Не будите спящую пантеру - Олег Северюхин

В машине нас было трое, вся оперативная группа по расследованию особо важных преступлений. Люди, якобы близкие к органам и все знающие, фамильярно говорят — «важняки», и в кино показывают нас такими важными, интеллектуально надутыми, министрообласканными, и женщины нам на шею так и вешаются. Вот здесь — стоп, уже было сказано, чтобы о бабах ни слова. Значит — ни слова.

На самом деле всё не так. Когда тебя дерут как сидорову козу за состояние борьбы с преступностью в общегосударственном масштабе и говорят, что вы не можете раскрыть какое-то паршивенькое заказное убийство, то не каждый человек сможет сохранить уверенность в себе, способность вычислить, найти доказательства, а потом и доказать их. Да, да, доказать найденные доказательства, чтобы эти доказательства не уплыли в руки преступников, и чтобы к моменту задержания преступника эти доказательства не испарились, как обрывки бумаги, выброшенные в унитаз. Даже не так. То, что выбросят в унитаз, мы найдем, для этого надо немного представлять себе систему канализации, вызвать сантехника, открыть люк и сидеть по колено в говне, ожидая, пока мимо тебя не будет проплывать нужная бумажка или хотя бы её обрывок.

И вот только после этого тебе дадут санкцию прокурора и выделят ребят из отряда милиции особого назначения, ОМОНа, чтобы при необходимости выломать дверь и набить рожу тем, на кого нам руку поднимать категорически запрещено.

Это так, мелочи. А все началось с убийства в квартире депутата. Уточнять, какого депутата, не будем. Мы не журналисты, нам сенсации не нужны. Сейчас мы оборотни в погонах и нам верить вообще нельзя, как погрязшим в связях с преступным миром. Иногда хочется выматериться, бросить на стол ключи, удостоверение и сказать: если вы все такие чистые, то идите и боритесь с преступностью сами. Говорильщиков много, а в грязи никому не хочется возиться.

Дежурная следственная группа уже прибыла к месту происшествия, судмедэксперт там. Огнестрельное ранение в грудь. Женщина 27 лет в квартире депутата N. Смерть наступила практически мгновенно. Информация поступила от анонимного источника из телефона-автомата, расположенного в этом районе. Дверь в квартиру была открыта. Из квартиры ничего не пропало. По докладу дежурной следственной группы руководство сделало вывод о политическом характере убийства: приехали убивать депутата, но натолкнулись на его жену, которую ликвидировали как ненужного свидетеля. В принципе, всё логично. Женщина-то причем?

В книгах описывают умозаключения следователей, а что если так, или так, или все же вот так и так далее. На самом деле этого нет. В голове разбрасываешь веер версий и к каждой версии уже готовый план мероприятий, которые нужно выполнить как можно скорее, чтобы упредить действия преступников по совершению других преступлений или перекрыть им пути бегства. Но это все мысленно, а пока надо приехать на место происшествия и хорошенько осмотреться, чтобы найти то, из-за чего кто-то мог покушаться на депутата.

Как и предполагалось, у квартиры уже собралась толпа людей. Старушки с охами и ахами, эти все видят и все знают; просто прохожие, им все равно, но интересно увидеть то, о чем будут сообщать в вечернем выпуске новостей; журналисты, для которых попасть на место преступления первым и снять кровоточащую рану важнеё всего на свете. Так делают имя на чужом горе, подав его как безответственность правоохранительных органов, слово-то какое придумали, прости Господи, или как последствия перестройки, уничтожившей коммунистическую сознательность новой общности людей — советского народа.

Увидев нас, журналисты качнулись к нам, но увидев суровое выражение лица Валерки, откачнулись назад, уважительно шушукнувшись — комитет госбезопасности, КГБ. Хотя ребята из федеральной службы безопасности, ФСБ тоже не преминут приехать. Депутаты они сейчас, да и раньше тоже, относятся к особо важным персонам, народные избранники, люди за них голосовали, за их лучшую жизнь и за их лучшую долю. Поэтому депутаты новых созывов начинают работу со своих окладов и пенсий. Главное — себя не обидеть, а народ сто лет ждал, еще четыре года подождет.

Молодая женщина лет тридцати, красивая, в легком платье, лежала на полу в гостиной. Судя по положению тела, полулежа на спине, её отбросило выстрелом, но тогда она должна удариться о стол, сдвинуть его в сторону, и калибр оружия должен быть не менее 45-го по международной классификации или по метрической 11,43 мм, как у армейского «Кольта». Эта пуля всю грудь разворотит, отбросит человека метра на два-три и к полу пригвоздит. А женщина убита малокалиберным пистолетом. И стреляли практически в упор. У входного отверстия крупинки не до конца сгоревшего пороха.

