Небо остается нашим - Марина Чечнева

11 июля 1942 года при бомбардировке железнодорожного эшелона на станции Успенская было разбито несколько вагонов, в результате чего возникли сильные взрывы и пожары. В ту же ночь на высоте 115 прямым попаданием бомб был взорван склад с боеприпасами. В ночь на 25 июля 1942 года, три раза вылетая всем составом, полк разрушил переправу через реку Дон в районе Константиновской, 26 июля в течение ночи произведено 47 самолето-вылетов по уничтожению скоплений мотомехчастей и живой силы противника у переправ через реку Дон в районах Багаевки, Раздорской. 27 июля 1942 года в течение ночи произведено три успешных вылета всем полком по уничтожению переправы через реку Дон в районе Раздорской. В результате бомбардировки переправа была разрушена и нанесен большой урон технике и живой силе противника, переправлявшегося на лодках и плотах.

* * *

Спать нам удавалось только урывками, прямо под замаскированными самолетами. Часто бывали перебои с питанием и продовольствием. Но жители делились с летчицами последними крохами.

А работы все прибавлялось. Кроме обычных полетов на бомбометание приходилось выполнять дневные разведывательные полеты, доставлявшие нам куда больше хлопот и переживаний, чем ночные. Ночью имеешь дело только с зенитчиками, но им тоже трудно вести в темноте прицельный огонь. Днем же кроме зенитчиков приходилось [67] остерегаться еще истребителей, против которых у нас не было никакого оружия.

Да и вообще, что такое У-2? Образно выражаясь, кусок перкали и фанеры, почти стоящая на месте мишень. Единственная защита при встрече с противником - хорошая маневренность машины да выдержка экипажа. Поэтому летишь и непрерывно следишь за воздухом. Появится на горизонте черная точка, вот и гадаешь, свой или чужой. И тут же на всякий случай высматриваешь балку или овраг, чтобы вовремя нырнуть туда в случае атаки.

Устойчивый в полете, легкий в управлении, У-2 не нуждался в специальных аэродромах и мог летать в любую погоду, на очень малых высотах. Особенно успешным оказалось ночное бомбометание с этих маленьких машин не только по переднему краю, но и по различным коммуникациям гитлеровцев - по их эшелонам, по железнодорожным объектам, переправам, аэродромам, по скоплению живой силы и техники.

С наступлением темноты и до рассвета У-2 непрерывно висели над целью, методично, через каждые три - пять минут сбрасывая бомбы. И фашисты боялись нашей «ласточки». Уже в 1942 году за каждый сбитый самолет У-2 гитлеровских летчиков и зенитчиков награждали Железным крестом.

Вплоть до лета 1944 года мы летали без парашютов. Преднамеренно, конечно. Предпочитали вместо парашютов брать с собой лишние два десятка килограммов бомб. О том, что самолет могут сбить, мы не то чтобы не думали, а как-то не придавали этому большого значения. Считали, что раз уж война, то этим все сказано. Но иной раз сжималось сердце: а не напрасно ли мы пренебрегаем парашютом? Правда, днем от него все равно толку было мало, так как летали мы на очень малой высоте, на бреющем полете. Ну а ночью он, конечно, мог пригодиться.

* * *

Каждую ночь мы бомбили наступавшие части врага, а когда гитлеровцы подходили чуть ли не к аэродромам или площадкам, откуда мы вели боевую работу, экипажи перелетали на восток.

Однажды во время боевого вылета на самолете Нины Распоповой отлетела половина лопасти винта, а экипажам нужно было срочно перебазироваться. Что делать? Оставлять самолет нельзя. Взорвать? Техник экипажа Тоня [68] Рудакова ударилась в слезы. Решили попробовать завести мотор. Машина начала вибрировать. Тогда Нина Распопова попросила Тоню отпилить вторую лопасть винта.

- Лишь бы долететь до Эльхотово…

Самым тяжелым было тогда для летчика остаться без машины. Опробовали мотор. Улететь было необходимо - гитлеровцы находились совсем рядом.

В заднюю кабину к Распоповой посадили с инструментом техника звена Марию Щелканову. Это был скорее психологический, чем практический шаг. Ну действительно, чем техник может помочь в воздухе летчику?!

