Голос моей души - Куно Ольга

- Спасибо.

Андре протянул кузнецу руку, и тот, не задумываясь, её пожал.

- Да не за что, - откликнулся он. И, усмехнувшись, добавил: - А я-то думал, ты из воинов, тех, что из Мигдаля. Их здесь, знаешь ли, сильно недолюбливают.

Андре сперва не понял, но кузнец устремил многозначительный взгляд на прикреплённый к куртке знак. Что-то неразборчиво процедив сквозь зубы, Андре с раздражением сорвал его и швырнул на пол, в компанию к кандалам.

- Сколько я тебе должен? - спросил он, извлекая из кармана кошель.

- Погоди, - отмахнулся кузнец. - Пойдём со мной.

Распахнув дверь, он вышел наружу и зашагал к ближайшему домику. Андре мешкал, подозрительно глядя ему вслед. Повернул голову направо, потом налево. Кузнец остановился и выжидательно обернулся.

- Поблизости никого не видно, - заметила я, отлично понимая его сомнения.

- Ладно, пойдём, - со вздохом махнул рукой он.

Кузнец провёл нас в соседний дом, где, как мы поняли, он и проживал. Здесь нас встретила женщина в длинном свободном платье и накинутом на шею платке, по-видимому, жена кузнеца. Увидев нас, точнее сказать, меня, лежащую без сознания у Андре на руках, она сразу же запричитала, засуетилась и попыталась срочно накормить нас куриным бульоном. Андре старательно отнекивался, мотивируя это тем, что мы очень спешим. Хоть я и понимаю, насколько тяжело ему приходилось: не ел он уже давно, да и весь последний месяц жил впроголодь.

- Эстер, им и вправду нужно уходить, - покачал головой кузнец. - Кто их знает, этих мигдальских упырей, когда они заявятся. Лучше собери им по-быстрому что-нибудь с собой.

Да, похоже, здесь сильно не любят тюремных охранников, мысленно констатировала я. Впрочем, это и неудивительно. В народе к представителям власти вообще относятся с предубеждением, неизменно видя в стражниках не защитников, а потенциальных обидчиков. Так что при виде тюремщика и закованной в кандалы женщины отождествляться станут точно с последней.

Эстер крутилась по горнице, складывая кое-какие вещи в потрёпанную дорожную сумку.

- Бедная девочка! За что ж её так? - всплеснула руками она, ненадолго остановившись возле лавки, на которую меня уложил Андре.

Отмолчаться не удавалось, поскольку и она, и кузнец ожидали ответа, поэтому Андре нехотя сказал:

- Не знаю.

- Так даже? - с интересом изогнул бровь кузнец.

Но больше тему не развивал, и вскорости всё было готово. В дорогу мы получили флягу с водой, кувшин с бульоном, заткнутый специальной широкой пробкой, каравай хлеба, немного жареного мяса и тщательно свёрнутое одеяло. Кроме того, хозяйка дома пожертвовала для меня своё старое платье.

Андре поблагодарил их за помощь, но, как и пообещал изначально, ограничиваться благодарностями не стал. Сперва его рука потянулась было к карману, в котором лежали серебряные пуговицы, но в последний момент он отдёрнул её, передумав. Сообразил, что пуговицы являются слишком яркой уликой, которая может при неудачном стечении обстоятельств указать именно на него. Поэтому расплатился он всё-таки деньгами.

- Здесь слишком много, - возразила было женщина.

- Отнюдь, - возразил Андре, накрывая её открывшуюся было руку своей ладонью.

Я промолчала. Деньги для нас были нелишними, но он прав: для таких простых деревенских жителей то же платье, пусть и старое, - немалая ценность. Это вам не кокетка из высшего общества, у которой хоть десять платьев забери - и не заметит.

Уходили в спешке. Никаких признаков погони пока не было, и всё же представители власти могли появиться в деревне в любой момент. Поэтому нашей первой задачей было углубиться в лес и как можно дальше уйти от обжитых мест, выбрав при этом как можно менее предсказуемый маршрут. Время от времени я поднималась над кронами деревьев, чтобы оглядеться и проверить, нет ли преследования. Пока обходилось.

- Надо же. А я и не ожидала, что от людей можно увидеть что-то хорошее, - задумчиво заметила я, когда мы оказались приблизительно в миле от деревни.

- Да. Признаться, мне тоже в последнее время мало в это верилось, - выразил солидарность со мной Андре.

- Как думаешь, что произошло с тюрьмой? - задала давно интересовавший меня вопрос я. - Чьих это рук дело?

- Думаю, вариантов всего два. - Андре на секунду остановился, перехватил меня поудобнее и продолжил путь. - Возможно, пытались освободить кого-то из заключённых. Скорее всего, из тех, кто находился выше, чем мы, поскольку вторжения в подвалы, судя по всему не было. Остальные взрывы устроили для отвода глаз. Или просто плохо разобрались с тем, как работают тлорны, вот и использовали их наугад. В этом случае, возможно, они и сами не ожидали такого масштаба разрушений.

- А второй вариант? - спросила я.

- Оппозиционеры могли просто совершить акцию, нацеленную против власти, - ответил Андре, уклоняясь от еловой ветки. - Собственно говоря, и в том, и в другом случае за взрывами скорее всего стоят именно они. Вопрос только в их сиюминутной цели.

- А что, в Риннолии есть оппозиция? - с любопытством осведомилась я.

- Конечно. Оппозиция есть везде, - откликнулся Андре. - Кто-нибудь обязательно будет недоволен властью, и кто-нибудь из недовольных раньше или позже попытается качать права. Хотя особенно сильной или массовой я бы нашу оппозицию не назвал. Впрочем, я и раньше был не слишком в курсе подробностей того, что творится в столице. А уж сейчас тем более. А что, - с интересом прищурился он, - ты ничего не помнишь про риннолийских подпольщиков?

- Нет, - ответила я. - А что тебя в этом удивляет? Я ведь вообще многого не помню.

- Но многое и помнишь, - заметил Андре, и по его тону я поняла, что ему видится в этой избирательности нечто важное. - Насколько я успел обратить внимание, ты очень хорошо помнишь общеизвестные факты. Один раз даже чуть не обыграла меня в города.

- Один раз! - фыркнула я. - А сколько мы в них играли? Десятки?

- Неважно, - мотнул головой Андре. - У тебя действительно всё отлично с памятью в массе вопросов. До тех пор, пока дело не касается лично тебя. И вот тут внезапно наступает провал. Поэтому тот факт, что ты ничего не помнишь о подпольщиках, наводит на определённые мысли.

- Хочешь сказать, что при жизни я сама была одной из них? - задумчиво проговорила я.

- Знать не могу, но такой вывод напрашивается сам собой. Ты сидела в тюрьме, на две трети заполненной политическими заключёнными, на том этаже, куда никаких других заключённых не отправляют. Ты была ранена, хоть рана и зажила; я видел шрам и кровь у тебя на одежде.

Я промолчала в знак согласия. Рана действительно была; я совершенно не помнила, как её получила, но помнила боль в левом боку, существенно ниже сердца, которую испытывала тогда, когда ещё способна была что-либо физически чувствовать. В своё время я позволила Андре осмотреть эту рану. Впрочем, не имея никаких сподручных средств, он мало что мог бы сделать. Но в этом и не оказалось необходимости, поскольку рана к тому моменту почти зажила.