Вёшенское восстание - Андрей Венков

Но организованной общей переправы у красных не получилось. 24–25 февраля (9–10 марта) очередные попытки взять Каменскую и Гундоровскую были отбиты.

На участке 9-й советской армии красным повезло больше.

24 февраля (9 марта) с 7 утра они повели наступление через Усть-Белокалитвенскую переправу, через железнодорожный мост ниже по течению Донца и через хутор Какичев (последняя колонна через Какичев направлялась на станицу Екатерининскую). Противостоявший им Гундоровский полк опирался на хутор Бугураев. Там, возле Бугураева, 23 февраля (8 марта) сошел с рельсов белый бронепоезд «Иван Кольцо». Красные пытались его захватить, гундоровцы — отстоять. «Партизаны полковника Корнилова, юные мальчики в количестве полтораста человек, присланные на помощь, потеряв около сорока человек убитыми, разбежались», — вспоминал Фолометов.[57] Гундоровцы, дравшиеся под командованием В. Н. Усачева, отбивая атаки красных, потеряли в этот день 170 казаков и 17 офицеров. Под Фолометовым было убито три лошади. К концу дня гундоровцы отступили, оставив тела погибших на поле боя. Красные тоже ушли за Донец.

Однако после ряда боев 25 февраля (10 марта) 250 матросов 202-го полка 23-й стрелковой дивизии под командованием B. Грота форсировали Донец около Усть-Белокалитвенской станицы, сбили два обескровленных полка — Гундоровский и Луганский, — захватили 4 пулемета и заняли хутор Мечетный.

В разгар боев, 24 февраля (9 марта), донское командование обратилось к «добровольческому»: «Части Донской армии, особенно Северного фронта, вследствие огромной убыли убитыми, ранеными и больными, ослаблены до крайности. Малейший нажим со стороны противника даже небольшим кулачком на фронте от ст. Усть-Быстрянской до ст. Калитвенской может привести к созданию такого положения, которое вынудит нас отдать приказ об отходе к югу от р. Донец и бросить Зверевский узел, дабы уберечь войска Западного фронта. Резерва, которым можно было бы парировать удар противника на участке Северного фронта, нет. Кризис может назреть настолько быстро, что всякое сношение с Вами окажется запоздалым. Ввиду изложенного и по приказанию командарма, прошу с доклада главнокомандующему уведомить срочно, разрешает ли главнокомандующий в случае крайности использовать для боя его резерв, сосредоточенный ныне в окрестностях и к северу от Новочеркасска. № 1225/к. Кельчевский».[58]

Резерв, собираемый Деникиным, был значителен. 18–21 февраля (3–6 марта) из района Дебальцево в район Шахтная — Александро-Грушевск «в резерв главнокомандующего» была переброшена Кавказская дивизия. 21 февраля (6 марта) было приказано разместить в районе Персиановки 1-ю и 2-ю бригады 1-й Кубанской дивизии (2-й и 3-й Сводно-Кубанские полки, 2-й Уманский полк и 2-й Запорожский полк) и 1-я и 4-я Кубанские батареи. В районе Кривянской разместили 3-ю бригаду 1-й Кубанской дивизии (2-й Лабинский и 2-й Черноморский полки) с артиллерией. В самом Новочеркасске стали штаб корпуса, Гвардейский дивизион и гаубичная батарея 1-й Кубанской дивизии. В Персиановке разместился авиационный отряд в 8 аэропланов.

Но 26 февраля (11 марта) Романовский телеграфировал в штаб Донской армии, что Кубанский корпус сосредотачивается в районе Александро-Грушевска не для прикрытия фронта, а для крупной стратегической операции, и что донцы должны прикрыть фронт своими силами.[59]

Поскольку резервов не было, 28 февраля (13 марта) на Мечетный с юга повела наступление Гвардейская донская бригада, пешие сотни — на хутор, конница — в обход с юго-востока. Красные, не принимая боя, ушли за Донец. Впоследствии в наградных документах они отметили, что все это время — с 25 по 28 февраля (10–13 марта) — они три дня пробивались из кольца.

Потеряв плацдарм, красные, как считали казачьи историки, потеряли «возможность нанести удар по кратчайшему направлению на решающую линию Новочеркасск — Ростов, причем в момент, критический для Донской армии».[60]

Как бы не веря в спасение, донское командование 1(14) марта передало в войска: «Командующий войсками Северного фронта приказал продержаться еще три-четыре дня и не пустить противника на западный берег Донца. Дать возможность нашим братьям казакам кубанцам и терцам, а также горцам закончить сосредоточение в районе станции Шахтная для нанесения удара по красным и организации наступления всех наших войск на Донском фронте».[61]

Приказ вступить в бой с красными деникинцы получили лишь на царицынском направлении. Именно на царицынском направлении впервые вступили в бой с красными прибывшие на Донской фронт кубанцы. Еще 3(16) февраля кубанские эшелоны со станции Кущевка были направлены на Царицын.

