Женщин обижать не рекомендуется - Виктория Осадчая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Моя, — слышу его пронзительный шепот на мои мысли… Дьявол! Выбивал землю у меня под ногами, или тащил меня куда-то. Только помню что-то грохнулось и не раз, пока мы отбтирали стены, пытаясь добраться до чего-нибудь горизонтального, стаскивая по пути друг с друга вещи.
— Ммм! Чулки? Я хочу всегда видеть на тебе только чулки, — снова шепчет он. Он ещё разговаривать умеет? Я — нет!
Снова что-то свалилось со стены и послышался звук бьющегося стекла. На секунду отвлеклись, рассмеялись. Но и эта секунда показалась вечностью без его губ. Убей меня, но не лишай этого удовольствия.
И уже под спиной холодная простыня, Егор помогает избавиться от последних предметов гардероба и последних частичек разума.
А потом… потом я почувствовала его в себе. Боже! Нет, не так! Дьявол! Я плавилась. Плавилась под его натиском, ритмом, ласками, которые не унимались ни на миг. Он целовал мою грудь, шею, скулы… Он давал мне силы дожить до мгновения, когда я теряла себя в нем, отвечая на его ритм и цеплялась за реальность пальцами.
Никакого шанса на побег, ни единого… И оргазм! Бурный. Такой, что сносит крышу! Он сделал меня на какое-то время невосприимчивой ко всему внешнему. Я тонула, задыхалась и молила, чтобы это ощущение не закончилось никогда. А очнулась, когда Егор тяжело дыша, завалился рядом.
Он усмехнулся с закрытыми глазами, и эта его улыбка в полумраке была самой божественной. Да, именно, не дьявольской, а такой… наполняющей, успокаивающей, обнадеживающей. Я повернулась на бок, подперла рукой голову и любовалась его профилем. Я ещё ни разу не видела, как он улыбается. Нежность начинала топить меня. Мне хотелось рассматривать его, любоваться им… У него такие милые соски. Боже, о чем это я? Ну да, о мужских сосках… А губы уже сами тянутся к нему и я целую его шею, ключицу, спускаюсь к груди и слегка кусаю один сосок от чего он вздрагивает… Ха! Я нашла его эрогенную зону!
Реакция его долго не заставила себя ждать, он снова возбудился.
— Зря ты так, Принцесса! — ловко хватает меня и усаживает на себя. — Лучше тебе было уснуть.
Нет, не лучше! Лучше так, когда он подо мной и я могу полностью его контролировать и делать с ним все, что мне вздумается. А думается мне ого-го сколько!
* * *
Утро, такое тёплое и светлое, наполненное свежим воздухом, заносимым с лёгким ветерком через открытое окно. Солнечные лучи бродят по комнате, путаясь в ворсе ковра и теряются в другой комнате, прыгая через дверной проем. Хочется жить!
Оглядываю помещение с интересом. Типичное холостяцкое гнездо с огромной кроватью, которой гордо можно дать звание «траходром», шкафом-купе и телевизором на стене. Стены выкрашены в серый цвет, но смягчает их свет, поступающий из огромного панорамного окна.
Вчера разглядеть интерьер так и не удалось. Вваливались мы в квартиру, сдирая друг с друга вещи, которые сейчас аккуратно покоились в гостиной на спинке дивана. Это я видела с кровати. Аккуратист, мать твою! Вспомнив, какой хаос творился в моей квартире в его присутствие, мне становилось стыдно. Да и черт с ним!
Блин, у него даже постельное белье вульгарное: темный шелк! Бяка! Заменить!
— Доброе утро, — он появился в комнате в одних штанах, заставляя меня восхищённо разглядывать его голый торс. Хотя чего я там не видела? Шрам после проведенной мною операции аккуратно красовался прямо под ребрами. Он становится одним коленом на кровать, опираясь руками по обе стороны от моей головы и целует.
— Доброе, — улыбаюсь я после такого приветствия. Рука сама тянется к резинке его спортивных брюк. Я провожу по ее краю пальчиком, задевая кожу.
— У тебя выходной? — интересуется Егор.
— Мг! — соглашаюсь я, целуя его.
— Так бы сразу и сказала, — его тело быстро накрывает меня. Губы жадно шарят по коже, заставляя стонать и цепляться за него.
* * *
Притянул к себе. Ближе. Под ладонями только ее идеальная кожа и упругая грудь. Вчера было не то. Он умирал от возбуждения и страсти, делал всё быстро. Сейчас… Сейчас есть время ощутить её, почувствовать, посмаковать этот момент. Целовал ее грудь так, что сам чуть не задохнулся от накативших эмоций. Кровь бахала висках, рокотало все естество, и ее тихий голос:
— Сильнее. Кусай!
Мать твою! Полина! Принцесса! Что же ты делаешь? Он ведь хотел потянуть время. Втянул побольше воздуха в легкие, он впитал в себя ее запах. По-настоящему! Она мешает ему. Реально мешает своим ерзаньем, не давая возможности продолжить прелюдию. А ещё целовала так, что последнее здравомыслие говорит «Адьос», уступая место гормонам.
Они бурлят бьют через край. С ней себя сдерживать крайне сложно. Черт! Пошло всё к дьяволу! Он хочет ее так сильно, что дышать не может.
— Если ты сейчас же не снимешь эти чёртовы штаны, я сдохну, — шепчет она, лишая последних крупиц рассудка. И он избавляется от этих чертовых штанов и входит в нее. Сначала мягко, неторопливо… Но она требует большего. Мать твою, так ведь и до конечной точки недалеко. Но он собрал все свое возбуждение в кулак, сжал зубы и стал ждать, хоть и с большим трудом. Он хотел довести ее до этой точки первой и видеть, как она кончает, как меняется ее лицо, как меняется она сама.
А потом она ушла в душ, отдав распоряжение приготовить завтрак. А ему было лень. Хотелось ворваться в ванную… Где-то он уже это проходил. Отрезвили вчерашние воспоминания, сбавили пыл. Он животное, и он этого не отрицает, только вот Принцесса этого никогда не узнает.
— Я есть хочу, хватит валяться, — напоминает она криком из ванной о своем приказе.
— Есть, Ваше Высочество, — ретируется он, отрывая свое тело от мягонького ложа.
Он. Джокер. Его половина города боится, а он… Он размяк. Взял и размяк перед девушкой, которая так ловко им манипулирует без зазрения совести. Словно он ручная собачонка. Где ж та спесь дворового кота, коим он предстал перед ней осенью? Где его гордость?
А главное, ему это нравилось, доставлять ей удовольствие, даже если это не постель.
— Чем тебя покормить, Принцесса, — обратился он к недрам полупустого холодильника, а сам подумал о кровати. Не о том он сейчас. Ох,
