Субмарины уходят в вечность - Богдан Сушинский

— Кем это, позвольте узнать?

— Манфредом Зомбартом.

Улыбка, которой плеснула ему в лицо Мария Воттэ, очень напоминала полусадистскую улыбку Скорцени.

— А кому вы здесь нужны в облике этого, как его там, Манфреда Зомбарта?! Кому вы, мразь, нужны?! Вы думаете, что вас приглашают сюда, отдают вам честь, приветствуют фюрерским приветствием, выставляют личную охрану и даже приставляют к вам одну из самых красивых и властных женщин рейха только потому, что вы — Манфред Зомбарт?! А что вы, тля казарменная, сделали для того, чтобы ваше имя значило для кого-либо в Германии хотя бы тысячную частицу того, что значит для всех нас, германцев, имя Адольф Гитлер?

— Но вы должны понять… — испуганно смотрел на нее Имперская Тень, сидя на небольшом стульчике и ухватившись рукой за краешек стола.

— Все, что я должна знать, я давно знаю без вас, — отрубила Воттэ. — Встать. Я сказала: встать! Вы хотите представать передо мной Зомбартом? — спросила она, наблюдая, как Имперская Тень медленно приподнимается со своего места в углу каюты, между столиком и лежанкой. А как только он поднялся, хищно произнесла: — Тебе очень хочется побыть здесь Зомбартом? Ну так будь им! — и отвесила такую мощную оплеуху, что Манфред вновь рухнул на стул.

— Как?! Вы решили позволить себе даже такое?!

— Неужели ты, мразь, считаешь, — буквально прорычала Мария, угрожающе склоняясь над ним, — что я снизошла бы до того, чтобы соблазнять в «Божественной купели» некоего казарменного придурка Зомбарта, если бы Скорцени не попросил провести вечер с неким кретином, из которого он пытается лепить если не фюрера, то хотя бы паршивого лжефюрера? Именно так: паршивого лжефюрера!

— Еще одно слово, и я пристрелю тебя!

— Одним из тех холостых патронов, которыми мы тебя снабдили? Послушай, может, мне плюнуть на данное Скорцени слово, выйти и объявить матросам, что в каюте их субмарины оказался человек, подло выдающий себя за фюрера?! Чтобы они тотчас же растерзали тебя?!

Зомбарт силился что-то ответить, но так и не смог. Понаблюдав в течение этой паузы, как бледнеет и без того бледное лицо Зомбарта, провидица едва слышно навеяла ему:

— У тебя есть один способ спасти свою шкуру: это мужественно перенести прогулку на субмарине. Чтобы я получила право сообщить Скорцени, что ты готов к переходу через Атлантику. Иначе тебя попросту вздернут. Война завершается. Гитлер покидать рейхсканцелярию не намерен, да его и не очень-то хотят выпускать оттуда.

— Действительно не хотят?

— Речь сейчас идет о вас… мой фюрер, а не о Гитлере. И поскольку он остается, чтобы свести счеты с жизнью в своем бункерном кабинете, то вы, мой фюрер, — с каким-то особым сарказмом произносила Мария это «мой фюрер», — никому больше не нужны. По крайней мере, здесь, в Германии.

Понимая, что дальше накалять страсти бессмысленно, да и опасно, Воттэ выдержала небольшую примирительную паузу и уже совершенно иным, спокойным тоном сказала:

— Сейчас я приглашу командира, и вы отправитесь с ним осматривать субмарину. Кстати, насколько меня информировали, это не обычная боевая субмарина. Она принадлежит к секретному соединению субмарин «Фюрер-конвоя» и отличается особо крупными размерами. Здесь есть так называемые каюты для рейхс-гостей, в одной из которых мы сейчас находимся и которых на обычных субмаринах нет. Позывной субмарины — «Валькирия», именно так моряки и называют ее между собой. Вам эти познания пригодятся для поддержания разговора с фрегаттен-капитаном. И помните: вы — фюрер! Эти люди обожествляют или, по крайней мере, обязаны обожествлять вас. Вы должны заставить их обожествлять своего, то есть вами сотворяемого, фюрера.

Она сняла трубку внутреннего телефона и попросила связать ее с командиром.

— Фюрер хочет видеть вас, фрегаттен-капитан, — жестко произнесла она. — Он хотел бы ознакомиться с устройством субмарины. И скомандуйте, чтобы ваша субмарина выходила в море. Погружалась, или как там у вас это называется, и выходила.

— Как чувствует себя фюрер?

— Это самая большая субмарина в вашем соединении, фрегаттен-капитан? — абсолютно не отреагировала на его вопрос прорицательница.

— Нет, недавно спущены на воду три субмарины новейшего образца. На одной из них есть специальная каюта для очень высоких рейхсгостей, поэтому в настоящее плавание фюрер, очевидно, выйдет на ней. Моя субмарина была избрана случайно, просто новейшие субмарины сейчас в океане.

