Вкус жизни (сборник) - Владимир Гой

В день святого Валентина все бегут поздравлять своих возлюбленных, а если их нет, то просто порадоваться за тех, кто влюблен, и опрокинуть рюмку-другую.

Он пришел домой без цветов, поиграл с кошкой, походил по комнате и, решившись, сказал ей:

– Пойдем посидим где-нибудь.

Она долго прихорашивалась у зеркала и когда убедилась, что все в идеале, вышла из своей комнаты.

Они смотрели друг на друга сквозь пламя свечи на столе и не знали, о чем говорить. Наконец Сергей собрался с духом и сказал:

– Долго мы с тобой никуда не выходили.

Она пожала плечами:

– Так ты меня никуда и не выводишь.

– Но кое-кто ведь тебя выводит, – напрямую врезал Сергей. – Мы должны во всем разобраться раз и навсегда.

Со стороны были видны ее растерянное лицо, удивленные глаза. Он жестикулировал и горячо что-то говорил. Внезапно их роли поменялись, его лицо приняло извиняющееся выражение, говорила что-то она. Она попыталась уйти, но он ее взял за руки и, оправдываясь, что-то объяснял.

Домой они возвращались на такси, у нее на коленях лежал большой букет роз, он держал ее за руку и боялся отпустить.

«Странные эти мужчины: два года молчал, выкручивал свою душу, чтобы потом узнать, как я с его братом несколько раз пила днем кофе», – думала она.

«Странные эти женщины: нет чтобы сказать, что пила с моим братом кофе, два года молчала, а может, не только кофе пила», – думал он.

И так продолжалось всю жизнь.

Соседи

Если у вас никогда не возникало желания плюнуть на балкон своему соседу снизу, если он терпеливый бедолага и спокойно сносит ваш слоновий топот по ночам, тихонько подпевает громогласным песням, которые вы затягиваете со своими друзьями после полуночи, болеет вместе с вами на спортивных телепередачах и с интересом прислушивается к игре ваших детей на фортепиано, радуясь за них, – значит, или вы лгун, или вам несказанно повезло.

Когда эта удивительная семья оказалась нашими соседями снизу, мне они очень понравились – доброжелательные и вроде приятные люди. Мы регулярно раскланивались, встречаясь в подъезде, справлялись о делах, погоде и прочей чепухе. Казалось, ничто не нарушит этих добрых отношений. Если бы не злополучная кровать… как-то его жена встретилась в подъезде с моей половиной. И, нахмурив свои выщипанные брови, с видом школьной учительницы объявила:

– Вы знаете, вы с мужем очень скрипите по ночам своей кроватью.

Моя Лорита оцепенела лишь на секунду, но тут же парировала:

– А вы не прислушивайтесь, скрипите тоже, – повернулась и пошла к лифту.

Так была объявлена война. Вначале мы еще говорили друг другу «Здрасьте» сквозь зубы и с кривой улыбкой. Но потом и это кончилось. Мой младший сын набил рожу их интеллигентному мальчику Петеньке, который был на три года его старше. Ну, как обычно бывает, к этому происшествию сразу подключились родители, и отец помог Петеньке надавать тумаков моему сыну.

…Моя жена распялась в проеме двери, не выпуская меня на разборки с «ихним папкой». Мои угрозы разлетались по всей квартире, ударялись о стены, потолок и, отскакивая, через пол проникали в уши наших соседей. От того, что я наобещал им сделать, мне самому потом стало страшно, но в тот момент я их уже просто засолил в бочке из-под капусты. Потом, как и положено любому горячему предмету, я остыл и лег спать.

Этой ночью я вел их на расстрел к волчьему оврагу. Они молили меня о пощаде. Его жена валялась у меня в ногах, обещая все что угодно за сохраненную жизнь. Он попросил не завязывать ему глаза. Я с легкостью это пообещал. Но в последний момент у меня дрогнула рука, и я поставил условие – переехать на другую квартиру. Он не согласился. А мне во сне так захотелось в туалет, что действие прервалось. Я соскочил с кровати и потрусил к горшку. Когда же снова провалился в сон, оказалось, что уже я стою на краю оврага, а он лыбится, убийца, заряжает винтовку и вот-вот выстрелит, гад. Но я, слава богу, перед сном напился воды, и снова с кровати скок – и был таков.

Утром мы столкнулись с ним в лифте. У него на голове была смешная узбекская тюбетейка. «У, душман», – подумал я про себя. Но головой в знак приветствия кивнул. Он мне тоже кивнул, и его тюбетейка соскользнула на нос. Я улыбнулся. Он улыбнулся тоже.

Мы снова стали здороваться, а наши дети бегать по улице вместе.