Самолет Распоповой шел между другими машинами. В полете вибрация усилилась. Щелканова, поднявшись в кабине до пояса, с опаской поглядывала на расчалки и узлы. Машину непрерывно трясло. И все-таки долетели. Экипажи других самолетов уступили дорогу Распоповой. Она благополучно произвела посадку. Через несколько часов доставили новый винт, и машину ввели в строй. А вечером летчик Нина Распопова со штурманом Лелей Радчиковой вылетела на задание и первый раз в жизни попала под ураганный огонь зениток. Но счастье сопутствовало девушке и на этот раз…

Я уже говорила, что конфигурация линии фронта менялась непрерывно, чуть ли не каждые сутки. Случалось, что за ночь, пока мы выполняли задание, передовые части противника почти вплотную подходили к району базирования полка. Так было, например, под поселком Целина. Не успела я приземлиться после очередного вылета и зарулить самолет на место заправки, как подошла командир полка Бершанская и приказала немедленно перелететь на другую площадку.

- Зачем? - удивилась я.

- Фашисты на подходе, - ответила Евдокия Давыдовна. - Слышите, канонада совсем близко?

Мечтали и сражались

Станица Ольгинская утопает в пышной зелени садов. Самолеты рассредоточены прямо под фруктовыми деревьями. В тени яблони, усыпанной крупными спелыми плодами, сидим мы с Ольгой Клюевой и думаем о предстоящей ночи. Жарко. На небе ни облачка. [69]

- Благодать-то Какая, Оля! - говорю я своему штурману.

- Да… Если бы мы здесь задержались подольше и если бы не было войны…

Ольгинская особенно запомнилась нам. Расположились мы там привольно, свободно. Но было и одно существенное неудобство: под жилье нам отвели бывший коровник. Как мы его ни чистили, как ни старались, в помещении всегда стоял тяжелый специфический запах. В шутку девчата называли наше общежитие гостиницей «Крылатая корова».

- Придумали же девушки - «Крылатая корова», - снова заговорила Клюева, но вдруг умолкла на полуслове. - Прислушайся, Марина, кто поет?

К нам приближались Надя Попова, Женя Руднева, Катя Рябова. Надя пела, девчата вторили. Ее приятный голос невозможно было спутать ни с чьим другим.

- Надя! Спой «Синий платочек»! - попросила Ольга.

- Заказы принимаются только в филармонии «Крылатой коровы»…

Девушки ушли, но долго еще долетала до нас мелодия песни.

- Хорошо поют девчата… Знаешь, Ольга, мне иногда кажется, что нет никакой войны, а только снится кошмарный сон.

- Мне тоже так кажется, - говорит Оля. - Только сны я вижу красивые, будто попала я в сказку, а вокруг лесные гномы толпятся… крохотные такие бородатые старички…

- Тоже мне, нашла чем любоваться! Лучше уж приснился бы тебе прекрасный принц…

- Нет, Маринка, принцев я не видела ни наяву, ни во сне. А вот луга снятся часто, но почему-то не зеленые, а разноцветные… А в небе ласточки летают, и я - вместе с ними. Только не на самолете, а прямо так - без крыльев.

- И зенитки не стреляют?

- Да полно тебе издеваться! Я же всерьез! И знаешь, музыка - грустная и торжественная…

Наш разговор прервала дежурная по штабу. Меня вызывали к командиру полка.

Евдокия Давыдовна изучающе посмотрела на меня. Я стояла по стойке «смирно» и внимательно слушала задание. [70] Нужно было срочно отвезти офицера связи в расположение наземных войск вблизи линии фронта. Рядом с Бершанской я увидела запыленного усталого человека. Самолет, на котором он летел, был атакован фашистским истребителем, летчик получил смертельное ранение, но успел посадить машину. Офицер связи чудом спасся.

Незадолго до наступления темноты мы вылетели и на бреющем направились к линии фронта. Мой пассажир сидел на месте штурмана. Не успели пролететь и нескольких километров, как на нас обрушился истребитель. К счастью, он промахнулся на первом заходе. Я, не раздумывая, посадила «ласточку» прямо на проселочную дорогу и крикнула офицеру, чтобы он отбежал подальше, а сама залегла с другой стороны самолета, К счастью, появились наши истребители, возвращавшиеся с задания. Заметив их, фашист тут же отказался от попыток уничтожить мой беззащитный У-2. Продолжив полет, я точно выполнила задание.

* * *

У меня чудом сохранился номер армейской газеты от 23 июля 1942 года. Пробежала заголовки - и вдруг вижу: знакомая подпись - И. Ракобольская. И, словно эхо давних дней, ожили в газетных строках те дни и ночи в Ольгинской, наши ночные полеты на бомбежку гитлеровцев, рвавшихся к Ростову-на-Дону.