Любовь-война(СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна

На первый взгляд, платье и впрямь симпатичное, но рассматривать его детали мне некогда. Натянув ткань, подношу к ней ножницы и, ни секунды не сомневаясь, начинаю кромсать. Щедро подрезаю подол платья, делая его невообразимо коротким, пару раз прохожусь по рукавам-фонарикам и, наконец, оставляю знатный надрез на животе. Так-то лучше.

Запихиваю платье и кусочки ткани обратно в шкаф и с чувством выполненного долга ложусь спать. Может, я, конечно, поступила дурно и гореть мне за это в аду, но жалеть о содеянном не собираюсь. Такого глубокого удовлетворения я давно не испытывала.

Раскрываю глаза от жуткого душераздирающего визга, который заполняет собой все пространство комнаты.

- Господи! Мое платье! – верещит Нарьялова, со слезами на глазах разглядывая плоды моих ночных трудов. – Кто это сделал?!

Сонно тру веки и одновременно с широким зевком выдаю:

- Это я. Ты же любишь мини, вот и носи. Благодарности не нужно.

Несколько секунд Арина неверящим взором буравит мое лицо, а потом в сердцах выкрикивает:

- Ну ты и гадина, Кавьяр! Я так и знала, что ты мне завидуешь!

- Тебе? – чуть не давлюсь собственной слюной. – Чему тут завидовать? Ногам твоим округлым или мозгам размером с горошину?

Нарьялова становится красной как рак и, наверное, вот-вот начнет дымиться.

- Ты завидуешь тому, что я нравлюсь мальчикам и у меня много подруг, - вопит она.

- Да класть я хотела и на тех, и на других, - беззаботно жму плечами.

- А еще тебе покоя не дает, что Шульц за мной ухаживает! – ядовито продолжает Арина. – Я же вижу, как ты на него смотришь! Как преданная шавка в ожидании косточки!

А вот это она зря ляпнула.

Молниеносно вскакиваю с кровати, а испуганная моим резким движением Нарьялова пятится назад. Напираю на нее до тех пор, пока блондинка не впечатывается спиной в стену.

- Еще раз тявкнешь что-то подобное, урою, - тихо, но твердо говорю я, поднося кулак почти вплотную к лицу девочки. – Поняла?

Должно быть, вид у меня очень воинственный, потому что былой пыл Арины мигом улетучивается.

- Поняла, - сжавшись, затравленно кивает она.

- Вот и отлично. И в следующий раз думай, что говоришь.

Окидываю взглядом притихших соседок и довольно ухмыляюсь. Теперь каждая из этих куриц сто раз подумает, прежде чем что-то вякнуть в мою сторону.

Глава 17

Кристина

Признаться честно, когда я резала платье дуры Нарьяловой, то понятия не имела что она ТАК из-за этого расстроится. Это ведь всего лишь вещь, тряпка, зачем по ней убиваться?

Но Арина и ее подруги, очевидно, придерживаются другого мнения. Кудахчут и льют слезы над останками платья так, будто умер их близкий человек. И ладно бы ревела только Нарьялова, но к ней еще ведь и печальная Марина с Лизой Перемыкиной присоединились! И если первой только дай повод поплакать, то вторая меня искренне удивила.

Хотя позже все встало на свои места: выяснилось, что Арина обещала одолжить Лизе это платье на фотосессию в конце смены, вот та и примкнула к числу страдающих.

Не обращая внимания на полные ненависти взгляды соседок, как ни в чем не бывало собираюсь на завтрак и выхожу из комнаты. День сегодня на редкость солнечный и безветренный, так что мое настроение неумолимо ползет вверх. Правда ровно до тех пор, пока я не встречаю Шульца.

Вижу его на подходе к корпусу столовой, и сердце предательски екает. Когда наши взгляды пересекаются, он отводит глаза в сторону, делая вид, что мы незнакомы. Должно быть, до сих пор злится из-за вчерашнего. Ну и пусть! Я и сама вовсе не горю желанием с ним общаться! Как только подумаю, что он лизался с Нарьяловой, аж мурашки по спине бегут. Брр, противно!

Однако, несмотря на обоюдную обиду, завтракать нам с Андреем все же приходится за одним столом. Никто из нас не готов ретироваться и сидеть в одиночке, как какой-то изгой.

