Человек, рисующий синие круги - Фред Варгас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остальные четыре инспектора уже привыкли заходить в кабинет шефа и выходить, когда им вздумается, не опасаясь прервать нить его… ну, чего-то вроде размышлений. Данглар действительно несколько раз замечал, что Адамберг витает где-то очень далеко, дальше, чем обычно. Когда он рисовал, пристроив листок бумаги не на согнутом колене, а на животе, Данглар говорил себе: «Если я сию минуту сообщу ему, что гигантский гриб пожирает планету и остановится только тогда, когда она уменьшится до размеров ананаса, он не обратит внимания. Между тем это было бы опасно, ведь на ананасе поместилось бы не так уж много людей. Чтобы это понять, большого ума не надо».
Флоранс тоже внимательно поглядывала на комиссара. После спора с Кастро она какое-то время думала, а потом заявила, что новый начальник кажется ей флорентийским принцем, немного потрепанным жизнью, - такого она видела на репродукции одной картины в какой-то книжке, но в какой- точно не помнит. Во всяком случае, ей бы больше понравилось сидеть на банкетке и смотреть на него, как на выставке, особенно когда жизнь кажется отвратительной, или когда снова порвутся колготки, или когда Данглар опять будет долдонить о том, что ему неведомо, где заканчивается вселенная и внутри чего она находится. Флоранс наблюдала за тем, как они уехали на двух автомобилях на улицу Пьера и Марии Кюри.
В машине Данглар процедил:
- Винная пробка и зарезанная женщина… что-то я не вижу связи, не улавливаю. Не могу разобраться, что творится в голове этого типа.
- Когда мы заглядываем в ведро с водой, - ответил Адамберг, - мы видим дно. Погружаем руку и дотрагиваемся до него. Даже если перед нами бочка, мы можем изловчиться и достать до дна. А вот если это колодец, тут уж ничего не поделаешь. Сколько ни бросай в него камешки в надежде разобраться, где же все-таки у него дно, - все бесполезно. Беда в том, что мы все равно пытаемся. С человеком всегда так: он постоянно желает «разобраться». И не имеет с этого ничего, кроме неприятностей. Вы представить себе не можете, сколько камешков лежит на дне колодцев! И бросают их не для того, чтобы услышать всплеск, когда камень падает в воду, а для того, чтобы «разобраться». А колодец - вещь опасная. Стоит только умереть тому, кто его соорудил,- и никто уже больше ничего о нем не знает. Колодец не поддается нашему разумению, он нас презирает в глубине своего таинственного чрева, где плещутся волны, расходясь кругами. Вот так ведет себя колодец, как мне кажется. А сколько волн? Куда они доходят? Чтобы узнать, нужно наклониться, опустить веревку, потом другую.
- Отличный способ утонуть, - подал голос Кастро.
- Разумеется.
- Не вижу, какая тут связь с убийством, - заявил Кастро.
- А я и не говорил, что есть какая-то связь, - ответил Адамберг.
- Тогда зачем вы нам рассказываете про колодцы?
- А почему бы и нет? Невозможно все время говорить только по делу. Однако Данглар прав. Пробка от бутылки и женщина - связь непонятна. Вот что действительно существенно.
Глаза убитой женщины были открыты, в них застыл ужас, рот тоже был открыт, нижняя челюсть неестественно сдвинулась вниз. Казалось, она во всю мочь выкрикивает слова, крупными буквами написанные вокруг нее: «Парень, горек твой удел, лучше б дома ты сидел!»
Всех словно оглушило. Хотелось заткнуть уши, а между тем полицейские возле круга занимались своим делом, не проронив ни слова. Данглар рассматривал недорогое пальто, аккуратно расправленное на теле женщины от по¬ола до самого верха, рану на шее и длинную полосу крови, протянувшуюся до двери соседнего дома. Инспектора начало тошнить. Всякий раз, как он видел труп, его начинало тошнить, и он этого не стыдился. «Не так уж страшно, когда тебя тошнит, если это позволяет забыть другие тревоги, тревоги душевные», - думал он, посмеиваясь.
- Ее убила крыса, вернее, человек-крыса,- произнес Адамберг. - Крысы вот так кидаются и вцепляются в горло. - Потом добавил: - Кто она, эта дама?
Его любимая малышка всегда так говорила: «дама», «господин», «эта дама красива», «господин желает со мной спать», - и Адамберг так и не смог отделаться от этой привычки.
Инспектор Делиль ответил:
- Документы при ней, убийца ничего не взял. Ее зовут Мадлена Шатлен, ей пятьдесят один год.
- Вы уже начали работать над содержимым ее сумки?
- Я еще не все проверил, но ничего интересного пока нет.
- И все же расскажите.
- Ну, если в общих чертах, то обнаружены следующие предметы: журнал по вязанию, перочинный ножик микроскопического размера, маленькие кусочки мыла, какие дают в гостиницах, бумажник и ключи, а еще розовый ластик и небольшой блокнот-ежедневник.
- Она что-нибудь записала на вчерашней странице?
- Да, но вы зря надеетесь, там нет ни слова о свидании с кем-либо. Вот что она написала: «Не думаю, что это так уж здорово - работать в магазине товаров для вязания».
- И много у нее подобных записей?
- Кое-что еще имеется. Например, три дня назад: «Интересно, почему мама считает мартини таким вкусным?» - или еще, неделей раньше: «Я ни за что на свете не решилась бы подняться на самый верх Эйфелевой башни».
Адамберг улыбался. Эксперт-криминалист ворчал, что если уж нельзя находить трупы пораньше, то и от медиков чудес ждать нечего; что, судя по его первым впечатлениям, женщину убили между двадцатью двумя тридцатью и полуночью, но надо бы исследовать содержимое желудка, прежде чем дать окончательное заключение. Рана была нанесена лезвием средней длины, но сначала жертва получила сильный удар в затылочную область.
Адамберг перестал думать о коротеньких записях в ежедневнике и взглянул на Данглара. Инспектор был бледен, еле держался на ногах, руки безвольно висели вдоль обмякшего туловища. Он стоял насупясь.
- Заметили что-нибудь необычное? - спросил у него Адамберг.
- Пока не знаю. Меня смущает то, что
