Последний адмирал Заграты - Вадим Панов

— Рад вас видеть, адира дер Суан.

Старуха знала Генриха-младшего сызмальства, он не раз гостил в ее поместье и всегда называл тетушкой. Однако в официальной обстановке ни адира, ни юный принц не забывали об этикете.

— Позвольте представить моего гостя, ваше высочество: Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур.

Помпилио сдержанно кивнул. Принц удивленно приподнял брови. Старуха же позволила себе улыбку:

— Мой племянник немного неуклюж, но очень мил.

— Я заметил.

Мальчик, не отрываясь, смотрел на Помпилио, однако во взгляде не было агрессии или недовольства — только интерес. Так смотрят на человека, о котором много слышали, но никогда не видели лично.

— Добро пожаловать на Заграту, адир.

Младшие принцы шагнули вперед и без стеснения разглядывали незнакомца.

— Мессер, — едва слышно поправила Генриха-младшего успевшая приблизиться Агата. Теперь она держала юного, но высокого для своих лет принца за локоть и была уверена, что доведет разговор до конца. Кроме того, она почти шептала Генриху-младшему на ухо, и никто из придворных не слышал ни слова. — Наш гость из рода даров.

А это значит, что, будь ты хоть королем, хоть простолюдином, обращаться нужно «мессер» и никак иначе. К счастью для всех, Генрих-младший об этой тонкости знал.

— Добро пожаловать на Заграту, мессер.

И вновь тишина. Помпилио дружески улыбался, но не произносил ни слова, предоставляя Агате улаживать щекотливую ситуацию.

— Генри, твой отец пожаловал моему племяннику привилегию говорить «ты», — торопливо продолжила старуха. — Если хочешь услышать ответ, ты должен сделать то же самое.

Молчание Помпилио неприлично затягивалось, что вызвало среди придворных очередную волну недоуменного шепота. Им казалось, что назревает скандал.

— Я должен с ним поговорить? — растерянно спросил принц. — Тетушка, я не понимаю…

— Помпилио знает этикет не хуже нас с тобой, Генри. И если он решил привлечь твое внимание столь необычным образом, значит, у него есть на то основания. Продолжай разговор.

И юный принц показал, что достоин быть наследником престола. Он гордо вскинул голову и, глядя на лингийца снизу вверх, громко произнес:

— Дарую тебе привилегию говорить мне «ты», мессер Помпилио. Друг моего отца — мой друг.

— Благодарю, — улыбнулся адиген. — Счастлив видеть тебя в добром здравии, маленький принц. У нас не было возможности познакомиться, но я вижу, мой друг Генрих воспитал хорошего сына.

Мало кто мог себе позволить говорить с наследником престола столь свободно и непринужденно, а потому все находящиеся в соборе люди с любопытством вытягивали шеи, ловя каждое слово необычного разговора.

— Зачем ты прибыл на Заграту, мессер? Повидать отца?

— Когда-то я оставил здесь перстень, — намеренно громко ответил адиген. — За ним приехал.

Принц заметно вздрогнул, однако взгляд не отвел. Шепот вокруг усилился, удивлению придворных не было предела, а вот лысоватый господин неожиданно нахмурился.

— Надеешься его забрать? — поинтересовался Генрих-младший.

— Надеюсь его оставить, но если придется — заберу. Мне очень нравится этот камень — необычный игуаский алмаз с красным сердцем.

— Очень редкий камень.

— Я знаю, маленький принц.

Генрих-младший натянуто улыбнулся, кивнул старухе: «Адира Агата» и вместе с братьями продолжил путь к дверям. За принцами проследовала свита, и каждый проходящий считал своим долгом бросить на странного адигена изучающий взгляд.

Когда же вся королевская рать покинула собор, старуха повернулась к Помпилио и поинтересовалась:

— Что за история с перстнем?

Лилиан и лысоватый навострили уши, однако уже через секунду разочарованно вздохнули.

— Маленькое личное дело, тетушка, — обаятельно улыбнулся Помпилио. И сделал шаг в глубь собора. — С твоего позволения, я все же поставлю свечку в память о Форце. Он был неплохим человеком.

— Буду ждать тебя «У Фридриха».

Согласно обычаю на воскресную мессу королевская семья отправлялась через площадь пешком, с достоинством принимая от верноподданных положенные почести. Обратный же путь проделывался в позолоченной карете, запряженной шестеркой белых лошадей и сопровождаемой конными гвардейцами. Процессию, конечно, тоже приветствовали, однако отгороженные от народа властители Заграты имели возможность немного отдохнуть.

Или поговорить.

— Ты знаешь этого адигена? — спросил десятилетний Густав, едва карета сдвинулась с места.

— Впервые увидел, — пожал плечами наследник.

— У него красивый месвар, — заметил восьмилетний Георг, который обратил внимание исключительно на одежду Помпилио. — Почему папа никогда не носит месвары и нам запрещает? Во всех сказках адигены носят месвары.

— Потому что мы не адигены, — отрезал наследник. — Мы — загратийские короли.

— А папина бабушка была адигеной, он сам об этом говорил.

— Ты понял, о каком перстне шла речь, — продолжил Густав, не обращая внимания на слова Георга. — Я заметил, как ты вздрогнул.

Отнекиваться старший брат не мог и не хотел.

— Помпилио говорил об этом перстне. — Генрих-младший поднял руку и продемонстрировал брату украшение. Слишком крупное для двенадцатилетнего мальчика, а потому с трудом держащееся даже на перчатке. — Отец дал его мне перед тем, как отправиться на юг.

Большой алмаз был и в самом деле необычен: в самом его центре переливалась маленькая красная точка — сердце.

— Здесь какая-то тайна, — глубокомысленно сообщил маленький Георг. — Как в сказках…

— Отец что-нибудь сказал? — поинтересовался Густав, разглядывая перстень с таким видом, словно в нем, как это частенько бывает в сказках, прятался могущественный дух.

— Приказал не снимать, никому не отдавать и предупредил, что за ним может приехать адиген по имени Помпилио.

— И всё? — разочарованно протянул Густав.

— Нет, не всё, — качнул головой Генрих-младший. Он помолчал, обдумывая, следует ли рассказывать братьям всё, решил, что следует, и продолжил: — Отец сказал, что Помпилио — друг и позаботится о нас, если что-нибудь случится.

— А что может случиться?

— Не знаю. — Наследник вновь выдержал паузу. — Но отец ведет войну, и у него много врагов. Случиться может всё.

Камень мягко блеснул, словно подтверждая: «Всё может случиться, детки, поверьте, я знаю». И сердце его показалось капелькой крови.

— Мне это не нравится, — мрачно произнес Густав.

— Мне тоже, — вздохнул Генрих. — И Помпилио, вы же слышали, сказал, что с удовольствием оставит перстень у меня.