. Дать ему Язык могут только Черепаха с Койот, а их тут нет. Длинному Зубу я такое не доверю. Впрочем, он все равно на острове остался. Вот и получается, никакого смысла в дальнейшем общении нет. Нам все равно то, что за рекой, пока без надобности, но поговорить стоит. Автоматам не удивляется и «Калашникоф» говорит. Занятный тип. Отведи его к трофеям и пусть выберет себе одежду, оружие и еды на дорогу из моей доли. А, вот что! Дай ему еще солнечные очки, что я тебе подарил. Обязательно достану еще лучше, — поспешно сказал я в ответ на ее обиженное выражение лица. — Ты ж видишь, у него явно проблемы с Солнцем. Или в яме сидел, или привык к ночному образу жизни. Знаешь что? Пистолет себе возьми взамен, из тех, что я привез.

— Я подумаю, что лучше, — сказала она, беря егеря за плечо и показывая ему на выход, — так просто не отделаешься.

Они торчали на уже знакомом месте, когда баржа выползла из-за очередного поворота. Все четверо, в компании с Мави, лежали, отгородившись фургоном от двух десятков крыс, расположившихся напротив метрах в двухстах, и были готовы при любом их движении открыть огонь. Крысы никак не реагировали на подобные действия, только иногда с интересом поглядывали в сторону рейдеров. Разожгли себе костер и спокойно завтракали. Правда, не слишком тянуло проверять, чем именно.

Баржа подвалила к берегу, мы спустили сходни, и люди стали торопливо заводить лошадей. Потом закрепили фургон, последней, не торопясь, поднялась кошка, и мы, помахав ручкой крысам на прощанье, пошли вниз по течению. Те, всё так же не проявляя враждебности, спокойно сидели. Двигатель в таких случаях старались не включать — и так последние капли бензина на дне баков остались. Хватит и течения, торопиться особо некуда.

— Поздравляю, — приветствовал я остатки доблестной экспедиции в неизведанные земли, — вы слышите, как для вас играет марш «Прощание славянки»?

Наступает минута прощания…Ты глядишь мне тревожно в глаза…И ловлю я родное дыхание…А вдали уже дышит гроза…

— Издеваешься? — спросил Кузнец.

— Наоборот, радуюсь за вас. «Птички исчезли, и вянет трава, и пожелтела густая листва. Осень настала, а лето прошло. Радостей много оно унесло». Какие же глупости я помню, сам удивляюсь. Короче, вы хоть ничего и не нашли в развалинах, зато остались целыми. Мы тут посоветовались, — я сделал многозначительное лицо и потыкал пальцем в небо, — и решили, что пора вам домой. Если честно, последняя пара месяцев была совершенно лишней, просто нам это суденышко было нужно. Теперь можете спокойно ехать. Остановимся на острове, возьмете пару дисков для Бориса и письмо от Дашки для него же — и семь футов под килем! При всех говорю, три доли в камнях наши. Черепахи, Даши и, как договаривались с самого начала, одна доля — мохнатых. Это пока пойдет к Рафику на жизняк, мы с ним потом разберемся. Я бы и сам рад прокатиться, но не получается. Если есть какие претензии, пока не распрощались, готов выслушать.

— Вот как насчет коней? — ехидно поинтересовался Кузнец.

— А что кони? Договаривались про сорок лошадей, я же вам даже сорок две пригнал, чтобы поделить правильно. На четырех катаетесь, еще две в фургон запряжены, восемнадцать бьют копытами и дожидаются, пока вы их на баржу запихаете.

— И куда, — возмущенно спросил Кузнец, — ты предлагаешь их поставить?

— А это не мои проблемы. Хоть в трюм, хоть на палубу. Я сделал, что обещал. Все равно особого груза у вас нет, фургон оставьте, как-нибудь доедете. И вообще можете оставить здесь, обязуюсь при вашем появлении вручить сразу без напоминания. Или следующим рейсом отправить, все равно от Бориса на будущий год баржа пойдет, а назад порожняк. Зря ты, — укоризненно сказал я. — Договор есть договор, все без обмана.

— А помочь тебе не надо? — спросил Доцент.

— Нет. Мы с ними договорились. Теперь займемся демаркацией границы, и в ближайшее время, очень надеюсь, будет тишина.

— Оно и к лучшему, — буркнул Торопыга. — Вы как хотите, но мне это совершенно ни к чему. Такой фарт, как нам подвалил, один раз в жизни бывает. Что эльфы всегда за милую душу берут, так это натуральные камни. Нечего с этим тянуть, прямо в Варшаве завалимся в контору и поделим. А потом я фиг еще ногой за черту Славянска выйду. Сяду в собственном особняке на берегу реки и буду поплевывать на проплывающих мимо идиотов. Считайте это официальным заявлением об уходе.

— Глубокая мысль, — восхитился Кузнец, — но ведь скучно станет?

— А постараюсь вытерпеть. Нахлебался уже походной жизни вполне достаточно. За приключениями ходить никогда не хотел, а на обеспеченную жизнь теперь хватит, и еще останется. И тебе, — обращаясь к Кузнецу, сказал он, — того же желаю. Эти, — он махнул на остальных, — все равно не успокоятся, а ты вроде уже не мальчик. Спать пошел, — поднимаясь, сообщил он. — Обратно идя, сторожиться надо, а осталось нас немного, высплюсь перед походом.

— В чем-то он прав, — задумчиво сказал Кузнец. — Но мне долго на берегу сидеть не удастся. А вот, — оживляясь, продолжил он, — в том, что правильнее будет сдать камни очень быстро. Торопыга прав. Не хватает еще, чтоб кто-то узнал про такие вещи и навестил ночью. Пить, гулять буду, а дальше — как карта ляжет. Заходи при случае, — обращаясь ко мне, сказал он, — и сапоги мои не забудь. А то ведь прав наш лях в третий раз, совершенно мне не хочется ввязываться в ваши местные разборки. Вы хоть за землю друг в друга стреляете, а мне это на кой?

— Вот и разбежались, — грустно сказал Рафик, когда и он ушел. — Большие деньги до добра не доводят. Даже друзья и близкие родственники начинают коситься друг на друга и искать подвох. Странно, что еще не сорвались и не побежали, не дожидаясь баржи. А ты тоже отвалишь? — спросил он Доцента.

— Я бы сначала поговорил с Живым, — ответил тот.

— А, — пробурчал Рафик, — ну поговори, я тоже спать.

— Что, — поинтересовался я, — любопытство заело? А про любопытную Варвару, которой нос оторвали, давно не напоминали? Некоторые вещи лучше не трогать, а то пожалеть можно.

— Может, это мне решать? — спокойно спросил Доцент. — Вот Рафик про ваши дела явно больше знает, чем говорит, а мне что, нельзя? Слишком много вокруг странного. И самое странное — эта ваша развеселая компания. Я ведь только чуток и видел, но из всех (а с Лехой больше сотни приходило) — только у тебя и у Машки жизняки имеются. Леха не в счет, а вы неизвестно откуда появились. С оборотнями ты на одном языке говоришь, животные у вас разговаривают…

— Не надо говорить «животные», — попросил я. — Мави услышит — обидится. Она русский прекрасно понимает. Мы называем их — «разумные».