Когда фрегаттен-капитан прибыл, Мария сказала, что она не станет утомлять их своим присутствием и вопросами, и доверительно сообщила, что тридцати минут ей вполне хватит для того, чтобы штабсобер-ефрейтор Карцаг посвятил ее в особенности моряцкой жизни.

Встретившись с ней взглядом, фрегаттен-капитан понимающе ухмыльнулся и кивнул.

— Карцаг получит соответствующие наставления, — молвил он, взглядом давая понять Марии, что и сам не прочь был бы оказаться на месте этого мощного везунчика. Зомбарт в это время рассматривал имевшийся в каюте спасательный жилет. Он тоже прекрасно понимал намерения провидицы. — Мы с фюрером вернемся не ранее чем через час. Я бы очень просил вас, мой фюрер, после осмотра субмарины оказать мне величайшую честь и пообедать в командирской каюте.

— Если только ваше длительное отсутствие, фрегаттен-капитан, не скажется на действиях команды «Валькирии», — сурово предупредил его Великий Зомби.

— У меня достаточно опытный старший офицер, мой фюрер.

Пока они обменивались репликами, унтерштурмфюрер внимательно следила за выражением лица Роланда, все пытаясь понять: догадывается он о том, что перед ним не фюрер, а его двойник, или не догадывается?

«Если и догадывается, — молвила себе, когда мужчины оставили ее в каюте одну, — то неплохо изображает простачка, прекрасно понимая, что за появлением здесь двойника фюрера тоже скрывается какая-то политическая игра».

Как только Карцаг вошел, Мария, не давая ему возможности опомниться и окончательно оробеть, храбро сомкнула руки на его шее:

— Если я скажу, что у меня в жизни никогда не было в постели моряка, — этого намека вам хватит? Или понадобится еще какой-то, более утонченный?

12

Январь 1945 года. Германия.

Баварские Альпы. Охотничий замок Вальхкофен на берегу озера Вальхензее.

Уснули они только под утро, при этом Скорцени был уверен, что в сладострастные утренние часы он окажется предоставленным самому себе: вдали от столицы, от начальства и вождей; в обнимку с прекрасной женщиной — пусть и не такой уж любимой, но все же щедро подаренной ему судьбой на этом заснеженном предфронтовом предгорье.

«Альпийская ночь, — мысленно бормотал он, погружаясь в предутреннюю истому, — прекрасная альпийская ночь! Блаженственно!»

Но именно эта, подаренная ему судьбой женщина безжалостно, хотя и сочувственно, вынуждена была вырвать его из запоздалого блаженства, чтобы вернуть к холодной фронтовой реальности.

— Сюда готов ворваться ваш адъютант, гауптштурмфюрер СС Родль.

— Дьявол меня расстреляй.

— С дьяволом все понятно. А что сообщить томящемуся в коридоре Родлю?

— Вы же знаете, Фройнштаг, что пистолет у меня в кобуре, — сонно пробормотал Скорцени.

— А при чем здесь ваш пистолет? — поинтересовалась Альбина, прощая ему упоминание Фройнштаг.

Она давно была знакома с оберштурмфюрером Лилией Фройнштаг[10], которая помогала ей входить в образ Фюрер-Евы, и также давно знала о том, что Отто и Лилию давно связывает «постельная дружба». Именно так — «постельная дружба» — и охарактеризовала свои отношения с первым диверсантом рейха сама Фройнштаг, давая при этом понять, что как женщина она заслуживает более естественной роли, чем «постельная женщина».

— Чем-то же вы должны застрелить моего адъютанта.

— Он только что из штаба полка альпийских стрелков, — объяснила Альбина. — Вас требуют к телеграфному аппарату.

— Из Берлина! — послышался из-за двери голос Родля.

— Убирайтесь к черту, Родль! А еще лучше, пойдите и узнайте, чего там от меня хотят.

— Это невозможно! Требуют вас, господин оберштурмбаннфюрер!

— Неужели эти пьяные карабинеры опять арестовали Муссолини?! — совершенно искренне изумился «освободитель велико-то дуче». — В следующий раз придется похищать не Муссолини, а карабинеров.

— Вполне допускаю, что арестовали. Но требуют вас из штаба Гиммлера! Просят, чтобы вы лично подошли к аппарату!

— Гиммлера тоже пристрелить? — ехидно поинтересовалась Альбина, усаживаясь в то же кресло у камина, в котором вчера преподносила оберштурмбаннфюреру уроки оральной нежности, и пытаясь хоть как-то привести себя в порядок.

Как ни странно это выглядело, однако Крайдер вновь появилась в своем нежно-розовом пеньюаре и вновь, в который уже раз, демонстрировала абсолютное невосприятие к холоду. Какое-то непостижимое для европейца, почти эскимосское невосприятие. К тому же, поглядывая на нее, Отто ощущал, что его опять влечет к этой женщине в соблазнительном пеньюаре, столь неестественно выглядевшем между погасшим камином и промерзшим окном. Жаль только, что к страстям его Альбина оставалась такой же демонстративно невосприимчивой, как и к холоду.