Портреты - Михаил Ботвинник

Второй признак – характер. И не только спортивный характер что обычно связывают с волей к победе, стойкостью в защите спортивной хитростью, проникновением в психологию партнера.

Не меньшее значение имеет и то, как шахматный мастер управляет собой, когда он не сидит за шахматным столиком, когда он вне шахматных состязаний.

Действительно, жизненный режим мастера мало что общего имеет со спортивным характером. Спит ли шахматист по ночам или ведет легкую жизнь и просыпается лишь к обеду, занимается ли он физической культурой или поигрывает в картишки, бережет ли трудоспособность своей нервной системы или злоупотребляет алкоголем – это зависит от характера человеческого, от воспитания и самовоспитания человека.

Настроен ли шахматист критически к своему творчеству (и к своей особе) или он готов обниматься с любым льстецом, отличается ли он мелочностью или выделяет главное (с точки зрения своего совершенствования), на первом месте у него шахматы или материальная сторона жизни – и это зависит от человеческих качеств шахматиста. Сколько крупных талантов было загублено по той простой причине, что обладатели их оказывались мелкими людьми…

Поскольку тема эта деликатная, не будем ее больше затрагивать. Но, как говорится, «сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок»…

Что касается спортивного характера этих трех шахматных богатырей, то о нем стоит поговорить особо. В наименее выгодном свете тут предстает Л. Полугаевский – он недостаточно проницателен как спортсмен, и, видимо, поэтому матчи ему даются труднее, чем турниры, а отборочные соревнования для него особенно неприятны, ибо именно здесь надо демонстрировать те самые спортивные качества о которых уже говорилось.

Б. Спасский обладает великолепным характером спортсмена – он никогда не унывает, на него не влияют случайные поражения, он умеет концентрировать все свои возможности в решающий момент (во всяком случае, так это было…).

В. Корчной не умеет управлять собой так же хорошо, как экс-чемпион мира. Как спортсмен он более прямолинеен, но все же достаточно силен.

Третий признак – здоровье. Шахматы хотя и интеллектуальный но напряженный труд, шахматист обязан выдерживать жесткую нагрузку. Какова эта нагрузка, можно пояснить на следующем примере: в мае 1961 года моя 20-я партия матч-реванша на первенство мира с Талем была отложена после пяти часов игры в очень трудном для меня положении. Последовала бессонная ночь – необходимо было найти шанс сделать ничью; часа два мне все же удалось поспать перед доигрыванием. Мой партнер не нашел при анализе выигрывающего продолжения, и я мог сделать ничью. Однако сказалась усталость, я спутал подготовленные варианты и… вновь оказался на грани поражения. После шести часов доигрывания, по общему мнению мое положение было уже безнадежным. Опять бессонная ночь (тут поспать совсем не пришлось) и второе, на сей раз четырехчасовое доигрывание. В итоге – ничья. Способен ли на такое напряжение человек, если он не настоящий шахматист? Вряд ли. И Полугаевский, и Спасский, и Корчной на такие перенапряжения способны.

И наконец, четвертый признак – специальная подготовка. После того, как в прошлом шахмат действовали Стейниц и Чигорин, Эм. Ласкер и Рубинштейн, Нимцович и Алехин, Рагозин и Болеславский, известно, что такое специальная подготовка и для чего она нужна. Каждому крупному мастеру полезно иметь свою собственную теорию начал, которую знает только он, теорию, которая тесно связана с планами игры в середине партии.

Это очень полезно, но – увы! – далеко не все на это способны, и не каждый шахматист пытается вести такие разработки.

Чтобы успешно действовать в этой области, надо обладать не только работоспособностью, но и талантом поиска, талантом исследователя. Когда такой большой талант появляется, он косвенно влияет на творчество других гроссмейстеров; изучая его партии, другие мастера узнают, в каких областях шахматной теории сейчас надо работать, и побеждает в шахматах исследовательское направление. Нет такого ведущего исследователя – побеждает тенденция практицизма.

Но если в последние годы и превалирует практицизм, это не значит, что гроссмейстеры могут спать спокойно – работать все равно надо, специальная подготовка необходима.

В этом отношении Корчной имеет явное преимущество перед Спасским и, пожалуй, перед Полугаевским. Думаю, однако, что даже Корчной не достиг в этой области того, чего он мог бы достичь. Суть дела в том, что мастер может быть уверен в своем искусстве анализа лишь тогда, когда он проверяет свои анализы. А проверка возможна при наличии критики опубликованных работ со стороны читателей. Молчат читатели шахматных журналов – значит мастер научился анализировать; находят читатели «дыры» в анализах – мастеру еще следует совершенствовать свое аналитическое искусство.

Соперники Карпова, за исключением Полугаевского, почти не публикуют исследовательских работ. Стало быть, своих пределов в области искусства шахматного анализа они могли не достичь.

Теперь, после того, как мы охарактеризовали силу противников Карпова по всем четырем признакам, читатель может более четко представить себе, какой барьер был преодолен молодым гроссмейстером в этих матчах…

Зимой 1964 года я давал в Москве сеанс с часами юным шахматистам. Среди них был и Толя Карпов из Златоуста. Щупленький маленький – было ему от роду неполных 13 лет, но кандидатом в мастера он уже был. Игра его не произвела тогда большого впечатления. Но не следует этому удивляться: юный Боря Спасский в таком же возрасте играл со мной в массовом сеансе в Ленинграде, и тогда его игра также не произвела большого впечатления, однако это не помешало Спасскому через 20 лет завоевать звание чемпиона мира. Карпов этого добился 11 лет спустя!

Несколько позже проездом из Челябинска мы с Я. Рохлиным побывали в Златоусте, где я провел сеанс одновременной игры, – шахматы в городе популярны. Рохлин уговорил меня выступить именно в Златоусте потому, что там жил Толя, – он уже подавал большие надежды. Тогда и познакомились мы с родителями Толи, были у них в гостях. Хорошая семья и серьезный мальчик!

В 1966 году, когда Толе было 15 лет, на турнире в Ленинграде он завоевал звание мастера.

Большой успех пришел к нему в декабре 1968 года, на командном первенстве СССР в Риге. Выступая на юношеской доске за команду Вооруженных Сил, Толя набрал 10 очков из 11 возможных!

В то время он уже был «грозой» в молниеносной игре. Гроссмейстеры побаивались его и избегали встреч с ним в пятиминутных партиях. Толя считал варианты с поразительной быстротой и точностью. Конечно, игра «блиц» никакого отношения к серьезным турнирным партиям не имеет, но все же Толя стал завоевывать уважение.