Летчики и космонавты - Николай Каманин

— Хорошо. Летал нормально.

Командир больше о проведенных полетах не сказал ни слова. Видимо оценка «нормально» у него являлась привычной для обычных средних полетов. Так — не плохо и не отлично. Нормально. Значит, нужно много учиться. Макаров вдруг перешел на официальный тон приказа:

— В 12.00 полетим пятеркой на стрельбу. Взлетать будем четверкой в правом пеленге. Вам взлет одиночно, пристроитесь в пеленг последним, постарайтесь занять место в строю на первом развороте. На стрельбу сделаем два захода. Ваша мишень ближайшая к старту. Ближе двух размахов и двух фюзеляжей в строю к соседям не подходить, но и не отставать. Вы садитесь одиночно после посадки четверки. Все ясно, вопросы есть?

— Вопросов нет, все ясно.

— Повторите задание.

Слово в слово повторил задание и, получив разрешение, ушел готовиться к полету.

Тревога закралась в душу. И было отчего. Почему я не сказал командиру, что летал в школе на стрельбу всего один раз, а строем только трижды? Да к тому же полеты были с инструктором.

Что делать? Ведь еще не поздно вернуться и доложить командиру свои сомнения. А что он подумает? Ему может показаться, что я уже устал, или, что еще хуже, сделает вывод: Каманин боится летать строем. Нет, нужно лететь, и, отрезая всякую возможность отступления от принятого решения, приказал технику:

— Товарищ Данилов, зовите оружейников. Готовить самолет к вылету на стрельбу.

— На стрельбу? — переспросил Данилыч.

— Да, на стрельбу. Вылет ровно в 12.00.

— Есть позвать оружейников.

Славный ты мой Данилыч! И ты, видать, учуял, что полетное задание на стрельбу для меня едва ли по силам, и где-то в тайниках души еще раз посочувствовал мне. Но виду Данилыч ни подал, работал споро, уверенно, четко, всем своим видом говорил: наш экипаж любое задание выполнит.

Ровно в 12.00 Макаров во главе четверки произвел взлет, через полминуты поднялся и я. Набрав нужную высоту, стал обдумывать, как лучше и быстрее пристроиться к группе, летящей километра на два впереди меня. Командир приказал пристроиться на первом развороте. Разворот группа сделает левый. Следовательно, чтобы догнать четверку, нужно не тащиться за ней в хвосте, а взять заранее влево и пристроиться к ней в тот момент, когда группа будет заканчивать разворот.

Теоретически все это мне было хорошо известно, но практически я выполнял маневр первый раз. Вот четверка легла в разворот, расстояние до нее быстро сокращалось. Свой «Донской рабочий» повел метров на пятьдесят выше строя и наперерез ему. Теперь самое главное — вовремя развернуться влево. Если начну разворот рано, окажусь впереди строя, чуть запоздаю — опять останусь в хвосте группы. Проскочить — плохо, отстать — еще хуже.

За время разворота все внимание сосредоточил на четверке. Успевал только иногда проверять скорость. Закончив разворот, подошел к четверке, которая шла плотным сомкнутым строем, а я все же метров на двести оказался сзади и немного выше.

Увидел, как командир звена Смирнов правой рукой похлопал по борту самолета. Это приказ подойти ближе. Прибавил газу и стал немного снижаться. Расстояние быстро сокращалось, и я поздно убрал газ. Самолет подошел очень близко к машине Смирнова. Тот сердито показал мне кулак. Понял!

Сделали большой левый круг. Все мое внимание — на выдерживании строя. Земли почти не замечал, помнил, что аэродром все время где-то слева. Взглянул на часы: прошло уже 30 минут полета.

Подошли к аэродрому. Сделали три разворота. Высота — 300 метров, впереди ясно увидел аэродром, а левее старта — пять мишеней. Понял, что нужно приготовиться к стрельбе. Высота уже 200 метров. Но что такое? Почему ведущий так рано снизился и пошел намного правее мишеней? Решил, что перед стрельбой он сделает доворот влево. Еще снизились на 100 метров.

Снял гашетку пулемета с предохранителя, перенес взгляд на прицел и тут же понял, что дело плохо: мишени много левее курса моего самолета. Но почему же ведущий, продолжая снижаться, не сделал доворота влево? Что случилось?

Вдруг раздалась пулеметная очередь. Это я неосторожно нажал на гашетку пулемета. Мне показалось, что пули подняли снежную пыль на линии старта. К счастью, старт был безлюдным. Но ведь я обстрелял его. Какое тяжелое нарушение!

Внизу под самолетом промелькнула колючая проволока на границе аэродрома. Высота не более пяти метров. Вскоре мой «Донской рабочий» был на земле. Еще ошибка: нарушил приказ командира и сел в составе пятерки. Что из того, что все это произошло непреднамеренно. И так сделал две грубейшие ошибки: обстрелял старт из пулемета и сел в строю.

Разбор полетов провел командир эскадрильи. Он дал высокую оценку всему летному составу третьего отряда. Особенно похвалил за результаты бомбометания и стрельб летчиков Власова и Чижикова. «Теперь моя очередь», — с тревогой думал я, еще ниже опуская голову. Но комэск закончил разбор, даже не упомянув моей фамилии. Что это значит?

— С вами, Каманин, у меня отдельный разговор, — сказал мне командир отряда.

— Слушаю, — ответил упавшим голосом.

— Командира эскадрильи на старте не было. Он не знает о ваших ошибках. Ему я не докладывал, на себя взял. Не хочется вас сразу ругать перед всей эскадрильей. Ошибки поняли? Вопросы есть?

— Есть, товарищ командир. Почему мы не стреляли?

— А вы разве не видели красных ракет? Их с полигона дали.

— Не заметил.

— Да, я немного поторопился и переоценил вашу подготовку, — заключил командир отряда.

Пять полетов совершил я в свой первый день в боевой части и после каждого приходил к одному и тому же выводу: чтобы стать настоящим летчиком, надо много и упорно учиться. Столько ошибок! Столько промахов!

Прошли десятилетия, а мне и поныне памятны уроки первого летного дня и выводы, которые пришлось из них сделать. Раздумывая над этим, невольно приходишь к заключению: это очень хорошо, что сразу, с первых минут жизни в летной части, старшие, опытные товарищи умели вскрыть недочеты в подготовке молодого летчика, настроить его на деловой тон в работе. Для молодых летчиков это верный путь к вершинам летного мастерства.

ОТЧИЗНА ОБРЕТАЕТ КРЫЛЬЯ

Немного истории. — Конструкторские бюро А. Н. Туполева, Н. Н. Поликарпова. — Дальние перелеты. — Разработка вопросов боевого применения авиации.

Прошли первые месяцы напряженной учебы в боевой части. Я освоился с обстановкой, вошел в жизнь коллектива и занял в нем свое место. Время мы не растрачивали даром, каждый день был насыщен до предела или полетами, или наземной подготовкой. Не случайно я подробно вспомнил и описал свой первый летный день, в течение которого мне пришлось выполнить пять полетных заданий — нагрузка, прямо скажем, предельная, а ныне, в век реактивной авиации, недопустимая. Тогда же на таком «форсаже» летали все пилоты эскадрильи.