Мегрэ в «Пикреттс» - Жорж Сименон

— Была очень богата. Вышла за человека, которого не любила, за старика. Тот не отпускал ее ни на минуту и даже приставил к ней частного сыщика.

— Это она сама рассказала?

— Да. Каждый день он получал доклад, где все ее дела и поступки были расписаны поминутно.

— Она уже кололась?

— Нет. Не думаю. Когда он умер, все бросились к ней, надеясь поживиться.

— Кто это все?

— Альфонсы с Лазурного берега, профессиональные игроки, приятельницы…

— Она не называла имен?

— Не помню. Вы же знаете, как все воспринимается после дозы.

Мегрэ знал об этом только понаслышке: сам-то он никогда не пробовал.

— У нее еще оставались деньги?

— Немного. По-моему, она время от времени продавала свои драгоценности.

— Ты их видел?

— Нет.

— Она тебе не доверяла?

— Не знаю.

Его тоненькие, в широченных брюках ножки подгибались, и Мегрэ знаком разрешил ему сесть.

— Кто-нибудь еще, кроме тебя, тянул из нее деньги?

— Она мне не говорила.

— Ты никого не встречал у графини или, может, видел ее с кем-нибудь на улице или в баре?

Мегрэ ясно почувствовал, что парень колеблется.

— Н-нет!

Комиссар жестко глянул на него.

— Не забыл, что я сказал?

Но Филипп уже взял себя в руки.

— Никогда и никого я с ней не видел.

— Ни мужчин, ни женщин?

— Никого.

— Она не произносила имени Оскар?

— Впервые слышу.

— Тебе не казалось, что графиня кого-то боится?

— Она боялась только одного — умереть в одиночестве.

— Вы с ней не ссорились?

Он не изменился в лице — до того был бледен, лишь кончики ушей слегка покраснели.

— Откуда вы знаете?

И добавил с понимающей, чуть презрительной улыбкой:

— Этим всегда кончается.

— Что именно?

— Спросите любого.

Он имел в виду: «Любого, кто балуется зельем». Затем угрюмо, словно сомневаясь, что его поймут, продолжил:

— Когда наркотики кончались и графиня не могла их достать, она набрасывалась на меня, упрекая в том, что я выпрашиваю у нее морфий, даже обвиняла в воровстве. Клялась, что еще накануне в шкафу оставалась целая коробка с ампулами.

— У тебя был ключ от ее квартиры?

— Нет.

— Ты никогда не приходил в ее отсутствие?

— Она почти всегда сидела дома. Случалось, не выходила по неделе, а то и больше.

— Отвечай на мои вопросы точно: да или нет? Ты никогда не приходил в квартиру в ее отсутствие? — Снова едва заметное замешательство.

— Нет.

Мегрэ, не настаивая, проворчал себе под нос:

— Врешь.

Из-за этого Филиппа атмосфера в кабинете казалась столь же удушливой, нереальной, что и в квартире на улице Виктор-Массе.

За свою жизнь Мегрэ навидался наркоманов и знал, что, нуждаясь в зелье, они стремятся достать его любой ценой. И тогда наркоман, подобно Филиппу в поисках денег той ночью, обходит всех знакомых и клянчит, забывая о человеческом достоинстве.

На дне общества, где находился парень, это, конечно, непросто. Как тут не вспомнить, что в ящике у графини почти всегда есть наркотики, а уж если она вдруг пожадничает, надо только дождаться, когда она уйдет из дома.

Так подсказывала интуиция, но интуиция в полном согласии с логикой.

Все эти людишки следят, завидуют, обкрадывают друг друга, а порой и доносят. Однако теперь уголовная полиция не принимает во внимание анонимные телефонные звонки тех, кто желает удовлетворить месть.

— Когда ты видел графиню в последний раз?

— Позавчера утром.

— А не вчера утром, не ошибся?

— Вчера утром я был болен и оставался в постели.

— Что с тобой случилось?

— Два дня сидел без дури.

— Графиня тебя не выручила?

— Клялась, что у нее ничего нет — доктор не сумел достать.

— И вы поссорились?

— Мы оба были не в духе.

— Ты ей поверил?

— Она показала мне пустой ящик.

— Когда должен был прийти доктор?

— Графиня не знала. Она ему позвонила, и он обещал зайти.

— Ты больше не возвращался?

— Нет.

— Теперь слушай внимательно. Труп графини обнаружили вчера днем, около пяти часов, уже после выхода вечерних газет. Сообщение в прессе появилось лишь сегодня утром. Всю ночь ты искал денег, чтобы смыться в Бельгию. Откуда тебе известно, что графиня мертва?

Он, видимо, хотел ответить: «Я просто не знал», но под тяжелым взглядом комиссара передумал.

— Проходил по улице и увидел на тротуаре толпу.

— В котором часу?

— В половине седьмого.

Мегрэ в это время находился в квартире, а возле дома действительно стоял полицейский и не подпускал любопытных.

