В огне - Нгуен Тхи

Разве не чудо, что мы с тобой встретились! Мы ведь родом из разных мест и никогда не видались прежде. Неужели было время, когда мы не знали друг друга? Самое дорогое у меня в жизни — это ты, и ты любишь меня. Ведь теперь я твоя жена. Когда разобьем американцев и снова настанет мир, я всегда буду рядом с тобой и постараюсь, чтобы у тебя была счастливая семья. Пускай мы сейчас в разлуке, но ты всегда со мной, всегда в моем сердце, и я тоже всегда с тобой.

Любимый, ты, наверно, сейчас очень занят — сколько тяжелых дел там у вас, на фронте! Обо мне не беспокойся и не скучай; просто, если у тебя будет как-нибудь время, напиши мне несколько строк. Я желаю тебе доброго здоровья и хорошего настроения. Передай, пожалуйста, от меня привет Тхо и Хюйену. Я, правда, их никогда не видела, но ты столько про них рассказывал, что я их полюбила; и не только их, а всех, с кем ты каждый день вместе идешь в бой. Желаю вам сбить побольше американских самолетов!

Ну, прощай. Целую тебя. Вернусь домой, сразу же напишу, что нового в Хайфоне. Люблю тебя, целую еще тысячу раз! Твоя Нга».

Дык сложил конверт и спрятал в нагрудный карман; потом снова вытащил и перечитал письмо. «У меня тоже самое дорогое на-свете — это ты… — думал Дык. — Спасибо, спасибо тебе, Нга! Ну, прощай, мне пора…»

Восемь часов… Девять… Все спокойно. На новых позициях «шестерки» тренируются расчеты. Стволы орудий поднимаются вверх, опускаются, поворачиваются из стороны в сторону вслед за деревянными моделями самолетов, насаженными на длинные шесты. Каждым таким шестом размахивает несколько человек, точь-в-точь как бумажным драконом на празднике.

— Отставить! — крикнул помощник ротного Тхо, поглядев на часы. — Личный состав может отдыхать!

Дык стоял возле пушки, расчетом которой командовал Лай. Солдаты спрыгнули с вращающейся площадки лафета.

— Что-то «джонсонов» не видно, — сказал один. — Уж не случилось ли с ними чего?

— Просто вчера им здорово вмазали!

— Ребята, — ухмыльнулся Лай, — а ну как они прямо сейчас пожалуют!

— Очень даже свободно. Подойдут за облаками и атакуют, безо всяких там кругов и пируэтов.

Дык невольно посмотрел на небо, словно прикидывая, с какой стороны может появиться противник.

— Вы, Лай, должны дать самолету спуститься как можно ниже, — сказал он, — и тогда уж открывать огонь. Пусть остальные расчеты ведут огонь по-другому, пускай кругом вас рвутся бомбы, ваша задача — добиться попадания с первых же снарядов.

— Ясно!

— Ну что, Тат, слышал вчера, как пушки стреляют? Принял боевое крещение?

— Разрешите доложить, — улыбаясь, ответил новобранец с оспинами на лице, — на первых порах оно, конечно, чуть-чуть…

— Чуть-чуть страшновато, — договорил за него «писатель» Бинь.

Все расхохотались, а Тат договорил солидным баском:

— В общем, я теперь обстрелялся!

— Правильно, еще несколько налетов, и ты будешь настоящим ветераном.

Дык пошел на КП. «Писатель» продолжал подтрунивать над новобранцем:

— Да-а, Тат, тебя уже ротный хвалит — растешь на глазах!

— Он на вид злой, а сам-то очень добрый.

Этот глубокомысленный отзыв снова всех рассмешил.

Командир расчета Лай, конечно, не знал, долго ли продлится неожиданный отдых. Тем не менее он достал иголку с ниткой и, скинув гимнастерку, сел штопать ее прямо на краю окопа. Иногда он поднимал голову и рассматривал длинные, крытые листьями дома на берегу, рядом с лесопилкой. Каждый день работницы с лесопилки приносили солдатам на коромыслах зеленый чай. Отсюда, с новых позиций, видно было, где они живут.

Интересно, который там дом Туйен? Лай запомнил ее, потому что девочка была очень похожа на его сестренку Хонг. Дома у них с Хонг была большая дружба; самая младшая в семье, она всегда чинила брату рубашки, гладила брюки и во всех семейных неурядицах держала его сторону…

Когда Лай в шестом классе бросил школу и пошел учиться на электрика, отец пришел в ярость.

— Ты бы хоть семь классов кончил! — кричал он. — Мне при старой жизни учиться не довелось, а ты должен смотреть вперед! Правительство все вам дает — только учись! Или думаешь, я тебя еще год не прокормлю?

А Лай твердил свое:

— Надоело, не хочу больше учиться…

— Дуралей, — горячился отец. — Нынче человек без науки все равно, что рыба без воды!..

