Властелин пустоты - Александр Громов

Умнейший, только и пробурчав под нос непонятное: «Не женщина — лесопилка», отступил с озадаченным видом, ковыряя в ухе, заросшем седым волосом. Леон покорно страдал. Эта толстая нелюбимая женщина чего-то от него хочет. Глупая, она пытается сделать ему еще хуже, чем есть, она как враг. Но ведь не бывает хуже, чем есть. Разве это можно — убивать?..

Леон внезапно понял, и это было словно озарение, словно ослепительная вспышка. Враг! Точно. Что-то напрочь забытое из дошкольного курса для малышей. Когда-то юные и неразумные люди, спустившись с Великого Нимба, выдумывали себе врага и, сражаясь с ним, сами превращали себя во врагов врага… Кажется, так. Кажется, это было очень давно, и люди тогда любили неживое. Или нет, я путаю? Наверно, сражаться — значит охотиться друг на друга, как Железный Зверь охотился на нас…

Леон стиснул виски ладонями — звенело в ушах, вопли Хлои мешали думать. Враг. То самое имя. Враг — это тот, с кем надо сражаться, иначе умрешь. Железный Зверь — Враг, значит, и мы ему враги. Или нет? Нельзя принимать скоропалительных решений, надо спросить Хранительницу, обдумать…

Хлоя еще продолжала кричать на мужа, когда в небе над деревней вновь появился детеныш Зверя. Он двигался совершенно бесшумно. На этот раз сверкающий на солнце, словно вычерченный циркулем диск шел гораздо ниже, чем в первый раз, почти цепляя верхушки деревьев, и вынырнул из-за кромки леса совершенно неожиданно. Одно мгновение казалось, что он и теперь пройдет мимо деревни, — но только одно мгновение.

— Так, — крякнул Умнейший. — Дождались. Ну, теперь — ноги в руки…

Первый огненный удар пришелся на грядки зеленого сыра, еще незрелого в это время года. От грядок сразу повалил дым, и видно было, как, стекая к ручью, пузырится сырная масса из лопнувших плодов. Из земли выскакивали землеройки, стояли толстыми столбиками, потом начинали крутиться, вспыхивали, чернели… Неспешно кружась над дымом, детеныш поднялся выше. По всей деревне храбро залаяли собаки. Второй сноп пламени упал в ручей, выбив из него свистящий столб пара, и на этом интерес детеныша к огородам и ручью оказался исчерпанным.

— Бегите! — кричал Умнейший. — В лес, в лес!..

Он бежал стариковской трусцой по главной улице, у всех на виду, а наперерез ему и гораздо быстрее, так что короткая тень скользила по земле молнией, мчался по воздуху детеныш Железного Зверя.

Снижаясь, он щедро ронял огонь. В один момент загорелся и начал рушиться дом Хранительницы, за ним гостевой дом, дом пьяницы Кирейна, дом Линдора, еще чей-то…

Кто-то бежал. Те, кто ходил с Линдором на Круглую пустошь, бежали поголовно. Подхватывали детей. Многие, вскочив на ноги при первом огненном ударе, так и остались стоять, растерянно и недоуменно задрав голо вы, и лишь тогда побежали, закричали, заметались, когда старый Титир, смотревший в небо из-под руки, превратился в пылающий столб.

— В лес, — орал Умнейший, — скорее в лес! Да не в Трескучий…

Вскочив на ноги, Леон топтался на месте. Истошный визг над ухом обозначил очевидное: жена поняла, что надо что-то делать, и сделала то, что умела лучше всего. Детеныш Зверя пронесся над деревней из конца в конец, совершил разворот над лесом и теперь возвращался тем же путем, выжигая то, что не выжег на первом заходе. Горело уже не менее десятка домов, и вспыхивали новые. Иногда клубок огня или ослепительный тонкий шнур настигал человека, но чаще огненный удар приходился в постройки. Загорелся плетень из дрын-травы. От дома Линдора осталась груда бревен, полыхавших веселым пламенем. Филиса! Она там!.. Сбив Хлою с ног, Леон бросился бежать — туда, где горело, по главной улице, через площадь, мимо еще уцелевших домов, мимо чадящих кругов в тех местах, где земля приняла в себя огонь с неба…

Навстречу бежали люди — кричали, падали… Уличная пыль поднималась столбом. Попавшаяся под ноги собака даже не огрызнулась — подвыв, пометалась по улице косматым шаром, ушмыгнула в проулок… Выпучив безумные глаза, увлекаемый вперед колыхающимся животом наперевес, рысил со скоростью сонного слизнивца Брюхоногий Полидевк. Отмахнул на бегу резной костью — в лес, в лес! Далеко впереди, вторично пересекая путь детеныша, хитрым зигзагом петлял Умнейший — заметив скользнувшую по земле тень, ничком бросился в канаву. Удар! Леон успел отпрыгнуть. Горящее дерево, медленно переворачиваясь в воздухе, рухнуло посреди улицы, окатив фейерверком искр. Кто-то неподалеку кричал нечеловеческим голосом.