Криминалисты сейчас ищут пулю, она прошла навылет, вероятно не задев кость, потому что выходное отверстие почти такое же аккуратное, как и входное. И крови вытекло чуть-чуть. Найдя пулю и то место, которое её остановило, мы будем знать положение преступника и жертвы, а так же и предполагаемый тип оружия, что значительно облегчит, а, может, и затруднит наши поиски.

Шел второй час работы, протокол осмотра места происшествия дополнялся новыми деталями, а пулю мы найти не могли. Как и гильзу от пистолета. Опрос соседей не дал никаких результатов. Никого посторонних не видели. Никакие машины не подъезжали. Жильцы спокойные. Выстрелов никаких не слышали.

Основываясь на логике, мы обыскали каждый квадратный сантиметр пола и стены, и не нашли место, куда могла удариться пуля. Наконец, Валерка сказал, что мы ищем вообще не в той стороне: а вдруг она повернулась после выстрела, и только после этого упала? На поиски были брошены все имеющиеся в наличии силы, даже врач-судмедэксперт. Он-то и нашел пулю под подоконником, совершенно в противоположной стороне, куда она могла залететь. А это меняет дело.

Только мы успели зафиксировать в протоколе пулю, сфотографировать место её обнаружения, как в комнату ворвался её хозяин — депутат. Он бросился к лежащей женщине и заплакал.

Я не буду это описывать, ни к чему. Каждый день происходит столько трагедий, что если ко всему подходить с участием, то человеческого сердца хватит ненадолго. Я не скажу, что мы настолько зачерствели, что нам все безразлично, но нам нужно понять характер совершенного преступления, причину его совершения, кто его совершил, и представить дело в суд для наложения наказания на виновного. Мы не судим, и нам могут быть понятны моральные мотивы, но мы их держим при себе.

То, что произошло дальше, несколько озадачило нас. Встав в дверях, депутат начал говорить о том, что наши органы не могут бороться с преступностью и не способны раскрыть мало-мальски серьезное преступление.

Мы думали, что это он говорит нам, но блики фотовспышек показали, что в прихожей были журналисты. Наше вмешательство для удаления посторонних было воспринято как посягательство на свободу слова и попытку замазать громкое преступление. Кое-как, но нам удалось вежливенько вытолкать журналистов за дверь, попеняв молоденькому милиционеру на то, что он на посту и никакие удостоверения на него действовать не должны. Прихожая затоптана окончательно, после такого стада слонов её уже не имеет смысла и осматривать.

Без журналистов депутат стал спокойнеё и сел на стул, ожидая окончания следственных действий.

Когда старший дежурной группы попросил назвать фамилию, имя отчество его жены для внесения в протокол, то депутат как-то смутился, и начал говорить, что они вообще-то не расписаны, не успели, но фамилию и имя назвал, хотя отчество вспомнить не мог.

— Хорошо, — сказали мы и попросили депутата предъявить паспорт.

Как так? У него депутатская неприкосновенность, вот его удостоверение в темно-коричневых сафьяновых обложках с золотым гербом.

— Извините, — сказали мы, — но ваше удостоверение не является документом, удостоверяющим личность. Оно удостоверяет только ваше служебное положение, а нам надо убедиться, что вы это точно вы. Мы же не смогли пока убедиться в том, что эта женщина ваша жена, и вообще в том, кто она такая. Сейчас мы сделали запрос в адресное бюро и нам помогут найти, где прописана эта женщина, так как вы не даете о ней практически никакой информации. Следовательно, и нам надо убедиться в том, что вы — это вы.

Депутат куда-то позвонил по сотовому телефону и к нам позвонил наш начальник, в нелестных словах отозвавшись о наших профессиональных качествах и о том, что о милицейских держимордах уже идет выпуск новостей.

Какая меня собака укусила, но я сказал, что если меня не прекратят оскорблять, то я сейчас выйду к журналистам и скажу, что убийство совершено депутатом, а начальник управления внутренних дел старается вывести его из-под удара.

С нашим начальником по-другому говорить нельзя. Нет бы защитить ментов, так у него принцип — бей своих, чтобы чужие боялись. По любой жалобе на милиционера сначала следует наказание, а потом уже разбор полетов.