Несущий свободу - Игорь Поль

– Петер?

– Не Петер, а Петр.

– Смешное имя.

– На свое посмотри.

– Я Грета Чаммер.

– Да уж знаем. Насмотрелись вчера.

– Скотина.

– Не злись, я просто шучу. Мы за тебя переживали.

– А ты?

– Хенрик Вольф. Из Нанса.

– Где это?

– На Вальдемме, где ж еще?

– А я Бруно Винер. Из Дорта есть кто-нибудь?

– Тихо, инструктор идет!

Фельдфебель Лутц, будто бы и не бегал с ними полночи по темному лесу, бодрый и подтянутый, разразился серией команд:

– Разобраться в колонну по одному! Живей, живей! Не стоять! Вот ты, длинный! Как тебя?

– Рекрут Пфергам, инструктор!

– Кому сказано – не тянуться перед начальством, остолоп! Отвыкай от своей муштры!

– Виноват, инструктор!

– Тьфу ты! – в сердцах сплюнул егерь. – Будешь командиром взвода. Временно. Вся эта шеренга – твоя.

– Благодарю… – начал было надувшийся от высокого доверия новобранец. Но, наткнувшись на предупреждающий взгляд фельдфебеля, сник. – Так точно, инструктор.

Непросто преодолеть привычки, что вбивались в тебя годами агитации, регулярных тренировок и военно-спортивных мероприятий. Вся деятельность молодежных организаций, включая работу детских секций, была построена по-военному. Отдание чести старшему по званию, уставная стойка, четкий строевой шаг, «так точно», «никак нет», «на кра-ул». Это впитывалось ольденбуржскими школьниками вместе с воздухом родины. И вдруг, когда они оказались в той самой военной среде, в самой ее сердцевине, когда их привычки, наконец, должны обрести смысл, им говорят «отвыкайте».

Это проще сказать, чем сделать.

– Внимание, рота! Повзводно, в колонну по одному, по направлению к морю – бегом марш!

Невыспавшиеся, голодные, с чугунными от усталости мышцами, но все же полные решимости дойти до конца, они помчались к воде. Увязая в прибрежной гальке, передвигались уставным полубегом, стараясь топать в ногу. И вот уже – хлюп-хлюп – головные подняли каскады брызг, врезавшись в волны. А команды «стой» все не было.

– Живо, живо! – подгонял инструктор.

Вода уже по грудь. Волны толкались, лишая ноги опоры на скользких камнях. Что-то на дне путалось между ботинками. Наверное, прибрежные водоросли. Тем, кто впереди, еще труднее – Хенрик увидел голову с вытаращенными от испуга глазами. Голова хватала ртом воздух.

– Стой! Головные уборы – снять! К вычерпыванию моря – приступить! Резче, резче! Не спать!

Волны мягко накатывали и опадали вновь. Людские цепочки качались вслед за ними. Хенрик шлепнул на голову соседа мокрую тряпку, когда-то бывшую кепи, и принял от него другую, полную воды. Шлепок по макушке – он ухватил пустую «емкость». Теплая морская вода стекала по лицу.

Через час толчки волн уже подобны пытке – стоять на скользких камнях становилось все труднее. Поясница ныла от однообразных движений. Кожу на лице, разъедаемую солью, саднило. Вода, которая недавно казалась теплой, высасывала силы. Слабый бриз, приятно охлаждавший разгоряченное тело на берегу, теперь морозил кожу. С каждой минутой озноб становился все сильнее. Стремясь согреться, Хенрик двигался резче, но от этого море только быстрее забиралл тепло. Зубы стучали. Где-то дальше, в невообразимой дали, замыкающие выливали воду на землю. Любопытные чайки пикировали на пляж в надежде поживиться. Хлопали крыльями над головой. Разочарованно крича, улетали прочь.

Вот кто-то поскользнулся и скрылся под водой. Ритм передачи нарушился. Конвейер замер. Вездесущий инструктор тут как тут:

– Не останавливаться! Заполнить разрыв!

Каждые пятнадцать минут – шаг вперед. Цепочка сдвигалась в море, и головной, нахлебавшийся горькой воды, брел на берег. Каждый шаг вперед – новая проблема: цепь выстроена по росту и головным приходилось погружаться все глубже и глубже. Некоторых уже захлестывало до глаз; они отчаянно балансировали на цыпочках.

Но инструктор был неумолим:

– Первый взвод, головной – почему нарушил дистанцию? Взводные – вас не для красоты назначили – командуйте людьми! Распределяйте подчиненных!

Часа через три Хенрик уже ничего не соображал. Несколько человек не выдержали. Тех, кто выбивался из сил, но не сдавался, инструктор вытаскивал на берег; их осматривал врач, после они снова становились в строй. Промежутки между бойцами становились все больше. Теперь, чтобы перехватить эстафету, приходилось, борясь с волной, делать длинный шаг навстречу передающему.

