Антология черного юмора - Андре Бретон

1-й натуралист: Не склонны ли вы заключить, господа, что случай с этим телом — дело презапутаннейшее?

2-й натуралист: По меньше мере! Досадно, что он так запутался в своих мехах — да так, что сам капитан Кук, изрядно поплутавший по белу свету, не сумел бы их развязать.

3-й натуралист: Уж это точно! Вы только посмотрите — пятипалый, бесхвостый...

4-й натуралист: Надо бы установить, что же это за порода такая...

1-й натуралист: Да, было бы неплохо!.. — Знаете что — приготовления работе еще никогда не вредили, так что давайте-ка зажжем свет... На дворе еще светло, но, может, мы увидим что-нибудь новое?

3-й натуралист: Как точно вы это подметили, дорогой коллега!

Зажигают лампу и ставят ее на стол, поближе к Дьяволу.

1-й натуралист (после того, как все четверо закончили осматривать Дьявола самым внимательным образом): Господа! Мне кажется, я понял все про это загадочное тело — и, смею предположить, абсолютно справедливо. Вглядитесь в этот вывороченный нос, в эти огромные приплюснутые губы — присмотритесь к неповторимому отпечатку прямо-таки божественной грубости на его лице, и у вас исчезнут последние сомнения: пред нами — один из нынешних театральных критиков. У него, наверное, и письменное подтверждение в том имеется.

2-й натуралист: Уважаемый коллега, не могу полностью согласиться с вашим утверждением — впрочем, на диво проницательным. Помимо того, что критики сегодня, а театральные так в первую голову, выглядят скорее простофилями, нежели грубиянами, я не вижу в этом, с позволения сказать, натюрморте ни одной из черт, кои вы нам с такой любезностью перечислили. Напротив, мне здесь видится девичья миловидность! Эти густые, чудесно длинные ресницы — не признак ли они той утонченной женской стыдливости, которая силится скрыть даже невинные взгляды? А этот носик, который вы обозвали вывороченным — да ведь он просто-напросто деликатно отвернулся, дабы предоставить томящемуся воздыхателю больше места для поцелуя... Нечего и думать: если я еще окончательно не ослеп, это замерзшее существо — дочь достойнейшего пастора.

3-й натуралист: Э-э нет, сударь! Уж слишком вы поспешны в ваших заключениях. Будь это попова дочка, так у нее наверняка было бы то, что мы именуем у дам турнюром — а также небрежная покатость затылка, гармоничный изгиб позвоночника и, конечно, характерное утолщение изящных бедер (coxa, если по-латыни). Но здесь нет ничего подобного — мало того, на том самом месте, где у женщин по обыкновению расположены срамные губы (nymphê, ежели угодно по-гречески), объект нашего внимания совершенно явственно уснащен выступающим придатком в форме искривленного трезубца! Отсюда, господа, я заключаю, что это есть никто иной, как Дьявол.

1-й и 2-й натуралисты: Невозможно! — это невозможно ab initio[12], ибо Дьявол не вписывается в наши построения!

4-й натуралист: Прошу вас, досточтимые коллеги, прошу вас, не спорьте! Выслушайте мое мнение, и, готов биться об заклад, оно придется вам по душе. Взгляните-ка получше на это невообразимое уродство, которое и послужило причиной всех наших споров — и вы будете просто вынуждены согласиться со мной, что подобную пародию на человеческое лицо нельзя было бы и помыслить, коли бы не существовали на земле писательницы.

Трое натуралистов, в один голос: Ах да! Ну конечно же, дорогой коллега — это именно писательница, вы нас окончательно убедили.

4-й натуралист: Благодарю вас, господа, благодарю!.. Боже мой, что это? Посмотрите-ка, она двигается!... не иначе, мы слишком близко лампу к ней придвинули. Глядите, она пошевелила пальцами... качнула головой... ах, глаза, открылись глаза! Да она живая!

Дьявол, приподнимаясь: Где это я! У-у-у, и здесь тоже мороз... (Натуралистам) Господа, прошу вас, закройте окна, сквозняки меня погубят!

1-й натуралист, прикрывая окно: А легкие-то у вас совсем слабенькие...

Дьявол, спускаясь со стола: Ну, не всегда! — Если сесть в как следует раскочегаренную печку, то и нет!

2-й натуралист: Как-как?! Вы можете сидеть в раскаленной печи?

Дьявол: Ну да, бывает время от времени... привычка, знаете ли.

3-й натуралист: Примечательное обыкновение! (Записывает.)

4-й натуралист: Послушайте, сударыня, а вы часом не писательница?