2-й Кубанский конный полк 11–12 (24–25) февраля занял позиции у хуторов Чекунова и Подстепного на левом берегу Дона у станицы Есауловской. Конница Буденного встретила кубанцев 17 февраля (2 марта).

Еще 16 февраля (1 марта) красное командование отметило: «Стремительность отступления противника несколько уменьшилась».[62] Тогда же пришло сообщение, что «части… ведут упорный бой за обладание станцией Жутово, противник, поддерживаемый все время подходящими кубанскими частями, оказывает упорное сопротивление, переходя в контратаки».[63]

17 февраля (2 марта) красные отметили: «С прибытием кубанских и кавказских частей противник стал проявлять активность».[64]

19 февраля (4 марта) был отдан приказ донским и кубанским войскам отойти за Сал с целью сократить фронт и образовать маневренный резерв. 27 февраля (12 марта) красная конница вышла к Салу и заняла станцию Ремонтная.

Донские войска, отошедшие за Донец и Сал, были крайне малочисленны. По данным на 21 февраля (6 марта) 1919 года:

Западный фронт — 377 офицеров, 1061 штык, 2423 шашки, 33 орудия, 294 пулемета;

Северный фронт — 7956 штыков, 4072 шашки, 46 орудий, 37 пулеметов;

Восточный фронт (без 8-го корпуса, в который были сведены отряды Татаркина и Голубинцева бывшего Северо-Восточного фронта) — 2408 штыков, 1285 шашек.

Таким образом, под рукой командования было 20 965 штыков и 7780 шашек. Армии удалось сохранить 108 орудий и 441 пулемет.[65]

Качество отступивших за Донец и Сал войск было низким.

Большевистское командование подводило итог к 16 февраля (1 марта) 1919 г. За 4 месяца из 56 000 Донской армии (большевики, видимо, не брали в расчет «Молодую армию») открытое возмущение проявили 9000 (16 %), перешли на сторону большевиков 16 000 (28,5 %), были расформированы 15 000 (27 %), остались надежными 16 000 (28,5 %).[66]

На Круге новый командующий Донской армией генерал В. И. Сидорин говорил: «Весь Черкасский округ заполнен дезертирами со всех округов, и собрать их — задача чрезвычайно трудная».[67] Местные станичные власти не обращали на дезертиров никакого внимания. «Под шумок правящие сферы сплавляли из Новочеркасска свои семьи…».[68]

В феврале на вокзале в Ростове скопилось 800 раненых, которых не могли распределить по госпиталям. Всего раненых и больных насчитывалось 12 000, из них 30 % — симулянты.

Командование 14-й советской дивизии вспоминало: «Что ни дом — то лазарет, что ни амбар — то горы трупов. Страшный сыпной и возвратный тиф косил остатки Донской армии, заражая и наши части…».[69]

Главное командование армиями Антанты, изучая материалы о возможности интервенции в России, 6 марта 1919 г. дало Донской армии следующую характеристику: «Солдаты устали от борьбы, пали духом, наблюдается пассивное безразличие, растущая дезорганизация войск; недавние поражения, в результате которых Донская армия отступила к Новочеркасску, создают критическую ситуацию. Армия не способна к победе. Мало оснований для того, чтобы полагаться на нее при действиях в России».[70] Добровольческое командование, судя по всему, разделяло мнение союзников.

Советское командование в это же время, 8 марта, заявляло: «Донской армии, как боевой силы, не существует, фронт держится исключительно добровольцами». Всего на Донском фронте из 44 000 белых 17–18 000 были добровольцами.[71]

Однако уже 13 марта советское командование констатировало: «Отмечается решительная настойчивость Донского командования по воссозданию армии».[72]

Прежде всего, с выходом советских войск к железной дороге Лихая — Царицын и к линии Донца изменилось настроение местного населения. В этой местности уже имелся опыт жизни «под Советами», здесь весной 1918 г. уже шли бои с войсками Ворошилова. Кроме того, многочисленное местное крестьянское население, поддерживая красных, стало грабить казачьи станицы. Так произошло в станице Луганской: «Бери, бери, — говорили хохлы. — Цэ ж наше риднэ. Понаграбили козаки повнисеньки дома и сундуки усякого добра, но цэ все наше — бери…».[73]

Разведсводки красных стали все тревожнее: 5 (18) февраля «все бежавшие из плена единогласно свидетельствуют, что хохлацкое население сочувствует большевикам, казаки же настроены к ним враждебно».[74] Так, 10 (23) февраля станица Усть-Белокалитвенская приняла решение вооружиться всем и дать отпор советским войскам.[75] Но оказать сопротивление разрозненными станицами при бегущей армии было невозможно. Поэтому началось первое массовое отступление казаков, ставшее, правда, массовым лишь для некоторых станиц. И все же красная разведка доносила: 7 (20) февраля «все казачье население с приближением наших войск покидает от старого до малого свои хутора и станицы, оказывая совместно с регулярными казачьими частями отчаянное сопротивление».[76]