Вообще на Лая свалились тогда все несчастья. Он вместе с приятелями дебоширил в классе, и учитель ударил его по лицу. Лай решил ни за что не возвращаться в школу. Но было и другое — Лай видел, как трудно старику отцу прокормить восемь ртов, как еле сводит концы с концами и надрывается в бесконечных хлопотах мать, и он решил поскорее принести в семью заработок. Отец долго не мог примириться с тем, что сын бросил ученье. Поэтому, когда старик возвращался с работы не в духе, Лай, стараясь не попадаться ему на глаза, проскальзывал на кухню или выходил погулять в переулок. Хонг увязывалась за ним следом. Она молча держалась за рукав его рубашки, точно боялась, как бы брат не ушел насовсем…

Тат и Бинь сидели рядышком и негромко разговаривали. Бинь умудрялся одновременно еще и читать толстенный, затрепанный до дыр роман. Тат только что вытащил прямо из бруствера огромный клубень батата — их пушка стояла посреди поля, засаженного бататами, — и с задумчивым видом взвешивал на руке находку:

— Из такого клубня можно сварить целый обед!

Тат огляделся, словно надеясь обнаружить в грудах свежей земли еще парочку бататов.

— Знаешь, Бинь, — сказал он, — кто мастер готовить бататы? Моя старшая сестра. Я сам их не очень любил. Меня дома все баловали, мать с сестрой отдавали мне самые вкусные кусочки, поэтому, если долго приходилось жевать бататы, я бывал недоволен. А вот сестра, за милую душу, лопала их круглый год… Дом наш стоит на самом краю деревни, прямо у железной дороги. Когда я был маленький, мать говорила: «Видишь эту насыпь? По ней ходит поезд…» Откуда мне было знать что, такое поезд? Ведь дорогу разбили еще в начале войны с французами. Да и сестра моя никогда не видела поезда. Я впервые увидал паровоз в кино. А в позапрошлом году нашу дорогу восстановили. Тут уж я разглядел паровоз и вагоны — все как есть. Он теперь ходят мимо нас до самого города…

— Неужели — усомнился Бинь, по-прежнему глядя в книгу.

— Честное слово! Хочешь верь, хочешь нет, а сестра у меня стала первой свинаркой в округе. Она главная на свиноферме, а свиньи у них — что надо. Когда я уходил в армию, сестра даже заплакала.

— Ты лучше вот что скажи — только подумай сперва. — Бинь осклабился. — У твоей сестры столько же оспинок, как у тебя?

— Иди-ка ты!… — Тат стукнул его по спине.

— Пардон, я пошутил.

— Тат, дай ему еще разок! Для науки! — обернулся к ним Лай. — У него у самого младшая сестра — писаная красавица. Бей, пока не отдаст за тебя! И пусть карточку ее покажет!

— Ну, ладно-ладно! А желающие свататься пусть прежде щедрость свою докажут!..

Лай, расхохотавшись, натянул гимнастерку и снова стал глядеть на лесопилку. По двору ее время от времени проходили рабочие — мужчины и женщины, некоторые с винтовками на ремне. Ветер доносил далекий шум машин, и Лаю казалось, будто он различает жужжание пилы.

— Боевая тревога!

Реактивные самолеты с вытянутыми фюзеляжами и короткими широкими крыльями четко выделялись на фоне облаков: Ф-8[29] — авиация военно-морских сил. Условия для боя были благоприятны. Облака шли очень высоко, поэтому противник был хорошо виден; и солнце не било в глаза.

Самолеты летели с юга на большой скорости. Они прошли над зелеными горами Чыонгшон, сохраняя строй и высоту, недоступную для зенитного огня, и потянулись вдоль гор. Можно было подумать, что они пролетят мимо, к какому-нибудь другому объекту.

Но вдруг головной самолет развернулся и выпустил клуб черного дыма как раз над зенитными позициями.

«Намечает ориентир для бомбежки!» — мгновенно понял Дык и крикнул:

— Наблюдать за вторым самолетом!

Самолеты быстро перестроились в кильватер. Следующий Ф-8, долетев до дымовой отметки, лег на крыло и стремительно понесся к земле.

Дык видел, что линия, по которой пикировал самолет, рассчитана очень точно. Но янки не ожидали встретить здесь выдвинутую на новые рубежи «шестерку». С места, где стоял Дык, самолет был похож на черное пятно, которое беззвучно и с невероятной быстротой увеличивалось в размерах.

Наконец раздался рев двигателей. Самолет с каждой секундой приближался. Соседние роты начали бить залпами. Десятки огненных разрывов преградили путь самолету, но он упрямо шел вниз… Четыре тысячи метров… три тысячи пятьсот… А он все не сбрасывает бомб. Пилот, вероятно, решил во что бы то ни стало поразить мост! Дык выбрал подходящий момент.