Сыны анархии. Братва - Кристофер Голден

– Ну-ну, – сказал он, входя в ванную, легок на помине.

Тринити поглядела на него через грязную стеклянную дверь и, выбивая зубами дробь, поинтересовалась:

– И чего это ты такое затеял?

– Да вот думал, не присоединиться ли к тебе.

– Если из-за тебя это затянется еще хоть на секунду лишнюю, я тебе покажу, где раки зимуют.

Рассмеявшись, Олег прислонился спиной к стене. Пригнув голову, Тринити дала холодной воде намочить волосы и, содрогнувшись, взяла шампунь. Отойдя от струй, взбила пену в волосах, а Олег все это время так и стоял у стенки, сунув руки в карманы.

– Наслаждаешься представлением? – спросила Тринити.

– Такая красота заслуживает аудитории, – с более сильным акцентом, чем обычно, отозвался он.

Несмотря на сокрушительный цокот зубов, Тринити все-таки улыбнулась. Она знакома далеко не с каждым головорезом из «Братвы», но сомнительно, что еще многие из них столь же красноречивы, особенно на чужом языке.

– Но у тебя на уме что-то еще, – заметила девушка, прежде чем набраться храбрости и сунуть голову под студеный водопад душа.

– Теперь у нас есть оружие, – сказал Олег. – Если повезет, скоро мы узнаем, где отсиживается Лагошин. И тогда сразу придется атаковать, чтобы убрать Лагошина и его подручных, или они найдут и уберут нас, и когда это случится – лишь вопрос времени.

Тринити отступила назад, выжимая волосы.

– Все это мне отнюдь не в новинку, любимый. Вот почему мы прячемся в отеле возле детского парка, населенного призраками… почему мы убили Темпла и его телохранителей. Думаешь, я не…

– Я хочу, чтобы ты ушла, kotyonok, – откашлявшись, промолвил Олег. – То, что ты здесь… от этого мне страшно, и я не смогу сделать того, что надо сделать, если буду бояться за тебя.

Закрутив кран, Тринити скрипнула зубами, но вовсе не от холода, хотя ледяная вода стекала с ее тела и капала с грудей.

Отодвинув дверь, она ступила на коврик, чувствуя, как от холода ломит каждую косточку. Полотенце висело на пластиковой перекладине на расстоянии вытянутой руки, но Тринити не потянулась за ним, а просто стояла и смотрела на Олега, а вода, набегающая с ее обнаженного тела, собиралась вокруг ног лужицами.

– Kotyonok… – начал он, делая шаг к ней, чтобы взять за руки.

– Я вовсе не твой долбаный kitten, – прорычала она, с маху вмазав ему по щеке ладонью. – В постели можешь звать меня, как заблагорассудится. Но это дело другое, так что не смей сейчас ко мне подлизываться. И слушай. Я люблю тебя, ублюдка кусок. И никуда не уйду. Так что не говори мне про свои страхи и что я – твоя слабость. Я должна быть твоей чертовой силой. Я должна быть железом в твоей крови. Вот что такое любовь! Не знаю, что ты там себе навоображал обо мне, когда просил меня бросить дом и уехать с тобой, но я тебе вот что скажу: мы или выживем вместе, или с равным успехом отправимся на тот свет. Ты меня понял?

Тринити так и кипела, шумно вдыхая и выдыхая, так распалившись от гнева, что больше не чувствовала холода. Она видела эмоции, пробегающие по лицу Олега: гнев и смущение, любовь и сомнение.

А затем он ухмыльнулся.

– Ради бога, чего это ты лыбишься?! – вскинулась она.

– Когда ты так злишься, – лукаво приподнял бровь Олег, – ты дышишь очень тяжело. И смотреть, как твои сиськи поднимаются и опускаются… прямо гипноз какой-то. Или волшебство.

Тринити воззрилась на него в полнейшем недоумении, и Олег рассмеялся.

Она снова его ударила, теперь в плечо и не так крепко, и отрубила:

– И больше не поднимай тему, чтобы я ушла.

Обняв, Олег поцеловал ее, не боясь промочить одежду о ее мокрую кожу.

– Обещаю, kotyonok, – шепнул он.

Котенок. Опять. Вот ублюдок!

Однако на сей раз бить его Тринити не стала, вместо того взявшись за пряжку его ремня.

При первом звонке телефона Морин Эшби лишь подняла голову от остатков жаркого, которые она разогревала на плите. Телефон снова умолк, и с полсекунды Морин гадала, не был ли звонок порождением ее воображения, подстегиваемого надеждой. В переулке за домом надрывался кот, потом послышался громкий смех одного из соседних сорванцов – жестокий, с издевкой, а сразу следом – звон бьющегося стекла и еще более испуганное, сердитое верещание кота.

Телефон все звонил.

«Бедняжка», – пронеслась мысль на поверхности сознания. Следовало бы открыть окно и устроить этим шкодникам форменный нагоняй за то, что мучают животное. Этот Кенни Донован – испорченный до мозга костей маленький засранец.

