Разлучница - Эллина Наумова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром, проводив Сашу на работу, Дашу в школу, женщины сошлись в кухне, сели за стол и в молчании выпили кофе. Ася закурила, сознательно добыв огонь для воспламенения горючей смеси, переполнявшей тетку. Взорвалось сразу:
– Не кури при мне! У меня одно здоровье! Совсем распустилась, буржуйка!
– Кондиционер включен. Хочу и курю.
Асе необходимо было поскорее начать, чтобы закончить к возвращению Саши. Кира Петровна мгновенно прекращала любого накала скандал, стоило ей услышать, как племянник открывает своим ключом дверь. Ася поражалась. У старухи сразу высыхали слезы, выравнивалось дыхание и появлялась ласковая улыбка на губах. Хоть за секунду до этого Ася верила ее стону: «Все, до смерти довела меня, паразитка, убийца». Но как только Саша уходил, она стартовала с того места, на котором вчера остановилась.
– Да, ты хочешь курить. Ты хочешь то, хочешь это! Мы-то одно слово знали – «надо». И желания у нас были нехитрые, чистые – поесть, одеться. А вам бы напиться, накуриться, украсть, убить!
– Крадут и убивают, между прочим, тоже, в сущности, из желания поесть и одеться, – проворчала Ася. – И перестаньте, пожалуйста, выкать и мыкать. Не обобщайте. Говорите: «Я знала одно слово – «надо». У меня были такие-то желания. Ты, Ася, хочешь напиться, накуриться, стащить мою пенсию и убить меня в моем собственном доме». Тогда у нас будет предмет разговора.
«Убить иногда действительно сильно хочется, – подумала Ася. И, посмотрев на тетку, решила: – И ей меня тоже».
– Ты меня не учи! – прикрикнула Кира Петровна.
– Но вы же постоянно проделываете это со мной.
– А ты не ровняйся! Я всю жизнь от зари до зари…
– Вот что, – перебила Ася, – давайте прямо перейдем к моему вчерашнему решению.
– Вчерашнему решению? – зло переспросила Кира Петровна. И вдруг спокойно усмехнулась:
– Да порть ты бумагу на здоровье. При Сашкиных деньжищах можно. Считаешь тетку дурой? Я догадываюсь, что ты вообще работать не желаешь. Ты не думаешь, что можно овдоветь в одночасье. Что бросит он тебя, никчемную, скоро. С чем тогда останешься? Тебе на собственный авторитет у людей плевать. Была человеком, а стала домохозяйкой с дипломом. Любая уборщица на государственной службе теперь знатнее тебя. Случись с ней что, есть куда ткнуться за пособием.
Готовая к категорическому «брось», Ася даже не обрадовалась милостыне в виде дозволения портить бумагу.
– Не в домохозяйки рвусь, Кира Петровна. Пока существует дом и семья, я была, есть и буду домохозяйкой. И не развлекаться я решила…
– На тебя ничем не угодишь, – обиделась Кира Петровна.
– Не нужно мне угождать! – взвыла Ася. – Вы понять меня попробуйте.
Кира Петровна, угождавшая, собственно, Саше, который разрешил жене маяться дурью, гипнотически уставилась на Асю:
– Понять тебя легко. С жиру бесишься. Повторяю, останешься без мужа, без специальности, без стажа, без пенсии у дочери на шее – вспомнишь мои слова.
Ася съежилась.
– Кира Петровна, – севшим, из самых глубин гортани извлекаемым голосом сказала она, – мне надоело жить на всякий случай, тем более случай трагический. Вы никогда не выслушивали меня до конца. А я вас никогда ни о чем не просила. Сейчас требую – слушайте. И повнимательнее.
Тетка странно покосилась на крепко схваченный Асей керамический кофейник и торопливо пододвинула свою чашку:
– Ты мне кофейку плесни и говори.
Тон был чуть ли не заискивающим. Асе потребовалось время, чтобы проанализировать эту перемену. В итоге она захохотала:
– Кира Петровна, вы испугались, что я вас этим кофейником…
– Всяко в семьях бывает, – пробурчала старуха.
– Тетя Кира, я пас, – тихо и как-то робко сказала Ася. – Не дай мне бог до такого, до допущения, что родной человек способен тяжелым предметом по башке врезать, а не до нищенства дожить. Да, и Бога, похоже, нет. Прав один мой знакомый врач. «Не морочьте меня, – просит. – Если человек способен в доли секунды отличить грубым физическим ртом крупинку речного песка от крупинки песка сахарного, то почему он нежной душой под чутким божьим руководством десятилетиями не различает добро и зло, правду и ложь».
– Уж я-то различаю, – зловеще уверила Кира Петровна. – Денег и славы на всех не хватает – вот правда. Мне долго внушали, что только захоти – и всего честно добьешься. Да я другое вокруг видела. Таилась, соглашалась, дескать, конечно, всем все пути настежь распахнуты. Тебе первой открылась. Научить хотела, чтобы ты зря не гонялась черт знает за чем, чтобы поменьше мук испытала. И вот как оно получилось, – сильно и горько вздохнула старуха.
– Интересно, почему именно мне? – миролюбиво спросила Ася, которой опять стало жалко Киру Петровну. За всю жизнь сделала единственное жутковатое открытие, а мир в лице жены племянника отказался его признать.
– Потому что ты – сирота, никому не нужная. Тебе сидеть бы тихо и благодарить Бога денно и нощно за то, что Сашу послал. Что ты о себе вообразила? Ты же бессильная, – ответствовала Кира Петровна и порывисто удалилась в свою комнату.
Ася заплакала. Ее родители спящими погибли в горящей даче, когда ей было около года. Малышку взяла к себе бабушка, которая упрямо не умирала до Асиного совершеннолетия, хотя и болела очень. Бедняжка онемела от горя. И за годы, проведенные с ней, Ася слышала только две фразы: «Кушать хочешь? Уроки выучила?» И еще бабушка часто гладила ее по голове.
Ася часок потосковала в слезах, но деятельная натура не позволяла дольше. Она взяла чистую дочкину тетрадку и составила длинный-предлинный перечень своих друзей и приятелей. После математических вычислений столбиком она резко поднялась, шепча:
– Если проводить у каждого не больше десяти минут, за неделю успею.
И успела. Она обошла всех до одного, вычеркивая после визита фамилию или оставляя ее в списке. В результате вымарывания избежали четыре имени. Дело в том, что на сей раз Ася выясняла степень похожести людей на Киру Петровну. Она не вела отвлеченных разговоров, а задавала пару житейских вопросов, почерпнутых из основополагающих высказываний тетки. Пол, возраст, образование, стадия карьеры на ответы влиять могли, должны были, но почему-то не влияли. Споро и решительно кучковались вокруг «правды» Киры Петровны разбогатевшие и обедневшие, семейные и одинокие, хитрые и простодушные, умные и глупые. «Господи, – ошеломленно твердила про себя Ася, – да они же абсолютно одинаковые все. С чего им друг друга бояться? А ведь боятся. И искусство жить видят в нанесении первого удара из-за угла или молниеносной ответной подлости. И лгут, лгут, лгут… И будто вопят постоянно: мне, мне, мне… На кого же я потратила молодость? Кира Петровна под боком была, этого достаточно. Она просто не приучена философствовать. Впрочем, разве ее взгляды – не философия?»