Фантастика-1968 - Алексей Адмиральский

— А что же нам? — спросил, наконец, будущий фантаст Володя Трубицын.

Галактионыч развел руками.

— Раз нет тяги к науке… Впрочем, на заседания Академии Наук было бы полезно ходить и тебе. Ведь фантастика должна быть научной.

Проголосовали. Президентом большинством голосов был избран очень немногословный и сдержанный не по летам Саша Чиликин.

4

Президент удовлетворял всем требованиям, какие только могла ему предъявить наша требовательность, — зазнайкой он не был, всегда делал то, что обещал. Было у него еще одно чрезвычайно редкое качество, снискавшее ему уважение не только среди нашего класса, но и всей школы: способность сохранять хладнокровие в самые острые моменты наших частых футбольных схваток. Президент ни с кем никогда не спорил. И его подчеркнутая невозмутимость смущала, как правило, разгорячившихся противников куда сильнее, чем если бы он принимался спорить с ними до хрипоты. И с ним соглашались…

Вскоре состоялось первое заседание Академии, на нем каждый выбрал себе научную тему и получил полный простор для работы над ней. Тогда в составе Академии было тринадцать человек. Но уже на второе заседание пришли и те две девочки, что собирались стать актрисами.

— Искусство требует жертв, — несколько торжественно сказала в объяснение одна из них. — Я принесла в жертву само искусство. Теперь хочу быть биологом.

Вторая сменила будущее столь же окончательно и бесповоротно: Леночка Голубкова решила стать историком.

Поворот по часовой стрелке — я чувствую, как на меня опускается что-то легкое, почти невесомое, становится радостнее, и радостнее видится все, что меня окружает. А если повернуть ручку еще дальше, радость заполняет меня целиком.

Но я не забываю при этом скосить глаза и на самых ближайших соседей. Вот Трубицын приподнял голову от своих каких-то записей, на лице будущего фантаста появилась улыбка; вот он склонился над блокнотом снова, но перо полетело по страницам гораздо быстрее, почерк стал каким-то приплясывающим.

И Толик (он сидит чуть дальше) тоже стал проявлять какие-то первые признаки радости. Но я гашу эту начинающуюся радость одним поворотом ручки и углубляюсь в свои теоретические выкладки. Итак, если напряженность Поля Радости (научный термин изобретен мной), создаваемого Установкой…

Установка работала. Послушно, по моему приказу, воздействовала на те центры головного мозга, которые управляют настроением человека. Если тебе грустно, поверни ручку Устройства по часовой стрелке.

И тогда смело смотри по сторонам.

Уже ничто не покажется тебе уродливым и отталкивающим. Если светит Солнце — как здорово, что оно светит! Если на улице ночь и идет мелкий холодный дождь — а почему нельзя любить холодный дождь так же, как любишь теплое Солнце?! И люди вокруг покажутся в этот момент добрыми и прекрасными, может, даже чуточку прекраснее и добрее, чем на самом деле, но это лучше того, если весь мир видится тебе злым и недобрым, хуже, чем он есть в действительности.

Ручка у меня в руках — маленькая, круглая, плоская. Я чувствую пальцами ее рифленые ребра, она очень послушна в руках. А если снять с Установки Радости кожух, на меня глянут все детали и провода, которые вместе создают это пока еще очень маломощное Поле Радости. Кожух снимается легко, и вот уже мой взгляд скользит по всем соединениям, пытаясь понять, как можно изменить схему, чтобы напряженность Поля в несколько раз увеличилась, устранить те непонятные перебои в ее работе, которые возникали вдруг в самый неподходящий момент.

Иногда я заглядывал в будущее, но не слишком часто, не давал воли воображению. Заглядывал в тот момент, когда все уже будет готово и совершенно, никаких изъянов.

Я тогда подзову к своему столу Галактионыча, он будет смотреть схему и слушать мои объяснения, а потом я в доказательство легко-легко поверну ручку, и мы вместе почувствуем на душе этот радостный прилив. Поверну ее по часовой стрелке еще дальше, и нам станет еще веселее. Может, мы даже оба расхохочемся. А потом, когда я остановлю ручку на разумном пределе (нормальная постоянная радость, хорошее, приподнятое настроение), Галактионыч снимет очки, посмотрит на меня невооруженным глазом и скажет:

— Здорово! Такого еще никто не делал! Молодец!

И вот тогда я расскажу ему все Ю по порядку: как впервые пришла мне в голову мысль найти способ воздействовать на мозг человека, чтобы можно было управлять его настроением…

…Когда мы вышли из континентолета на ту африканскую дорогу и немного по ней прошли, глядя по сторонам на великолепные небывалые деревья, нам вдруг встретился мальчишка примерно нашего возраста. Он был черным. Он брел по дороге, не обращая на нас никакого внимания.

И только когда его окликнули, он поднял голову в нашу сторону. И в этом взгляде была такая грусть, что мы немедленно окружили его и стали наперебой расспрашивать, что с ним произошло, перебирая все языки, в которых знали хотя бы по слову. Он не ответил ничего, только расплакался, словно до этого долго-долго сдерживался, и убежал. И мне было в этот день очень грустно, да и не только мне одному, наверное. Это была наша первая встреча с горем лицом к лицу. Мы знали, что горя на Земле становится в общем-то все меньше и когда-нибудь его не станет совсем, — так нам все говорили. А можно ли сделать что-нибудь, чтобы горе исчезло с Земли побыстрее? Что для этого нужно?

Расскажу о том, как я бился над схемой — нелегкое было дело, от той грустной африканской экскурсий прошло чуть ли не два месяца до хорошего дня, когда мне захотелось выкрикнуть на всю лабораторию: «Эврика!!!» И о том, как иногда хотелось все бросить, если работа не получалась, не ладилось что-то. Бывало, я действительно бросал, принимаясь на день-два за что-нибудь другое, а потом — нет, снова возвращался к тому, о чем думал все время. (А ведь правда, сколько же раз я мог все бросить, махнуть рукой, даже подумать страшно!) И. о том, как я мучился оттого, что никому не рассказывал о том, над чем работаю, — не слишком-то мне было удобно перед нашими, обычно каждый из нас знал, чем занимается его сосед. А я никому ничего не говорил: хотел, видимо, ошеломить всех готовым результатом.

Галактионыч будет стоять рядом.

Мы солидно, на равных, поговорим с ним о технической стороне моей работы и немного помечтаем о том времени, когда каждый из жителей земного шара будет носить такую Установку в кармане. Ведь у каждого, наверное, бывают моменты, когда хочется повернуть ручку по часовой стрелке.

Но все это потом. А пока надо тысячу раз все проверить. Найти способ увеличить напряженность Поля Радости, добиться полной надежности работы; и только тогда, когда сомнений уже не останется, я встану со своего рабочего места в нашей Академии Наук (можно встать так, чтобы в поле зрения попал невзначай и наш стенной. «Архимед» с Андрюшиной деловой улыбкой) и негромко так скажу: