Точка невозврата - Полина Дашкова

Вася понимающе завилял хвостом.

Я поймала себя на том, что возможность принять обычный горячий душ кажется мне счастьем, драгоценным незаслуженным подарком. Агапкин сказал: «Чтобы понять ту, другую действительность, ты должна оказаться внутри».

Пожалуй, году в восемнадцатом я бы просто сразу простудилась и умерла от воспаления легких. То есть я бы все равно сбежала из великой эпохи, не по идейным соображениям, а по гигиеническим. Я не могу не мыться. Конечно, на фоне кровавых кошмаров и последовавших за кошмарами грандиозных достижений вроде индустриализации, развития тяжелой промышленности, роста благосостояния советских людей это такая мелочь, ерунда, даже говорить неловко, тем более если обещаны золотые унитазы.

Прав Федор Федорович, парадоксы завораживают, гипнотизируют. Как только Ленин пообещал золотые унитазы, обычные, фаянсовые, исчезли. Их сменили выгребные ямы. Туалетной бумагой служили клочья газеты, нанизанные на гвоздь, и между прочим, газеты следовало сначала тщательно просматривать. Я знаю несколько случаев, когда поводом для ареста послужил газетный портрет Сталина, обнаруженный компетентными органами в сортире на гвозде.

– Какая радость, что можно принять горячий душ у себя дома, в чистой красивой ванной комнате, как прекрасно, что есть нормальная туалетная бумага и много, много всего, чего не было раньше. Как чудесно быть чистой, сидеть в тепле, пить чай и знать, что советская власть кончилась. Ведь она правда кончилась? Как ты думаешь? – спросила я Васю.

Вася издал неопределенный жалобный звук, вздохнул и положил мне лапу на колено. Печенье в вазочке было для него интересней советской власти. А я так упорно продолжала о ней думать, что у меня заболела голова.

Чем глубже я погружалась в великую эпоху, тем нереальней она мне казалась. Ее фильмы, тексты ее учебников и беллетристики походили на мифологию какого-то древнего народа, одуревшего от массовых празднеств, каннибализма и человеческих жертвоприношений. Исторические вехи вроде шалаша в заливе, пломбированного вагона, броневика на Финляндском вокзале бесконечно повторялись, размножались, словно гигантская фантастическая тварь метала икру.

Люди великой эпохи до сих пор искренне верят, что жили хорошо, сытно и весело, как показано в сталинских комедиях. Картинки на экране для них достоверней собственной жизни. В психиатрии это называется галлюцинациями памяти, когда воспоминание создается без связи с действительными переживаниями, продукту фантазии придается ценность действительности.

Сегодняшние историки, ныряя в волны великой эпохи, выныривают обновленные, просветленные, с готовыми ответами в зубах.

Главная причина ВОСР и всего, что за ней последовало, в том, что у Ленина был сифилис мозга и дедушка еврей. Один уважаемый профессор, доктор исторических наук посвятил этому пару увесистых томов, снабженных фотографиями лиц и документов, цитатами, богатой библиографией.

Другой, тоже доктор исторических наук, не менее уважаемый, великодушно отводит Ленину роль жертвы, хотя и с сифилисом мозга, и с дедушкой евреем, но все-таки жертвы. Главным виновником доктор считает Якова Михайловича Свердлова, у которого евреем был не только дедушка, но и бабушка, и вообще все родственники. Такая наследственность, по мнению доктора, страшнее сифилиса. Товарищ Свердлов был черный маг, он устроил ВОСР с помощью древних колдовских ритуалов, чтобы погубить Россию. Неопровержимым доказательством версии доктора является привязанность товарища Свердлова к большой черной собаке. Эта собака жила с ним многие годы и служила его магическим оберегом. После ее смерти товарищ Свердлов повсюду возил с собой коврик из ее шкуры.

Третий доктор главным злодеем считает товарища Троцкого. Тут уж не нужно ни сифилиса, ни черной собаки. Довольно одного еврейского происхождения, которое само по себе является неопровержимым доказательством намерения погубить Россию. ВОСР, по мнению третьего доктора, была действительно Великой Октябрьской социалистической революцией, с толпами матросов и рабочих, штурмующих Зимний, как показано в фильме Эйзенштейна. ВОСР несла в себе свободу, равенство и братство, мир хижинам, войну дворцам, землю крестьянам, фабрики рабочим, хлеб голодным и т.д. Коварный злодей Троцкий задумал все испортить, но благороднейший, мудрейший Сталин разоблачил его козни.