Джонни

Памяти друга моего друга

Я его совсем не знал, только из рассказов друзей пришел ко мне образ этого человека. Когда моя жена впервые увидела его в магазине с двумя тележками, до отказа заполненными продуктами, она была удивлена, насколько он велик по сравнению с окружающими людьми (в его горсти мог запросто поместиться трехмесячный котенок), и когда они познакомились, ее маленькая рука просто утонула в его большой и мягкой ладони.

У этого большого человека была добродушная, поистине детская улыбка и большие веселые глаза. Когда он произнес свое имя: «Джонни», слух неожиданно обрадовал мягкий грузинский акцент. Но имя его очень удивило, ей казалось, что в его южной стране оно должно быть каким-то другим. Старинный друг нашей семьи Бесо, который их познакомил, был троюродным братом Джонни. Когда они стояли рядом, они были удивительно похожи, просто Бесо был как бы сдутый Джонни, несмотря на то, что он тоже не маленький мужчина.

Каждые полгода Джонни приезжал в наш город и, как бы по традиции, уходил отсюда в море, предварительно пожив у своего друга и родственника, попев с ним теплые грузинские песни вперемежку с добрыми тостами, а потом опять навстречу штормам, ветрам и новым странам. Он не мог долго сидеть на одном месте, и его сердце всегда тянуло вдаль, к чему-то неизведанному, интересному, поэтому он и выбрал профессию моряка.

Они долго стояли посреди супермаркета, забыв про покупки, и болтали втроем, как будто были знакомы с Джонни целую вечность, и расстались добрыми друзьями. Потом они поехали домой с заполненным до отказа задним сиденьем, там они стали жарить шашлыки и пить милое их сердцу песенное грузинское вино. Больше им встретиться было не суждено. Через несколько месяцев я как-то позвонил Бесо, его голос был перехвачен болью, и он просто не мог говорить.

Когда в Стамбуле при сорокапятиградусной жаре нужно было чистить танк из-под нефти, боцман Джонни спустился туда вместе с молодым матросом. из-за жары испарения так сильны, что вскоре он почувствовал, как покруживается голова, и вдруг увидел, что матрос лежит лицом вниз на скользком от расплавленного битума полу нижней палубы. Джонни схватил его в охапку, как ребенка, и полез с ним вверх по трапу, быстрее к свежему воздуху. Они не добрались всего один пролет: матрос лежал недалеко от спасительного люка, а Джонни, потеряв сознание, соскользнул вниз.

Говорят, что в то время, когда его хоронили, корабль с командой, изменив курс, свернул в Поти, чтобы попрощаться со своим боцманом.

Вот такой был Джонни.

Заноза

Воздух в баре, возле пивной Джевера, всегда пропитан густым дымом и запахами десятков разнообразных французских духов от веселеньких посетительниц этого заведения. Я тысячу раз говорил Янке, чтобы тот поставил дополнительно пару кондиционеров, но он вечно ссылался на маленький профит и откладывал реконструкцию на более подходящие времена. Попросту он был ужасный скряга. Тысячу раз обращаясь ко мне с просьбой выручить деньгами, он ни разу не получил отказа. Но хоть раз угостил бы меня просто кофе, о капуччино даже мечтать неприлично, в тридцать восемь сказкам уже не верят. Мне не нравилось, что меня тут встречают как близкого родственника, правда, в надежде побыстрей красиво опустошить мои карманы.

Я никогда не был большим праведником, но к Богу относился с уважением и часто в компании любителей легкой жизни за кружкой хорошего грога разглагольствовал о наших смертных грехах и возможных способах их избежать, несмотря на их кажущуюся неотвратимость. В споре я был просто неудержим, и местные девчонки восторгались моими рассуждениями о женской добродетели, иногда на их глаза даже наворачивались слезы. Но как только в зале появлялись клиенты, слезы моментально высыхали, глаза становились томными, а на губах появлялась многообещающая улыбка, испепеляющая мои философские потуги.

В тот памятный для меня день я появился в баре часиков в семь вечера, народу было не густо, человек пять-шесть, точно не помню. Но зато как с этой старой лошадью Мартой в баре появилась она, я запомню навсегда. Меня как током пронзило от ее бесстыжих зеленых глаз и притягивающих, как магнитом, вызывающе накрашенных откровенно сексуальных губ. Голова моя пошла кругом.

Марта кивнула мне, и они уселись напротив, через столик. Я выдержал паузу, поднялся, подошел к ним и с присущей мне чертовской галантностью поинтересовался насчет сегодняшнего вечера, ляпнул еще какую-то чепуху и присел на край стула рядом с ними. И, постаравшись скрыть распиравшее меня желание познакомиться со спутницей Марты, как бы невзначай спросил: