Через не хочу - Елена Колина

Из прихожей Фириной коммуналки длинный коридор в обе стороны, направо в конце коридора кухня, из нее вход в Левину комнатку-кладовку, а в другом конце коридора, из прихожей налево, комната Фиры и Ильи. Чтобы Фире попасть в кухню или к Леве, нужно пробежать почти что стометровку — 78 метров.

Ждать Леву в прихожей Фира не могла — стыдно соседей, она умрет — не покажет, что в их прекрасной семье может быть то же, что у всех, — небрежный подросток, нервные родители, прижавшиеся носом к входной двери. Фира бегала из своей комнаты в кухню — туда-сюда, туда-сюда, сколько пробежала за вечер, километр? И как раз, когда была у себя в комнате, боясь взглянуть на часы — уже одиннадцать! — услышала — пришел!..

Лева вошел в прихожую, но не зашел к ней, как обычно, сразу направился в другую сторону, к себе, и Фира не успела еще добежать до него, как он уже — раз, и просочился в свою комнатку, и свет не зажег, — и сразу тихо. На кухне у Левиной двери Фиру поймала за рукав халата соседка, хихикнула:

— Левка-то пришел — ни петь, ни рисовать.

Фира не оценила выражение, смешное и яркое, — просто не поняла, о чем речь. Вошла, — Лева спит, наклонилась — запах, алкоголь.

На полу пачка сигарет. Фира схватила пачку, понесла Илье.

— Что несешь, как собака в зубах? Что морда такая, как будто война началась? Ну что такого, ну выпил, как человек, покурил… Евреи… Все у них проблема, все им надо, чтобы лучше нас, — вслед ей проворчала соседка, совершенно, впрочем, благодушно. Фиру в квартире уважали, и все дети у нее учились — Фиру уважали, а Илью обожали.

Фира неслась по коридору — 78 метров за несколько секунд, личный рекорд.

— Это что? Это — что?.. Это — что?!

— Это? Сигареты «Опал». Подумаешь, сигареты, большое дело… — отозвался Илья. Он был совершенно спокоен и даже отчего-то весел.

— Ах, большое дело? Ах, сигареты?! А твой ребенок пьян!.. — закричала Фира.

Первого сентября в Леву вселился бес. Фира так именно и ощущала, не «в Леву как будто бес вселился», а с указанием точной даты «бес вселился в Леву 01.09.82». Бес хотел одного — чтобы она больше никогда не была спокойна, чтобы ее муки состояли из множества маленьких мучений, вместе представляя собой почти непосильную ношу. Лева был прекрасен, стал ужасен.

Как педагог Фира знала: десятый класс — особенное время. Фирин педагогический стаж большой — около двадцати лет. Почти двадцать лет она повторяла в учительской: «Десятый класс — время гормонов». Но кто мог ожидать, что у Левы наступит половое созревание?! Во всяком случае, не Фира. Изумление — вот, пожалуй, основное чувство, которое Фира испытывала начиная с первого сентября, непрекращающееся изумление человека, изо дня в день спотыкающегося на ровном привычном месте и уже покорно ожидающего подвоха. Изумление — боль — изумление — боль, и покорное ожидание — ну что еще?..

— …Как ты можешь улыбаться, когда твой ребенок пропадает?.. Он, конечно, был у Виталика… Это все Ростов, это его дурное влияние!

— Твой сын не пропадет оттого, что они с Виталиком выпили и покурили… Фирка, не веди себя как дура-училка! Ну, они же мальчишки, выпили портвейна во дворе или коктейль в баре — это нормально.

— Да нет же, нет! С этого все начинается, начинается с плохой компании, с одной рюмки, с первого раза, — горячо шептала Фира. — Виталик и девочки Смирновы — это плохая компания для Левы! У Виталика практически нет матери, богемная среда… Ну, ладно, я погорячилась, Виталик, девочки и кто там еще с ними собирается — обычные дети, но в том-то и дело, что они обычные, а Лева другой, ему все это — нельзя! У него впереди международная олимпиада! Как будто ты не знаешь…

Конечно, Илья знал. В прошлом году команда СССР на международной олимпиаде заняла девятое место — провалилась, не из-за Левиного отсутствия, конечно, но девятое место было провалом. Они не захотят больше такого позора. В этом году у Левы есть шанс, последний шанс… городская олимпиада, всесоюзная, международная…

— Сейчас решается все! Все поставлено на карту!..

Прежде у Фиры с Левой был один организм. Что же, теперь их интересы расходятся, это у Фиры все поставлено на карту, а у Левы — плохая компания, сигареты, водка? В Левином послужном списке числилась даже драка.

