Самые смешные рассказы - Веселин Георгиев

С пролетарским приветом, Иван Кулаков.

В свой день рождения Вася Бабакин всегда вызывал девочек по вызову. Как закоренелый холостяк, он не столько нуж-"дался в услугах жриц любви, сколько хотел с ними просто пообщаться, поговорить, похвастаться своими былыми победами и поражениями на женском фронте.

Девушки слушали Бабакина с нескрываемым удовольствием. Сидя за празднично накрытым столом, они заботливо подливали Василию водки и просили рассказать историю его первой юношеской любви. Бабакин старался, как умел — девушки плакали, звонили с его телефона своим родителям в другие города, а порой и страны, чтобы поделиться услышанным. Иногда от рассказов Бабакина у них подскакивало давление и щемило сердце — и тогда виновник торжества отстегивал им дополнительные суммы на врачей и лекарства, массаж и солярий. Чаще же всего девчонки просто просили Бабакина принять у него ванну.

— Да, пожалуйста! — Радуясь слушателям, Бабкин продолжал повествование о своей безответной любви, трудном детстве и деревянных игрушках.

— Василий, спинку потри! — просили девушки. И Бабакин тер.

— Василий, музыку включи! — веселись гостьи. И Бабакин включал.

— Василий, давай мы поспим немножко, потому что очень устали сегодня, а потом — ты продолжишь!

И Василий соглашался, укладывал девушек в свою постель, а сам устраивался на раскладушке.

Утром, после ухода гетер, Бабакин каждый раз недосчитывался аудиокассет, компакт-дисков, чайных ложек. Одна из жриц как-то, погладив блузку, прихватила с собой импортный утюг, а другая любительница попсы — не нарочно унесла музыкальный центр.

Но все это мелочи по сравнению с тем, когда однажды утром Василий не обнаружил в туалете импортного унитаза, а на кухне двухкамерного холодильника. Девчонки, видимо, что-то перепутали, но с тех пор Вася Бабакин больше не приглашает на свой день рождения девушек по вызову, а пользуется услугами горячей линии «секс по телефону».

По два, а то и по три часа он рассказывает возбужденным собеседницам о своей первой детсадовской любви, отчисленной за неуспеваемость студентке Танечке и бросившей его проводнице Альбине. На другом конце провода слушают с удовольствием.

Результат тот же, что и раньше, но зато из квартиры ничего не пропадает.

Эдуард ДВОРКИН

За окном мелькали перелески, смеркалось.

— Не возражаете? — Сосед Козонина по купе, полный, добродушного вида мужчина, вынул из кармана трубку.

— Пожалуйста, — отозвался Козонин. Он подумывал уже, не завалиться ли ему пораньше спать, как вдруг попутчик представившийся Павлом Егоровичем Британцевым) произнес:

— А знаете ли вы, какая история связана с этой трубкой?

— Какая же? Расскажите, пожалуйста, — с готовностью отозвался Козонин, предвкушая интересное.

— Ну что же, — Британцев чиркнул спичкой, не спеша раскурил трубку. — Слушайте… Был я проездом в одном городе. Дела свои все уж сделал, знакомых — никого, дай, думаю, просто пройдусь, на прощание, по улицам. И вот, гуляю, смотрю по сторонам. И вдруг вижу — маленький такой магазинчик. Вхожу. За прилавком — миловидная блондинка, а на прилавке под стеклом трубки, и к каждой ценник приложен. Купить, что ли, думаю? Стою, не спеша выбираю. Блондинка молчит — улыбается. Выбрал, подхожу к кассе с деньгами — там женщина постарше сидела, брюнетка. Плачу, получаю чек, передаю его блондинке. «Завернуть?» — спрашивает она. — «Заверните», — говорю. Она вворачивает трубку в бумагу и подает мне. «Спасибо!» — говорю я ей и выхожу из магазина… И вот — трубка перед вами. Та самая. Британцев слегка откинулся назад и пытливо смотрел на Козонина.

Козонин заерзал на месте.

«Невнимательно слушал, черт!» — подумал он и бодрым голосом сказал: — Очень интересно. Да…

Британцев довольно заулыбался…

— Так и быть. Расскажу вам, пожалуй, еще одну историю.

Он чуть прикрыл глаза, видимо, собираясь с мыслями. — Сижу я однажды дома, смотрю телевизор и вдруг — звонок. «Ну, — думаю, — надо открывать». На пороге незнакомый мужчина, в пальто, без шапки. «Вы Британцев?» _ спрашивает. «Я», — отвечаю. Тут он мне и говорит: «Вам телеграмма, распишитесь». А я без очков не могу — расплывается все в глазах. Ну, пошел я за очками, а он в коридоре стоит, ждет. Надел я очки, расписался у него в книжке. Он мне телеграмму отдал и ушел… Ну как?

