Франко. Краткая биография - Габриэлла Эшфорд Ходжес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя Франко провел много времени в Марокко, и Арра-рас романтично описывал, как «зов Африки эхом отдавался в его душе… коварно завлекая в свои смертельные объятия», он так никогда и не выучился говорить по-арабски и не выказывал ни малейшего интереса к обычаям местных племен. Тем не менее Франко был убежден, как он это высказал Мануэлю Аснару 31 декабря 1938 года, что «Испания является страной, которая действительно, на деле, понимает мусульман и знает, как добиться взаимопонимания с ними». Его искренняя вера в то, что «марокканцы любят нас» и «благодарны нам за наше отношение, которое они всегда чувствовали», показывает, до какой степени он находится в плену иллюзий. Марокканцы ненавидели своих испанских господ.
Африка, в которую Франко вернулся, очень сильно отличалась от той, что он покинул три года назад. В 1919 году генерал Дамасо Беренгер был назначен верховным комиссаром Марокканского протектората, власти надеялись, что он сумеет стабилизировать тамошнюю ситуацию. Однако очень быстро возникли личные и стратегические разногласия между ним и генералом Мануэлем Фернандесом Сильвестре, военным комендантом Сеуты. Оба они были фаворитами короля Альфонса XIII, но Беренгер выступал за мирное управление местными племенами, в то время как Сильвестре склонялся к демонстрации военного превосходства и активным операциям на вражеской территории. Такова была ситуация, с которой столкнулся Франко по возвращении в Африку 10 октября 1920 года.
Став командиром первого батальона легиона, молодой майор должен был создать боеспособную единицу из обычных преступников, отбросов общества, неудачников и изгоев, которых он привез с собой из Испании. Когда несчастные новобранцы Франко прибыли в Сеуту, их приветствовал возбужденный, почти на грани истерики, Мильян Аст-рай, который тут же возопил во всю мочь: «Вы вырвались из лап смерти и помните, что вы уже были мертвецами, ваша жизнь была кончена. Вы приехали сюда, чтобы начать новую жизнь, которую вы должны оплатить смертью. Вы приехали сюда, чтобы умереть! Viva la Muerte![8]» За этим не слишком оптимистичным приветствием последовало суровое напоминание: «С того момента, как вы пересекли Гибралтарский пролив, у вас больше нет ни матери, ни подружки, ни семьи. С сегодняшнего дня всех их вам заменит легион». Но вместо того чтобы запугать этих людей, мрачные слова Мильяна, похоже, вдохнули в их опустошенные души новую энергию. Ближайшей ночью в «обрученных со смертью» словно вселился дьявол: наутро нашли убитыми проститутку и гвардейца-капрала.
Среди этого быстро нарастающего, разрушительного безумия Мильян и его безжалостный заместитель установили жестокую, чтобы не сказать варварскую, дисциплину. После того, как они высвободили неконтролируемую ярость и агрессивность легионеров, требовались значительные усилия, чтобы направить их против врага, а не старших офицеров. Мильян неистово набрасывался на любого солдата, который, по его мнению, не выказйвал должного почтения. В день их прибытия он какого-то наглого мулата «оторвал от земли, швырнул в центр круга и кулаками превратил его лицо в кровавое месиво» (Пакон). В 1941 году писатель Артуро Бареа, служивший в африканском корпусе в двадцатые годы, описывал, как командиры легиона обращались со своими людьми: «Все тело Мильяна билось в истерике. Его голос срывался на вопли и завывания. Он бросал в лицо этим людям всю грязь, мерзость и непристойность их жизни, их позор и преступления, а затем в фанатической ярости пробуждал в них чувство рыцарства и благородства, призывая оставить всякую мечту, кроме как о героической смерти, которая смоет их позорное прошлое». Как весело подчеркивает Пакон, «возможно, что потеря руки, одного глаза и многочисленные увечья подорвали его чувство юмора».
И тем не менее именно хладнокровный Франко, а не горячий и вспыльчивый Мильян, настоял на введении смертной казни для поддержания дисциплины среди персонала. Однажды он без колебаний приказал расстрелять на месте легионера, который бросил в лицо офицеру тарелку с несъедобным блюдом, а затем приказал пораженным товарищам убитого солдата маршировать вслед за его телом. Когда один из офицеров, учившийся вместе с Франко в Толедо, высказал свои сомнения по поводу столь крайних мер, будущий каудильо отрезал: «Вы себе представить не можете, что это за люди. Если я не наведу порядок железной рукой, здесь воцарится полнейший хаос». Даже недоброй памяти генерал Гонсало Кейпо де Льяно, позднее прославившийся предельной жестокостью во время гражданской войны, ужасался при виде хладнокровия, с которым Франко наблюдал за физической расправой в своих мавританских частях.
Ни Мильян, ни его заместитель не пытались хоть как-то ограничить зверства легионеров против местного населения, даже когда те отрезали головы у пленных и выставляли их напоказ в качестве трофея. Хотя Франко и не выказывал открытого удовольствия при виде варварских крайностей соотечественников, он явно получал садистское удовлетворение от этого. В 1922 году Франко высокопарно описывает собственные подвиги в Африке — «Марокко: дневник батальона» показывает две крайности его души. По напыщенному, возвышенному стилю и форме эти мемуары напоминают и прозу его почтовых открыток, и фильм «Мы». Лишенный подлинных чувств, Франко перемежает сентиментальные сцены и бесстрастные описания распущенности, порочности и безнравственности своих героев, одновременно извергая пламенные диатрибы о равнодушии испанского народа к героизму и патриотизму солдат, воюющих в Африке. В том же году он опубликовал вымышленную историю о трогательной встрече бравого молодого офицера и «седовласого сол-дата-ветерана», который окажется давно пропавшим, но достойным восхищения отцом этого офицера. Стремление к отеческому признанию у Франко соседствует с леденящими душу рассказами о деяниях его людей. Он с гордостью описывает, как «однажды малыш Шарло, взломщик-грабитель, принес ему отрезанное ухо мавра». Та же странная связь между крайней жестокостью и гипертрофированной сентиментальностью была продемонстрирована в 1922 году, когда герцогиня дела Виктория, организовавшая отряд медсестер, в букете роз, присланном ей от имени легиона, обнаружила две отрезанные головы мавров.
Тот факт, что Франко, который посылал женщинам открытки с изображением невинных юных дев и кошечек, был способен на такие явно садистские проявления, выявляет глубокую расщепленность его личности. Ужасающе трудные условия в Африке отлично подходили к быстро отклоняющимся от нормы эмоциональным потребностям Франко. С одной стороны, они давали вполне приемлемый, и даже оправданный и почетный, выход его подавляемым садистским наклонностям, с другой — предоставляли героическую маску, которой можно было скрыть этот
