Анатомия героя - Эдуард Лимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во Франции быть объявленным вот так вот всеми газетами красно-коричневым заговорщиком равносильно получению клейма "враг народа". 30 июня (еще одно совпадение, без сомнения) в «Либерасьен» читаем: "Идио Интернасьеналь" в кризисе. Жан-Эдерн Аллиер, директор «Идио», сделал публичным вчера вечером (29 июня) коммюнике, в котором он объявляет, что он расстается со своим главным редактором Марком Коэном. "Я созвал вчера вечером редколлегию моего журнала, — объяснил Жан-Эдерн Аллиер, — и я потребовал увольнения Марка Коэна, главного редактора. Я запретил всякое сотрудничество с Жан-Поль Крузом в будущем. Что касается Эдварда Лимонова, я жду возвращения его из России, чтобы решить с ним, должен ли он или нет оставаться одним из наших".
Вот так. Марк Коэн потерял одновременно работу в большом журнале «Интервью». Раньше это называлось в СССР "получить волчий билет". Круз пока еще держится в «Либерасьен», так как он глава профсоюза СЖТ в этой газете. Жан-Эдерн Аллиер, как видим, струсил. Испугался и покаялся публично писатель Кристиан Лаборд, так же, как и я, член редколлегии «Идио» с 1989 г. Покаялся в "Ле Монд" Жак Димет, журналист в «Революсьен», писавший и для «Идио». Почему эта цепь раскаяний? Причина простая и «низкая»: получая клеймо «национал-большевика», журналист (и писатель тоже) лишается хлеба, изгоняется… По поводу же своих подозрений о том, что гонения на «национал-большевизм» в России и во Франции сдирижированы одними руками, я поделился со знакомыми мне, очень давно скрытыми «красно-коричневыми» политиками и полицейскими. Никого моя гипотеза не удивила. "Новый мировой порядок".
Это не конец истории. 12 июля вся вторая страница в "Котидьен дэ Пари" посвящена НБ. Под названием "Сериал национал-большевизма продолжается".
13 июля "Ле Монд" помещает на 1-й, 8-й и 9-й страницах сногсшибательные материалы: статью некоего Роже-Поль Друо (атака на Алена де Бенуа, его журналы «Элементы» и «Кризис», куда, якобы, он заманивает невинных интеллектуалов) плюс "ПРИЗЫВ к бдительности, выпущенный сорока интеллектуалами". "Сорок интеллектуалов, — пишет "Ле Монд", — французских и европейских, дают сигнал тревоги против "настоящей стратегии легализации крайне правых" и утверждают, что эта вражеская стратегия не вызывает должного отпора среди писателей, издателей и администраторов прессы, радио- и телекоммуникаций". Призыв сопровождается созданием "Комитета призыва к бдительности" (адрес: бульвар Распай, 54, Париж 75006). И "Ле Монд" разжевывает читателю цель создания Комитета: "попытка образовать национал-большевизм абортирована…" "Но она сигнализирует… одну из форм растерянности более широкой и более распространенной, которая захватила интеллектуальную жизнь в течение последних годов и усиливается сегодня… Не следует приуменьшать риск увидеть развивающимися в Европе те же самые тенденции, поощрительные в частности к хаосу, который царит в России, к расистским убийствам, умножающимся в Германии, непредсказуемые тенденции войны в экс-Югославии. И если опасность тут, у нас, более обманчива, она заслуживает внимания, как к этому призывают сорок интеллектуалов".
Вот чего они боятся. Проникновения «вредных» тенденций из России. Отныне сорок мужчин и женщин (среди них писатель Умберто Эко и философы Жак Деррида и Поль Вирилио!) обязуются шпионить и стучать на других интеллектуалов как свободной профессии, так и работающих в "издательствах, в прессе, в университетах", — уточняет сферу стукачества «Призыв». Целью их являются "речи, с которыми должно бороться". В обращении не уточняется, увы, с какими речами следует бороться. Я бы перевел весь «Призыв», но он очень длинен. Потому ограничусь цитатами. Те интеллектуалы, которые заколеблются стучать на своих товарищей "по причине скрупулезности к свободе выражения, по причине озабоченности терпимостью без границ", призваны отбросить и скрупулезность, и терпимость. Интересно, философы Деррида и Вирилио понимают, что их бдительность лишит хлеба тех, кто пишет и произносит "речи, с которыми должно бороться"? И их семьи?
В номере за 13 июля «Юманите» пересказывает, обширно цитируя, «Призыв». А в номере за 15 июля «Юманите» радостно оповещает читателей, что коммунисты присоединились к маккартистской компании против инакомыслящих. Бернард Собель, Жан-Пьер Кахан, Шарль Ледерман, Антуан Казанова, Францис Вюрст, Мишель Визенберг, Патрис Кохэн-Сит, Жак Гринснир, Жан-Луи Перу станут охотиться на ведьм национал-большевизма и на других инакомыслящих. Между тем статья 10 Прав Человека и Гражданина, повторяемая в преамбуле Французской Конституции, гласит: "Никто не должен быть привлечен к ответственности за его мнения". А статья 11-я гласит: "Свободная коммуникация мыслей и мнений есть наиболее драгоценное право человека: всякий гражданин может, таким образом, говорить, писать, печатать свободно…"
Но "новый мировой порядок" отменил все свободы.
"Советская Россия", 7 августа 1993 г.
ПЧЕЛЫ, ОРЛЫ И ВОССТАНИЕ
Задатки «сайкика», т. е. ясновидящего, у меня всегда были и давали себя знать. Я только подавлял подсознательную часть своей натуры. Приведу лишь несколько примеров. Один связан с нападением 30 марта 1992 года на мою жену Наташу. Ей нанесли шесть ударов отверткой в лицо и сломали руку. Цитирую по книге "Убийство часового": "В ночь с 24-го на 25-е мне приснился… Дьявол(!), которого я почти стер (как? чем? сон не объясняет)… одна голова МЕЛОМ на стене осталась. Но он плеснул в меня огненной водой, и я заорал… и Наташа меня разбудила. И встала курить, испуганная. Я был крайне поражен и встревожен таким сном".
Не только поражен и встревожен, но был абсолютно уверен, что произойдет страшное несчастье, так как сон был ужасающей интенсивности и силы. Потому рано утром 30 марта я (цитирую Опять "Убийство часового") не был застигнут врасплох, я ожидал. "Закономерно, ожидаемо раздается телефонный звонок: "Мсье Савенко? С вами говорят из "неотложной помощи". Ваша жена у нас".
В 1980 году, летом, я увидел как во сне трескаются стены (рыжие, охровые) южного города, земля движется, вздымается, расступается и в провалы падают десятками с криками люди. Я жил тогда в Париже, в первом своем парижском апартаменте на улице Архивов. Разбудил меня от сна телефонный звонок. Звонила бывшая жена Елена из Неаполя. "Эд, у нас страшное землетрясение. Пять тысяч человек погибли. Стены…"
"Стой, — сказал я, — сейчас я тебе расскажу, что у вас там происходит". И я пересказал ей свой сон. "Ты видел все это по телевизору?" — спросила она. "У меня нет телевизора", — сказал я.
Я действительно увидел все это вечером в квартире приятеля на телеэкране. Чего-либо суперстранного в этом нет. Дело в том, что в Париже еще весной у нас с Еленой начался новый роман, мы со счастливым удовольствием жили вместе, и, естественно, когда она уезжала, все мои энергетические и духовные' волны были направлены на принятие сигналов оттуда, от нее, из Италии. А она как раз покинула Рим, была на юге Италии.
Мои необычные способности проявлялись и в случаях, казалось бы, незначительных, если вокруг нагнетались годы ожидания, невозможность, нелегкая доступность предмета. Летом 1979 года в Нью-Йорке я множество месяцев ждал гранки своей книги стихов из издательства «Ардис» в штате Мичиган. Это была не только моя первая книга в жизни (мне было уже 36 лет), но книга, где собраны были стихи с 1966 по 1974 годы. Безработный, неудачник, живущий строго под ярмом изуверской самодисциплины, я был очень измотан неудачами, мне нужна была эта книга, эти гранки как никому на свете, как глоток кислорода, я дальше бы жил и боролся еще на той энергии, которую бы она мне сообщила. Гранок не было. В «Ардисе» не торопились. И вот я увидел сон (жил я на углу 83-й улицы и Йорк-авеню), что будто бы черный человек несет в руке продолговатый сверток. Сон ничего не говорил, что за сверток, но само собой разумелось, что это были гранки моей книги. Настолько все было убедительно, что я прямо с кровати, развернувшись, выглянул в окно (спальня была крошечная, и ступни ног едва-едва не упирались в стекла окна). Я увидел далеко внизу темно-синий почтовый фургон и уходящего от него черного почтальона с длинным свертком в руках. Натянув брюки, сунув ноги в туфли, я ринулся по лестнице. Я столкнулся с ним на лестнице где-то у второго этажа. Не говоря ни слова вцепился в пакет. "В чем дело?!" — раздраженно воскликнул черный.
"Это мне! — закричал я. — Савенко. Апартамент 4-б!" Он посмотрел на пакет и отдал мне его, решив, наверное, что я больной. Почему пакет был длинным? Его нарезали по три страницы в «Ардисе». Очевидно, им было лень отрезать каждую страницу. Вот до такой степени я охуел от ожидания плода своей жизни, что видел вперед.
Не обязательно я «видел» только через сны. Ранние видения относятся совсем к подростковому возрасту, так, в 17 лет, не находя в своей жизни ничего героического (а я пылко желал героического), помню, брел я, изуверившись во всем, по своей улице — прозаической 1-й Поперечной, мимо полуподвальной столовой. Было мне тоскливо и шептал я себе что-то гамлетовское, вроде "неужели мне предстоит быть как все, жить среди грубых людей?", как вдруг в летнем хмуром напряжении воздуха блеснула молния и в белом лунном каком-то свете (как лампа дневного света) надо мной появилась, накрыла меня огромная птица, позже я решил, что это был орел. Птица не сказала, но передала мне прямо в мозг: "Ты ОСОБЫЙ. ТЫ НИКОГДА НЕ БУДЕШЬ ТАКИМ, КАК ВСЕ. ТЫ ОСОБЫЙ. ТЕБЯ ЖДЕТ ВЕЛИКАЯ СУДЬБА. Ты ОСОБЫЙ". Слова эти напитали меня чудовищной силой, и я жил после на этой силе много лет.