И Британцев снова пытливо оглядел Козонина.

— Ну а в телеграмме-то что? — не выдержал Козонин.

— Какая разница? — ласково улыбнулся Британцев. — Я уже и не помню. Поздравление с праздником, а может быть, сообщение о приезде тетки…

— Да, да, — поспешно заговорил Козонин, — история очень даже…

Он схватил полотенце, зубную щетку и быстро вышел из купе.

Он долго стоял в коридоре, слушал стук колес, смотрел на мелькающие за окнами огни, пока окончательно не успокоился.

Британцев сидел в той же позе, с тем же мечтательным выражением лица. Козонин мгновенно нырнул под одеяло и накрылся им с головой.

Голос Британцева нашел его и там.

— Пока вы еще не спите… Вам это будет любопытно… Расскажу, как я побрился недавно в парикмахерской"…

Козонин дернулся и затих.

— Иду я, значит, мимо небольшой такой парикмахерской, смотрю — народу никого. Ну и решил побриться. Захожу — и сразу к мастеру. Пожилой уже мужчина, весь седой. «Стричься будем?» — спрашивает. «Нет, — отвечаю, — только бриться». Развел он пену и меня по щекам мажет. Намазал и за бритву берется. Аккуратно бритвочкой помахал и снова мылом, и опять бритвой. Компресс сделал освежающий, одеколончиком побрызгал — все как полагается. «Готово, — говорит, — платите в кассу». Ну я, конечно, заплатил, вышел на улицу и дальше пошел… А как я ботинки ремонтировал!..

Козонин крикнул и в чем было выскочил в коридор.

Он вернулся, когда Британцев уже спокойно спал.

Утром Козонин проснулся от громких шагов. Британцев с чемоданом шел к выходу.

— Павел Егорович! — окликнул его Козонин. — А вы кем работаете?

— Писатель я, — не останавливаясь, ответил Британцев и уже из коридора добавил: — Мне есть о чем рассказать людям…

Обтекаемые формы жены навели отставного летчика-испытателя Берсеньева, казалось бы, на парадоксальную мысль. Он велел женщине раздеться и придирчиво ощупал с головы до ног. Тело у Аглаи Филипповны было стальное.

Берсеньев положил жену лицом вниз, заставил сомкнуть ноги, раскинуть руки и приподнять голову, долго ходил вокруг добиваясь идеальности линий, потом скрылся у себя в комнате, где неделю что-то чертил и рассчитывал. Если б вы знали, если б вы знали, как тосковали руки заслуженного пилота по штурвалу, вы бы не удивились тому, что произошло дальше.

Теоретические выкладки показали, что эксперимент возможен. Аглая Филипповна по многу часов держала заданную ей позу, сам Берсеньев не отходил от жены ни на шаг и что-то поминутно подкручивал в созданной им конструкции. Аэродинамические свойства Аглаи Филипповны оказались почти идеальными, сердце у нее всегда работало как мотор, оставалось только позаботиться о горючем.

Летчик накупил высококалорийной пищи, которая при сжигании могла дать много энергии, не забыл простого черно-то хлеба и разных масел.

Супруги жили в сельской малонаселенной местности, прямо за их домом начинался большой плоский пустырь, с которого глава семейства заблаговременно убрал все камни.

На рассвете Берсеньев как следует заправил жену и вывел ее на взлетную полосу. Убедившись в отсутствии любопытных глаз, он стащил с фюзеляжа Аглаи Филипповны чехол, поставил ее в стартовую позицию и, пригнувшись, расположился на мягких подушках.

Берсеньев чувствовал, что жена уже завелась, тем не менее они без движения стояли на летном поле. Он вздохнул, раскрутил фляжку и налил жене спирта. Аглая Филипповна вскрикнула, затряслась, в животе у нее заурчало, затрескалось, Берсеньев нажал одному ему известную кнопку, тут же из сопла вырвалась реактивная струя, Аглая Филипповна легко пробежала по дорожке и, неся на себе Берсеньева, взмыла в воздух, уверенно и плавно набирая высоту.

В ушах Берсеньева свистел ветер, ему было тревожно, радостно и даже немного страшно, как и в том первом самостоятельном курсантском полете много лет назад, и не беда, что тогда ему доверили грозную боевую машину, а сейчас он летел на смешной безобидной самоделке, — ощущение полета было тем же, и на глаза расчувствовавшегося аса навернулась влага, которую он торопливо смахнул, дабы не заслоняла она видимости.

Аглая Филипповна прекрасно слушалась руля, внизу мелькнула крыша родного дома, лента проселочной дороги, лесной массив.

«На первый раз хватит», — решил Берсеньев и повернул жену обратно. Они благополучно приземлились, и он поставил Аглаю Филипповну в ангар.