Это была загадка для всех учебников психологии. Летом уехал на дачу хороший, плавно взрослеющий мальчик, из тех, кто смотрит на плохих мальчишек из окна, а у самого горло шарфом завязано и в руке учебник, а приехал… кто? Обычный мальчишка в переходном возрасте?

Первого сентября Лева пришел домой с лицом, раскрашенным синим и красным так густо, словно он играл в индейцев. Кровоподтеки, царапины на любимом лице, нарушение Левиной физической целостности было потрясением — как будто это ее расцарапали. Лева ребенком-то никогда не дрался, и вдруг — драка с одноклассником… На испуганные вопросы «почему, что произошло, скажи, это останется между нами» последовало твердое «нет» и совершенно невозможное между ней и Левой «это мое дело».

Фиру вызвали в школу, впервые не для того, чтобы Леву похвалить.

— Дело не в самом факте драки, — сказал классный руководитель, математик, — важен характер драки. Это была дикая, с остервенением, драка до последнего… Может быть, вы знаете, на какой почве произошел конфликт? Из-за национального вопроса? Это не оправдывает, но хотя бы объясняет его безобразное поведение…

Фире было бы легко оправдать Левино безобразное поведение согласием, даже просто кивком, — да, это был национальный вопрос. Математик был еврей, сутулый, полноватый, в очках, и явно имел в своем школьном прошлом что-то вроде обзывания «жидом пархатым». Но она только отрицательно мотала головой — нет, не знаю, не понимаю, «наверное, была какая-то важная причина, но он нам не сказал…».

— Лева — наша гордость. Но это школа, понимаете?

— Понимаю, спасибо, — сказала Фира и пошла домой.

На первом же родительском собрании звучало — Резник, Резник, Резник… Главное слово было — неуправляем. Резник ведет себя высокомерно, подчеркивает свое интеллектуальное превосходство над учителями, неуместно высказывает свое мнение. Брестский мир нечестен, отмена НЭПа неразумна, Горький примитивен… Пользуется своей образованностью и прекрасно развитой речью, но у нас на уроках не один Резник.

Затем последовали претензии другого порядка — не к интеллектуальной наглости, а к поведению. Фира сидела, уткнув глаза в парту, а родители смотрели на нее с любопытством, сочувственным и отчасти ехидным, — надо же, Резника ругают, мир перевернулся! Учителя вывалили на нее мешок претензий, все на букву «у» — ушел, увел, устроил… Ушел без разрешения с урока литературы, увел с собой половину класса, и даже в субботнем походе Лева умудрился повести себя плохо: все пошли в одну сторону, а Резник в другую… Диагноз колебался от мягкого — «излишняя шаловливость, неуместная независимость, подчеркнутое неуважение к взрослым» до сурового — «хулиганство»… Иногда кто-то из учителей говорил: «Резник — наш лучший математик», Фира поднимала глаза и робко смотрела, но дальше звучало «но…», и она опять опускала голову.

Так ее и бросало — от гордости к стыду, из жара в холод. Испытывать одновременно столько сильных эмоций оказалось непосильно тяжело, Фира перестала слушать, уплыла и кивала, кивала…

За «Левину математику» с самого начала отвечал Кутельман, 239-я школа была «Левина математика», он всегда ходил на собрания с Фирой, ждал во дворе у входа в кинотеатр «Спартак».

— …Эмка! — Фира бросилась к нему, как к спасению. — Эмка, Эмка!..

Можно было сесть на троллейбус на Литейном, проехать несколько длинных остановок, но они, не сговариваясь, пошли пешком.

— Лева — талантливый математик, но что интересно… Для математика характерна некоторая отрешенность, а Левина главная черта — страстность. Это тот редкий случай, когда математический талант и натура отчасти противоречат друг другу.

— Но в кого он может быть страстный? Илья однолюб. …В кого же Лева?..

— В кого?.. А в тебя, — легко сказал Кутельман.

— В меня?! Я страстная?.. Ты что… У меня за всю жизнь никого, кроме Ильи, не было.

— Я не об этом, я совсем о другом… Я о том, как ты относишься к Леве и вообще к жизни…

Смутились оба.

— Все в одну сторону, а он в другую? И что?.. Он талантливый математик, он отстаивает свое видение, свой интеллектуальный перевес так же, как собственный способ решения задачи. Он решил, что его способ решения короче, длинней, трудней, легче… Когда Лева получит медаль Филдса, мы с тобой будем вспоминать этот разговор и смеяться.

Услышав «математический талант», «талантливый математик», «медаль Филдса», Фира резко глотнула воздух, словно она тонула, а Эмка ее вытащил.

В начале октября Фире позвонил руководитель маткружка, человек, настолько погруженный в олимпиадную математику, что у него не торчал наружу, в жизнь, даже кончик носа.