Дьявол: Я — писательница?! Это еще как понимать? Может, временами дьявол этих бабенок и одолевает, но сами они, хвала Господу, в Дьявола пока еще не превращались!

Натуралисты: Что? Вы — Дьявол? Дьявол! (Собираются бежать.)

Дьявол, в сторону: Ага, теперь-то я могу наврать им с три короба! (Громко) Господа, господа, куда же вы? Успокойтесь, не надо никуда бежать! Это всего лишь невинная шутка, одна из тех, которые позволяет мне мое имя. (Натуралисты подходят ближе) Я действительно зовусь Дьяволом, но при этом я не то чтобы настоящий черт.

Натуралисты: Позвольте, но с кем же тогда имеем честь?..

Дьявол: Диавл, Теофиль-Кретьен Диавл, придворный каноник герцога ***, почетный член общества по распространению святой христианской веры у иудеев, кавалер епископского ордена «За заслуги перед обществом», который был пожалован мне Папой римским за поддержание в населении стойкой боязни всего на свете — совсем недавно... в Средние века!

4-й натуралист: Да вы тогда, должно быть, в весьма преклонном возрасте?

Дьявол: Ну что вы, совсем нет — мне едва минуло одиннадцать.

1-й натуралист второму: Большей несусветицы я в жизни своей не слыхивал!

2-й натуралист, третьему: Этот враль должен пользоваться успехом у дам!

Дьявол тем временем подходит совсем близко к лампе и невольно дотрагивается до фитиля.

1-й натуралист: Господи боже, что это вы такое делаете, господин каноник? Да вы так все руки себе опалите!

Дьявол, смутившись, отдергивает руку: Я, ну... просто люблю иногда подержать пальцы над огнем!

3-й натуралист: Еще одна странная наклонность! (Записывает.)

[Далее в пьесе Дьявол предлагает Маркграфу Тюалю, в замок которого его принесли замерзшим — и это, напомним, в августе-то месяце! — свои услуги по устройству свадьбы маркграфа с баронессой Лидди, руки которой Тюаль безуспешно добивался, но требует взамен выполнения двух условий: маркграф начнет обучать своего старшего сына философии и велит казнить тринадцать подмастерьев местного портного.]

Маркграф: Но почему же именно портняжек?

Дьявол: А это самые невинные создания!

[Они спорят о числе подмастерьев и в конце концов останавливаются на двенадцати — однако тринадцатого хоть и помилуют, но переломают ему все ребра.

Дьявол выкупает девушку у ее жениха Дюваля за 19999 экю, 18 су и 2 лиара — результат точной оценки ее физических и душевных качеств (пришлось немножечко скостить за то, что девушка, увы, не оказалась дурой). Было условлено, что умыкнуть девицу и доставить ее в укромный домик в Шальбрюнне должен будет поэт Крысотрав.

Самого Крысотрава мы застаем за поиском стихотворных сюжетов в окружающей действительности. Он с негодованием отметает сюжет о юноше, затворившемся в отхожем месте, но с восторгом берется за образ старика, мусолящего краюшку хлеба, и пишет следующее трехстишие: «Я сидел у окна, грыз перо упоенно / Словно лев точит коготь, лишь займется рассвет, / Или конь, что несносные гложет поводья...».]

Входит Дьявол

Дьявол: Не пугайтесь, прошу вас: я — ваш давний почитатель.

[В этом нет ничего удивительного, поясняет он, поскольку излюбленным утешением бесов является чтение худшей из мировых литератур — немецкой.]

Крысотрав: Вот так! Ну, если немецкая литература — ваша основная страсть, сколь же причудливы должны быть мелкие страстишки!

Дьявол: Именно! Свободную минутку, например, я люблю посвятить изготовлению оконного стекла — или линз для моноклей и очков. Мы делаем их обычно из личностей ничтожных, а от того прозрачных и совершенно невидимых. Однажды, помню, наша записная модница, Страсть-проникнуть-в-суть-добродетели, водрузила себе на нос бинокуляр из философов Канта и Аристотеля! Конечно, что-либо разглядеть через них было решительно невозможно. Тогда она заказала себе лорнет из пары померанских крестьян — и стала видеть дальше горного орла!

[Зачем же Дьявол объявился на земле? «В Аду, знаете ли, сейчас генеральная уборка». В аду пребывают все те герои, воплощение честности и блестящие гении, о которых спрашивает его Крысотрав — маркиз Поза и художник Спинароза, вместе с Валленштейном Шиллера и Гуго Миллера, а равно Шекспир, Данте, Гораций (этот женился на Марии Стюарт), сам Шиллер, Ариосто (Ариосто, кстати, приобрел отличнейший зонтик), Кальдерон и пр.]