Однако под спудом этих мыслей внутренний голос прямо криком кричал, чтобы она сняла трубку. Когда телефон зазвонил снова, Морин будто током прошило. Выронив деревянную ложку, она опрометью бросилась к телефону. По этому номеру ей почти никто не звонит – друзья и подруги предпочитают мобильный, – так что если это только не телефонный маркетинг… впрочем, нет, вот же он, международный код вызова.

«Америка. Умоляю, пусть это будет Тринити».

– Алло?

– Это Джекс. Ты одна?

«Хорошие новости, – лихорадочно гадала Морин, – или невообразимые?»

– Скажи мне, что нашел ее, Джекс. В последние дни мне в голову приходит только непроглядный мрак.

Треск в трубке. Ну, хотя бы небольшая отсрочка. Малюсенькая.

– … Неваде, – говорил Джекс.

– Погоди, что? Извини, начни с начала.

– Мы в Неваде, – повторил он. – Пока от Тринити ни слуху ни духу, но я хотел отметиться, потому что не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем я смогу выйти на связь снова.

Сердце Морин оборвалось, но она заставила себя приободриться. Может, отсутствие новостей и не всегда хорошая новость, но все ж лучше, чем тот кошмарный телефонный звонок, которого она так отчаянно страшится.

– Если у нас и есть шанс ее отыскать, то с помощью ее русского дружка. Олег со своими громилами куда больше бросается в глаза, чем Тринити, так что начнем с этого. Но послушай, Морин… нет ли тут кого-нибудь, с кем бы она была знакома? К кому она могла бы обратиться, если попадет в беду?

Она расслышала в голосе Джекса смутный упрек; конечно, будь Тринити в беде, ей следовало бы позвонить брату. С этим Морин была целиком согласна, но, учитывая далеко не простые отношения САМКРО и с ПИРА, и с русскими, вполне можно понять, почему ее дочь отнюдь не спешила познакомить единокровного брата с новым мужчиной в своей жизни.

– Дай-ка сообразить, – сказала Морин.

Джекс продиктовал ей номер.

– У тебя есть номер одноразового сотового, что я тебе давал в прошлый раз. Эта мобила еще при мне. Но если не сможешь до меня дозвониться, можешь звякнуть сюда. Это бар, но, если спросишь меня, здесь примут сообщение.

Морин перевела дух. Несмотря на все ее страхи, Джекс каким-то образом ухитрился успокоить ее. Может, грубоватой уверенностью в голосе, этаким рокотом, так напоминающим Морин интонации его отца.

В подвешенном состоянии остался еще разговор, без которого не обойтись, – о письмах, которые она подсунула в дорожную сумку Джекса перед самым его отъездом из Белфаста в надежде, что он прочтет их, когда доберется домой. Он заслужил знать эту часть жизни своего отца. Конечно, он уже должен был их прочесть, но во время предыдущего разговора Джекс эту тему не поднял – может, потому что в разговор встряла Джемма, – и Морин это вполне устраивало. Если Джексу захочется поговорить об этих письмах, время на это найдется и после. А покамест главная ее забота – Тринити.

– Джекс, – произнесла она твердым голосом, – твоя сестра…

– Я ее найду.

– Не просто найдешь. Отправишь ее домой.

– Этого я обещать не могу, Морин. Тринити не ребенок. Я не могу заставить ее…

– Она влюбилась в русского гангстера. Когда она уходила с ним, я знала, что это опасно, но она не дала мне выбора. Теперь же, когда это случилось всего пару месяцев спустя, я уже не могу дать ей больше выбора, чем она дала мне. Вы не воспитывались вместе, как брат и сестра, Джексон, но она твоя плоть и кровь, и ее судьба тебе не безразлична. Я это знаю. В точности, как знаю и то, что ты понимаешь, какой опасности ее подвергает любовь к этому ублюдку. Так что да, я рассчитываю, что ты мне пообещаешь, поклянешься душой своего отца, что отправишь ее домой, ко мне.

На линии затрещали помехи.

– Джекс? – окликнула она, испугавшись, что связь прервалась.

– Я еще здесь, – призрачным эхом прозвучал его хрипловатый голос.

– Обещай мне.

– Обещаю. Я отправлю ее домой, даже если придется доставить ее лично.

Джекс дал отбой, не попрощавшись. Морин подержала трубку возле уха еще несколько секунд, прислушиваясь к треску помех и призракам прошлого, которое она лелеяла, и будущего, которого у нее никогда не было.

8

«Сыны» въехали на стоянку «Птичьего края» парами – Джойс с Пыром впереди, а Джекс с Рыжим за ними. Двигатели «харлеев» проревели весть об их прибытии, и горстка людей на стоянке, повернув головы, проводили крутышей взглядами. Джекс проигнорировал их, точь-в-точь как игнорировал пейзажи по пути сюда. День тянулся целую вечность, но теперь наконец настал вечер – время ответов.