Вода дошла Хенрику до горла. Он действовал, как автомат. Шагнул – пришлепнул – взял – шагнул – передал – зажмурился – снял с головы мокрую тряпку. И так без конца. Мир в иллюминаторе. Проклятое тело бунтовало, не желая поднимать руки, закатанные в цемент мокрой униформы. В голове мелькали обрывки бессвязных мыслей. Все труднее было осознавать, что нужно сделать следующий шаг. Нужно? Зачем? Ясно, чем это кончится, – он нахлебается воды. Еще каких-то полчаса – и все.

Боль в животе ненадолго привела его в чувство. Напрягаясь, точно штангист, он заставил себя справить нужду прямо в воду. Съежившийся от холода отросток упорно сопротивлялся.

Из-за большого числа выбывших, следующей за ним оказалась Чаммер. Его передача повисла в пустоте – голова девушки скрылась под водой. Через пару мгновений она появилась вновь, отплевываясь – ей доходило до подбородка.

Миг просветления.

– Эй! – посиневшие губы не слушались. – Садись на меня!

Чаммер крепко досталось. Каждое слово давалось ей с трудом:

– Бол… ван… – и она умолкла: накатила волна.

Он подождал, пока голова Греты окажется над поверхностью. Сунул ей наполненное кепи. Глаза ее были мутны.

– Садись, говорю.

– Нет… я из «пантер»… не сдамся, – пробормотала она чуть слышно.

«Пантеры» – боевое крыло Союза Ольденбургских Девушек. Маршируют строем, носят форму, спят на земле. Ходят в горы, палят по мишеням после школы и изучают рукопашный бой. А еще помогают крипо прочесывать кварталы для иностранцев и участвуют в парадах молодежи. Юные амазонки.

Злость придала Хенрику сил. Нашла время показывать гордость! Захотелось сказать, что она эмансипированная дура. Но «эмансипированная» никак не выговаривалось: язык онемел. Выходило только «дура».

Делая очередной шаг, он попытался достучаться до нее:

– Тут… надо… вместе. Садись.

Чаммер пускала пузыри.

– Смена головных!

Хенрик шагнул навстречу волне. Жесткие пальцы зашарили по его спине. Чужой ботинок больно уперся в колено. Чаммер карабкалась по нему, подобно мокрой кошке. Обхватила за шею, не давая дышать. Тяжело засопела в ухо. Ее мокрые волосы облепили Хенрику лоб и закрыли глаза.

Он не чувствовал ни гордости за свое благородство, ни удовольствия от ощущения прижавшегося женского тела. Он вообще ничего не чувствовал. Только беспрестанно повторял про себя, какой он дурак. Ноги одеревенели: ботинки Чаммер больно давили на бедра.

– Смена головных!

Впереди больше никого. Хоть что-то. Не надо шагать вперед. Только назад. Чаммер, как заведенная, черпала воду, раскачивая его влево-вправо. У него уже кружилась голова. Эти четверть часа – как целый год – никак не кончались. Соленая вода бесконечно струилась по лицу. Весь мир превратился в метроном, где вместо стука – монотонный плеск.

– Эй! – прокричала она в самое ухо. – Смена! Уходим! Слышишь?

Он выплюнул воду в досаде – пропустил волну.

– Слышу. Не ори.

Камень выскользнул из-под ног. Волна мягко подтолкнула в спину. Мир стал мутно-зеленым. Белые пузырьки перед глазами. В ушах тягучее «бом-бом». Руки, сведенные за спину, не слушались. Он упал носом вниз, прямо в играющие бликами донные камни. Чокнутая Чаммер рвала и терзала его тело. Белая игла в мозгу – дышать! вместо воздуха в горле упругая вата. Он закашлялся, пытаясь выплюнуть ее, но вата обдирала глотку, упрямо пролезая все глубже.

Камни на дне нежны, как пух. Щека скользнула по зеленой бахроме.

Солнце обожгло глаза. Он втянул в себя воздух и захлебнулся кашлем. Едва успел повернуть голову – его стошнило на горячую гальку.

– Очнулся? Вот и ладно!

Хенрик непонимающе смотрел на склонившегося над ним доктора. Вернулись звуки. Стали слышны команды и громкий плеск – рота по-прежнему вычерпывала море. Они с Чаммер лежали рядышком, чинные, как спеленатые младенцы. Мокрые насквозь и жалкие. Одежда парила под солнцем. Доктор оставил их, чтобы привести в чувство коренастого новобранца, лежащего по соседству. Кажется, кого-то из третьего взвода.

– Меня отчислили? – спросил Хенрик.

– Чуть не утопил меня, болван! – хрипло ответила Чаммер, стараясь выглядеть сердитой.

В ее голосе совершенно не было злости.

– Не могла вырасти поменьше, дылда, – парировал он.

Инструктор заслонил солнце:

– Эй, вам тут что – пляж? Пулей в строй!

Чаммер умчалась – только ее и видели.

Хенрик тяжело поднялся. Его еще подташнивало. Кружилась голова.

– Устал, сынок?