Поэтому приходится хлебать жидкую манку, параллельно гипнотизируя взглядом окно, чтобы лишний раз не напарываться на колючий взгляд Шульца. К счастью, за едой друг, как и я, почти не участвует в общем разговоре, лишь хмуро кивает, если к нему обращаются, так что завтрак проходит относительно спокойно.

Однако сразу после него начинается настоящее сумасшествие. На выходе из столовой меня отлавливает наша вожатая Ольга, за спиной которой толпятся мои соседки по комнате, и начинает верещать на всю округу:

- Как ты могла так поступить, Кристина? Портить чужие вещи – это верх наглости и безответственности!

Естественно, на ее визг сбегается чуть ли не весь лагерь. Скучковавшись, ребята с интересом наблюдают за нашими разборками.

- Платье мне очень дорого! – всхлипывая, вклинивается Арина, которая, судя по ее распухшим глазам, так и не переставала реветь. – А ты просто взяла и искромсала его в клочья!

- Это клевета, - глядя прямо в глаза вожатой, говорю я. – Я не портила ничьи вещи.

Одно дело признаться в содеянном девчонкам, и совсем другое – взрослым. Они ведь могут и родителям нажаловаться, а отец с меня за такое три шкуры спустит.

- Но… Девочки сказали, что ты во всем призналась, - растерянно хлопает глазами Ольга.

- Мало ли что они сказали! – я изображаю возмущение. – Вы что, им просто на слово поверили? А где доказательства?

- Кристина, но зачем же девочкам на тебя клеветать? – вопрошает вожатая, но по лицу видно, что ее боевой настрой идет на спад.

- Откуда я знаю? – складываю руки на груди. – Может, они меня ненавидят и решили свинью подложить? Сами изрезали эту юбку, а на меня свалили!

Специально неправильно называю предмет одежды, чтобы моя непричастность к произошедшему казалась более правдоподобной. Типа я знать не знаю подробностей.

Вожатая в замешательстве оглядывается на Нарьялову, которая, судя по ее раздувающимся ноздрям, вот-вот вцепится мне в волосы. Эх, как бы я хотела, чтоб она решилась. Вот тогда бы я задала ей настоящую трепку под видом самообороны.

Но Арина – трусиха до мозга костей. Ввязаться в драку для нее – смерти подобно. Поэтому она лишь пуще заливается слезами и вновь пытается убедить Ольгу в том, что платье испортила я.

Я, в свою очередь, напоминаю вожатой о презумпции невиновности и всем своим видом изображаю оскорбленную невинность, мол, как вы вообще могли про меня такое подумать? И, надо сказать, мое железобетонное спокойствие на фоне бурной истерики Нарьяловой выглядит крайне выигрышно.

Вскоре Ольга понимает, что никаких фактов против меня у нее нет, и, пообещав Арине, что обязательно займется поиском виноватого, удаляется. Разумеется, это ее обещание – лишь попытка успокоить зареванную Нарьялову, поэтому я облегченно выдыхаю.

Смерив своих соседок уничижительным взглядом, разворачиваюсь в сторону домиков и чуть не впечатываюсь в Шульца, которой стоит прямо передо мной, засунув руки в карманы. Друг выглядит как никогда суровым, а его зеленые глаза скользят по мне, подобно сканерам.

Он наклоняется к моей щеке, близко-близко, и тихим шепотом, который слышен только мне, произносит:

-  Ты палишься, Крис. Когда врешь, всегда касаешься мочки уха, - его дыхание обжигает кожу. – Касалась и в этот раз.

Ну, конечно, он знает, что платье Арины изрезала я. Мы с ним через столькое прошли вместе, так что мою ложь он давно научился считывать по мимике и жестам. Однако раз уж я затеяла эту игру, то должна довести ее до конца.

- Не понимаю, о чем ты, - тряхнув волосами, отзываюсь я и делаю шаг назад, так как слишком маленькое расстояние между нами вызывает во мне чересчур сильное волнение.

Шульц ничего не отвечает, лишь криво усмехается и привычным движением взлохмачивает на голове волосы. Затем он переводит взор на Нарьялову и голосом, преисполненным нежности, которой я никогда раньше за ним не замечала, изрекает:

- Ну, что ты, Арин, не плачь. Я тебе шоколадку в буфете купил, будешь?