Товарищ Сталин спас Россию от неминуемой гибели, успешно провел коллективизацию и индустриализацию, самолично, жертвуя собой, победил Гитлера и превратил нашу бедную отсталую родину в великую мировую державу.

Четвертый доктор, впрочем, нет, всего лишь кандидат исторических наук, нырнул глубже других, и трофеем его стала версия о заговоре остзейских баронов. На самом деле ВОСР подготовило и организовало тайное общество «Балтикум», в него входили представители древних аристократических родов прибалтийских немцев.

Ленин, Троцкий, Сталин и прочие большевики являлись балтийско-баронскими марионетками. Тайное руководство на месте осуществлял Феликс Эдмундович Дзержинский, тесно связанный с баронским кланом. Родная сестра его матери, Елены Игнатьевны, Софья Игнатьевна была женой Адольфа Пилляр фон Пильхао, барона, возглавлявшего «Балтикум».

За последние лет триста у гордых аристократов накопилось много претензий к России и к российским монархам. Претензии передавались из поколения в поколение, наконец созрел и был осуществлен план страшной мести, то есть ВОСР.

Версия молодого кандидата показалась мне настолько смелой и оригинальной, что я не поленилась провести собственное небольшое расследование, познакомилась с биографией и родословной железного Феликса. Тетка действительно у товарища Дзержинского имелась и была баронессой, к тому же фрейлиной императрицы Александры Федоровны. Имелись также и кузены, сыновья баронской четы. Роман Александрович (Ромуальдас-Людвикас Адольфович) Пилляр фон Пильхау, стал видным чекистом. Другой кузен, Генрих Пилляр фон Пильхау, воевал в царской армии, эмигрировал, создал в Германии «Русское объединенное народное движение». Красные повязки, белая свастика в синем квадрате. Назвал себя «фюрером русского народа», Андреем Светозаровым. В итоге был расстрелян на Лубянке в 1937-м.

Никаких следов тайного общества «Балтикум» мне обнаружить не удалось. Впрочем, на то оно и тайное, чтобы не оставлять следов.

Профессоров, докторов и кандидатов исторических наук, нырнувших в темные воды и вынырнувших с ответом в зубах, сегодня десятки, если не сотни. Их книги занимают целые полки в книжных магазинах. Их версии бесконечно многообразны, их отношение к ВОСР и ее вождям варьируется от ненависти до обожания. Но это не важно. Все они существуют в одной фантастической действительности, вдыхают и выдыхают мифы. Вероятно, при глубоком погружении в темные воды великой эпохи организм приспосабливается к ее стихии, дыхание меняется на жаберное. В психиатрии это называется остаточным бредом.

– Нет, не кончилась, не кончилась советская власть, – сказала я Васе, перевернув очередную страницу очередного исторического исследования.

Вася громко похлопал ушами, потянулся, облизнулся, улегся ко мне под стол, уложил морду на мои тапочки и уснул. Он похрапывал, совсем как человек.

Я включила компьютер. Роман оживал, дыхание его становилось все глубже и ровней, он существовал не только в голове, но и на кончиках пальцев, которые вполне уверенно плясали по клавишам, и уже не каждый написанный абзац уничтожался. Но что-то постоянно мешало мне, как будто я в темноте натыкалась на стены. Я так увлеклась поисками эликсира, изучением подробностей великой эпохи, что почти перестала слышать свою собственную внутреннюю мелодию, именно поэтому возникали стены в темноте.

Мне стало страшно. Пугали не призраки вождей, не ночные кошмары, не холод, голод и грязь великой эпохи. Я боялась остаточного бреда.

Всякое прикосновение к большевизму чревато интеллектуальной катастрофой. Обличать и клеймить большевизм так же опасно для психического здоровья, как оправдывать и возвеличивать его. С какой бы стороны человек ни ступил в пространство бредовых идей, он рано или поздно начинает бредить. Логика и здравый смысл тут не работают, и сама собой складывается очередная теория заговора, создается образ врага. Я вовсе не уверена в надежности своего иммунитета. Чем я лучше докторов и кандидатов? Наоборот, я хуже, никакой ученой степени не имею, чем больше узнаю, тем меньше понимаю и тем очевидней для меня мизерность моих знаний.

У меня началось то, что я называю «писчим спазмом». Мне перестало нравиться написанное. Больно стукнувшись об очередную стену, уничтожив десятый вариант очередного диалога, я решила последовать совету Федора Федоровича, выяснить подробности истории, которая, по его мнению, могла помочь мне разобраться во внутренней механике событий.