Мертвые воды Московского моря - Татьяна Гармаш-Роффе

Глава 11

Почти весь следующий день Алексей потратил на то, чтобы выяснить, зарегистрированы ли водоплавающие средства на имена Кеши и братцев.

Оказалось, что нет. Из чего следовало, что придется ему снова тащиться на Московское море и пытаться выяснить, не брали ль напрокат интересующие его личности моторку у какого-нибудь очередного Федича…

Фотографиями братцев он обзавелся без особого труда, сообщив им в лоб, с какой целью их просит. Блинков, с которым он говорил по телефону, ничуть не дрогнул, выразил свое понимание сыщицких задач и готовность «быстренько сорганизоваться». Он и впрямь быстренько сорганизовался и даже самолично подъехал к Алексею Кисанову на Смоленку, вручив ему два вполне приличных снимка.

Фотографию же Кеши детектив взял из квартиры Карачаева, и на следующий день он вновь катил в направлении Московского моря, проклиная это глухое дело. Под настроение была и погода: серый денек с мелким, как пыль, дождичком, предвестник скорой осени, – август уже перевалил за вторую половину. Заканчивалась пятая неделя его поисков, а истина все еще была скрыта от детектива августовским дождичком да речным туманом…

На место Кис прибыл в самом дурном расположении духа. Со знакомым Федичем подъехал на остров в надежде еще застать там троих ребят.

Застал он их чудом: они снимали лагерь и сворачивали палатки.

– Знаете новость? – спросил его Никита после вежливых приветствий. – К нам приезжала милиция.

Милиция приезжала к ним не с пустыми руками. По словам Никиты, тело Яны до сих пор не нашли, но зато нашли на дне одну кроссовку «Рибок» да застрявшую у какой-то коряги летнюю рубашку из натурального шелка карминного цвета, которую Яна накинула поверх летней маечки, уезжая с острова. Рубашка была изорвана: видимо, кому-то на винт подсела, – тем не менее друзья Яны опознали обе вещи.

Ну что ж, этого и следовало ожидать. Кис вытащил фотографии из портфеля, показал троице.

– По-моему, это двоюродный брат Яны, – указал Костя на фотографию Иннокентия.

– Он здесь бывал, на острове?

Нет, Кешу на острове не видели. Равно как и обоих братцев-компаньонов. И вообще в районе Московского моря их не видели. Ну что ж, у Алексея еще оставалось полдня, чтобы опросить владельцев лодок в этой зоне. Если управится, то хорошо, а если нет, придется ему снова к Федичу на ночлег проситься…

Поскольку у Кеши машины не имелось, то вполне логично предположить, что приезжал он (если приезжал, конечно) на электричке. У братцев же машины были, и потому Кис пустился сразу же в обход домов в районе деревни Мелково, называя марки машин и показывая фотографии компаньонов, ну и Кеши на всякий случай. Не выудив ничего интересного, он переместился в окрестности станции Завидово, где вновь пустился в расспросы.

Уже сумерки осели на пошедшую паром воду и в прохладной сырости вечера зазвенели озверевшие комары, когда вдруг Алексею несказанно повезло.

– По-моему, этот парнишка к нам приходил, – ткнула пожилая толстая женщина на фотографию Кеши. – Сейчас я вам своего позову, погодите.

Она скрылась на минуту в глубине дома, и оттуда выполз не совсем трезвый мужчина.

– Этого? Видел, как же! – обдал он детектива запахом пива, соленой рыбы и лука. – Он мне денег заплатил, чтобы я его свозил на остров один тутошний…

По словам мужика, Кеша на остров не выгружался, попросил остановиться на приличном расстоянии и минут двадцать наблюдал за ним, а потом снова уехал. Дату Кешин шофер припомнить не смог, но уверял, что это было никак не меньше месяца назад, а то и больше.

Все это порождало только новые вопросы у детектива. Он вернулся в Москву поздним вечером и рухнул, не поужинав и даже не позвонив Александре, в постель…

С утречка Алексей дал себе поблажку: позавтракал неспешно и откушал кофию в свое удовольствие. Созвонился с Александрой, насладился журчанием любимого, чуть хриплого го­лоса, после чего приступил к делам. Ему требовалось свидание с Кешей, и он его вполне виртуозно добился в тот же день.

– Да, ездил… – признал Иннокентий, отводя глаза. – Еще когда дядя жив был, в первую неделю Яниного отпуска. Хотел поговорить с ней… Но так и не решился.

Кеша выглядел плохо или, скорее, жалко. Алексей даже почувствовал себя немного виноватым: ведь это он фактически сдал Кешу…

– Когда ты взял деньги и банковские карточки дяди?

– Уже когда дядю похоронили…

– Ты не подумал, что это незаконно?

Кеша помялся.

– Я в тот момент думал о том, что Янке и так все достанется. Мне сказали, что на самом деле наследником должен быть я?