Леона сбили с ног. Нет, нет!.. Филиса… Катясь через чье-то неузнаваемое, в тлеющем сари тело, он перехватил у мертвого духовую трубку, искал ощупью стрелки, нашел в пыли только одну… Ему отдавили пальцы, он завыл, как уличный пес, попытался встать; его сбили снова. Сверкающий диск прошел так низко, что стал слышен шелест потревоженного воздуха. Разом упали три новых снопа огня. Вспыхнул сонный лишайник на площади. Леон вскочил, столбенея. Та часть деревни, куда он бежал, исчезла; там не было ничего, кроме пламени и дыма; там не могло остаться ничего живого.

Тогда и он тоже побежал к лесу.

Что происходило дальше, он потом не мог вспомнить, как ни пытался, — в памяти разверзся черный провал — но, наверное, что-то происходило, потому что очнулся он совсем не там, куда бежал. Беглецы, кто уцелел, уже, наверно, успели попрятаться, деревня все-таки оказалась за спиной, а впереди — за ручьем, за Злачной поляной — синел лес. И в лесу жило Спасение…

Детеныш Зверя летел наперерез. Может быть, он устал жечь деревню? Нет, он вернется, чтобы закончить… Он — Враг. Враг, убивший Линдора, убивший Филису…

Сверкающий диск увеличил скорость, легко отрезая путь к лесу.

Задыхаясь, Леон упал на колено на мостике через ручей, прыгающими пальцами проверил, не выпала ли из трубки стрелка. Встряхнув раз и два головой, разогнал муть перед глазами. Он не побежит дальше. Поздно бежать. Он встретит Врага здесь.

Кренясь на вираже, детеныш уронил еще один огненный сноп, и мостик подпрыгнул, вспыхнул и начал разваливаться на горящие бревна. Жаркая волна ударила в лицо.

Уже падая спиной в ручей, Леон выстрелил. Вся сила легких, весь запас воздуха ушли в один-единственный яростный плевок остро отточенной стрелкой, а потом он упал в нестерпимо горячую, почти кипящую воду, закричал, забарахтался, сразу перестав понимать, где он, кто он и что ему надо делать, чувствуя только муку, адскую боль в уже обожженной Зверем спине, еще раз боль и ничего, кроме боли…

Его подобрали на берегу, заваленном водорослями и вареной рыбой. Он пришел в сознание и стонал, когда женщины, раздев его догола, мазали с головы до ног целебной мазью. Вся деревня, обступив женщин, смотрела, как его лечат. Осторожно вправили вывихнутую ступню, на распухшую лодыжку наложили лубки. Леон покорно позволял себя переворачивать, облеплять клейкими заживляющими листьями и только молчаливо удивлялся тому, что жив. Его внесли в чей-то дом — значит, часть деревни уцелела. Он разлепил губы, чтобы спросить про детеныша Железного Зверя, и со второй попытки спросил.

— Ты его сбил, — почему-то не особенно радуясь, сказал Умнейший, и тут только Леон заметил, что присутствующие смотрят на него благоговейно. — Вот именно, из духовой трубки… Никогда бы не подумал, что такое вообще возможно.

Леон спросил о жертвах. Погибло восемнадцать человек, в том числе полицейский Адонис, Линдор, бабушка Галатея и все те, кто пытался крушить упавшего в лесу детеныша копьями и топорами или просто находился поблизости в тот момент, когда диск взорвался. Больше всех повезло пьянице Кирейну — тот так и проспал весь налет на Злачной поляне. Кое-кого помяли в толчее, сломали несколько ребер, и человек пятьдесят маялись ожогами различной тяжести. Удалось опознать останки Хранительницы и одной из младших хранительниц, да еще не могли разыскать нескольких детей. Больше половины домов уцелело, а от детеныша Зверя осталась одна большая яма и несколько застрявших в поваленных деревьях рваных осколков неизвестного металла. Невероятная новость передавалась из уст в уста: детеныш Железного Зверя оказался не железным!

Закатное солнце, пробиваясь сквозь дым, красило мир багровыми, — как драконий зев, пятнами. Сильно пахло горелым. За окном галдела ребятня, и слышался хриплый мяв — пасынки снимали с верхушки дерева ошалевшего кота с подпаленной шерстью. Приходили и уходили люди. Вторая младшая хранительница, ставшая теперь Хранительницей, понимая, что она уже достаточно взрослая, чтобы отпала нужда выпрашивать Хранительницу в соседней деревне, хоть и была надута сознанием собственной значимости, однако сквозь эту спесь явственно проступала растерянность.

Временами впадая в забытье, Леон слушал новости. Гонцы, посланные с доброй вестью в соседние деревни, еще не вернулись, а как только вернутся, будет общий сход. Новой Хранительницей срочно заказана песнь об Одолении Врага, и несколько сказителей уже пишут, даже проспавшийся Кирейн. По слухам, как раз у него-то получается лучше, чем у других, даром что он ничего не видел, а может быть, как раз поэтому. Соль-трава на огороде вся пожухла от огня, теперь придется занимать соль у соседей. Начата расчистка горелых руин — к сезону дождей все сожженные дома вновь будут отстроены, и тебе, Леон, обязательно стекло вставим…