— Выверни карманы.

— Инспектор Лоньон уже проверял.

— Выверни еще разок.

Филипп вытащил грязный носовой платок, два ключа на колечке (один от чемодана), перочинный нож, кошелек, маленькую коробочку с пилюлями, бумажник, записную книжку и шприц в игольнике.

Мегрэ полистал потрепанную записную книжку с пожелтевшими страницами, исписанную адресами и телефонами. Почти никаких фамилий, только инициалы да имена. Оскара среди них не оказалось.

— Узнав об убийстве графини, ты подумал, что тебя заподозрят?

— Именно так и бывает.

— И решил удрать в Бельгию? У тебя там что, знакомые?

— Я был несколько раз в Брюсселе.

— Кто дал тебе денег?

— Приятель.

— Какой приятель?

— Я не знаю его фамилии.

— Постарайся вспомнить.

— Он врач.

— Доктор Блок?

— Да. Я ничего не нашел. Было уже три часа ночи. Мне стало страшно. Я позвонил ему из бара с улицы Коленкура.

— И что сказал?

— Что я — друг графини и мне срочно нужны деньги.

— Он сразу согласился?

— Я дал понять, что, если меня арестуют, ему грозят неприятности.

— Короче, шантажировал. Он назначил встречу у себя дома?

— Нет, велел идти на улицу Виктор-Массе — он там живет, он, мол, будет ждать на тротуаре.

— Ты больше ничего не просил?

— Он дал мне одну ампулу.

— И ты тут же укололся. Все? Ничего не утаил?

— Я больше ничего не знаю.

— Доктор тоже педераст?

— Нет.

— Откуда знаешь?

Филипп пожал плечами — наивный вопрос.

— Есть хочешь?

— Нет.

— А пить?

Губы молодого человека дрогнули — ему нужно было совсем другое.

Мегрэ словно нехотя встал, открыл дверь в инспекторскую. Случайно там оказался Торранс, широкоплечий здоровяк с огромными, как у мясника, ручищами. Никто, кого ему приходилось допрашивать, даже и подумать не мог, что этот человек — сама нежность.

— Зайди-ка, — попросил комиссар. — Ты сейчас закроешься вот с этим парнем и не выпустишь его до тех пор, пока он не выложит все, что знает. Мне безразлично, сколько на это уйдет времени — день или три. Когда устанешь, тебя заменят.

Филипп, с блуждающим взглядом, запротестовал:

— Я вам все рассказал. За кого вы меня принимаете, за предателя?

И вдруг, словно разгневанная женщина, взвизгнул:

— Вы грубиян! Вы злой! Вы… вы…

Мегрэ посторонился, пропуская его, перемигнулся с Торрансом. Двое мужчин пересекли огромную инспекторскую и скрылись в комнатушке, которую в шутку называли комнатой признаний. По пути Торранс успел бросить Лапуэнту:

— Пришли мне пива и бутербродов. — Оставшись с коллегами, Мегрэ потянулся, фыркнул и собрался открыть окно.

— Итак, ребята!..

Только сейчас он заметил, что вернулся Люкас.

— Она снова здесь, шеф, и ждет вас.

— Тетушка из Лизьё? Кстати, как она себя вела?

— Как всякая старушка, упивающаяся похоронами других. Не потребовалось ни уксуса, ни нюхательной соли. Она спокойно осмотрела тело с головы до ног и в середине осмотра, вздрогнув, спросила:

— Почему ей сбрили волосы?

Я ответил, что это не мы, и она чуть не задохнулась. Указав на родимое пятно на ступне, сказала:

— Видите? Но даже без этого я узнала бы ее. — Потом, уже уходя, вдруг заявила:

— Я с вами. Мне надо поговорить с комиссаром. Она в приемной, и легко от нее не отделаться.

Малыш Лапуэнт держал телефонную трубку, но связь, по-видимому, была плохой.

— Ницца?

Тот кивнул. Жанвье еще не появился. Мегрэ вернулся к себе в кабинет и позвонил, чтобы к нему проводили даму из Лизьё.

— Вы хотите мне что-то сказать?

— Не уверена, заинтересует ли вас это. По дороге на меня нахлынули воспоминания — они, как известно, приходят сами по себе. Боюсь показаться сплетницей, однако…

— Слушаю вас.

— Я все об Анне Мари. Сегодня утром я вам сказала, что она покинула Лизьё пять лет назад и мать ее ни разу не попыталась узнать, что с ней стало. Чудовищно со стороны матери, между нами говоря.

Оставалось только ждать. Торопить посетительницу не имело смысла.

— Разумеется, об этом много судачили. Лизьё — маленький городок, ничего не скроешь. И вот одна женщина — я ей полностью доверяю, — которая каждую неделю ездит в Кан по торговым делам, клялась мне своим мужем, что незадолго до отъезда Анны Мари она встретила девчонку в Кане как раз в тот момент, когда та заходила к врачу.