– Да.

– А мне грозит тюрьма… Да?

– Да. Если ты действительно не причастен к смерти Карачаева, то ты как минимум повел себя крайне неразумно с этими деньгами и карточками… О чем ты хотел поговорить с Яной?

– О моих отношениях с дядей…

Парень отвечал уклончиво. О чем он недоговаривал? О том ли, что собирался выторговать милость у Яны, просить не отлучать его от дяди, – и теперь стыдится в этом признаться? О том ли, что пытался осмотреться на местности, планируя второе убийство?

– Хорошо. А что ты делал в тот понедельник, когда Карачаев должен был забирать Яну с Московского моря?

– У вас календарик есть?

– Держи, – Алексей вытащил из своей записной книжки глянцевый прямоугольник с рекламой известного печатного издания, где работала Александра.

– Утром мы с Мариной и Соней гуляли по центру. Я им исторические места Москвы показывал, особняки старинные, девочки мои экскурсии любят…

– Кто это такие?

– Марина – это тети-Лялина дочка, мы дружим… А Соня – это моя девушка.

– Давай все четко: имя, фамилия, координаты. Как ты понимаешь, мне надо будет проверить твои показания.

Кеша грустно продиктовал. Убирая записную книжку, Алексей поинтересовался:

– А во второй половине дня?

– Дома был. Играл по Интернету.

– Кто-нибудь может подтвердить?

– Не знаю… Не помню… Может быть, какого-нибудь соседа встретил? Спросите у них, вдруг припомнят… – Кеша совсем сник. Сегодня даже глаза его не бегали, а как-то невразумительно-вяло плавали из стороны в сторону.

– Спрошу, а как же. И с подружками твоими встречусь. Так что, надеюсь, ты мне правду сказал.

Кеша вдруг поднял голову и посмотрел Алексею прямо в глаза.

– Я не убивал дядю… Я его любил.

Алексей встал и, легонько хлопнув Иннокентия по плечу, произнес:

– Если так – то я это докажу. Будь уверен.

Вслед ему едва слышно прошелестел выдох: «Спасибо…»

Кеша был малосимпатичен Алексею. Да и кому он мог быть симпатичен, этот закомплексованный и трусоватый юноша, с его отчаянными эскападами интеллектуального высокомерия, которые отнюдь не прибавляли ему обаяния? Интересно, как относился к племяннику Карачаев? Да вот так, наверное: несколько презрительно, хоть и уважал образованность племянника и высокий уровень его игры в шахматы… Смотрел с родственной жалостью на его мелкие черты, хилое тело, бегающие глаза и думал: «Если бы судьба подарила мне сына, он был бы не таким…»

Подобное снисходительно-презрительное отношение дяди должно было вызывать у Кеши чувство униженности, что могло бы вполне прибавиться к уже имеющемуся у него мотиву в виде наследства. Что же до Яны, то Кеша полагал ее наследницей, так что мотив остается в силе. А к нему имеется также располагающий эмоциональный фон: Яна открыто издевалась над ним и сделала все, чтобы отдалить от дяди. Их былые шахматные турниры стали крайне редкими, Кеша уже давно не вхож к Карачаеву запросто, по-домашнему, как это было во времена тети Ляли, которая к нему относилась вполне дружелюбно. Кроме того, он зачем-то ездил на острова. Разведать местность? Чтобы потом подстеречь Яну и сбросить ее в воду?

Все это говорило отнюдь не в пользу Иннокентия.

Тем не менее Алексей был склонен ему верить. Не только потому, что он показался на этот раз искренним, но за него «голосовали» сами его недостатки. Его трусость в сочетании с умом и навыками хорошего шахматиста подсказывала, что Кеша должен хорошо продумывать ходы. Там, где храбрый дурак полезет напролом, там умный и трусоватый выстроит все наперед и до конца. Но тогда бы Кеша не оставил своих отпечатков на картридже с инсулином. Не поехал бы на взятой внаем лодке к Яне на остров. Запасся бы алиби, пусть и фальшивым. Не стал бы так по-детски красть из дядиной квартиры банковские карточки. Иными словами, как человек умный и трусоватый, он бы повел себя куда осторожнее.

Кроме того, в Кеше была одна серьезная слабина как в кандидате. Он относился к тому типу людей, которые осуждают других, черпая истоки своего высокомерия в собственной интеллектуальности. Но это не люди действий – это люди слов. Умственные люди. У них все происходит в мозгу, в сладких мечтах и грезах. Это там они дают достойный отпор соперникам и лихо соблазняют девушек, добиваются успеха, признания и богатства. Они, умственные люди, страстно любят обо всем этом помечтать, особенно почему-то в туалете, в котором запираются надолго, развивая в воображении сцены своего триумфа – подробно, сладострастно, смакуя каждое придуманное слово и каждый жест.