Проклятие прогресса: благие намерения и дорога в ад - Михаил Жутиков

Начав почти невинно с небесной и земной механики и обнаруживая с первых шагов замечательную легкость обращения из инструмента познания в инструмент преобразования реальности, на деле именно аналитическая наука прямо ответственна за ввержение земного мира в экологическую катастрофу, поскольку посредством именно научного метода современная технологическая цивилизация западного (говоря условно) генезиса вошла в антагонизм с тайной жизнью природы и ныне развивается в направлении злокачественного перерождения, угрожая, таким образом, самим основам Жизни. Возрастающими темпами на основе живой природы как материала строится природа синтетическая, основанная на познанных простых (скорее простейших) научных законах; именно простотой, рациональной организацией и «торжеством» сильна, как известно, раковая клетка…

Разумеется, определенный и окончательный диагноз устанавливает вскрытие: по-видимому, оптимистам следует дождаться вскрытия трупа природы – или уж того торжественного момента, когда последний академик из последней могилы подаст присутствующим некий знак, – что да, что диагноз верен, потому что исследования подтвержда… (следует прощальный взмах и захлопывание крышки). Смеем думать, другим довольно симптомов монотонного, поступательного ухудшения. Сомнения могут относиться к стадии, но не к направлению процесса.

Логизированное естествознание результативно никак не менее, чем пушкинский Балда – он и прост, и недорого берет: вся плата три щелчка. И от первого щелчка уже подпрыгнула бедная природа, и с нею мы, «до потолка»; остались еще два за Балдою. Замыкаются технологические круги (описаны М.Я.Лемешевым): разрывается котлован Курской магнитной аномалии с целью добычи железной руды (при этом погублен гигантский пласт чернозема) – из руды выплавляется сталь – из стали изготовляется экскаватор, разрывающий Курскую аномалию! (Не только для этого, конечно, нужны экскаваторы: еще для того, чтобы поворачивать «реки вспять» и т. п.) Очередной искусственный спутник Земли «необходим», потому что «нужна связь»; широкая связь служит дальнейшему расширению технологического внедрения в природу – производству и запуску новых спутников Земли… Почти единственная достигаемая при этом цель – «занятость», создание рабочих мест (сродни тому, как если бы обеспечить «занятость» людей выкалыванием друг у друга глаз). Заинтересованных в расширении индустриального «прогресса» все больше, гонка все безумнее.

«Из огромного количества вещества, изымаемого для целей производства из природной среды, превращается в конечный продукт лишь 1,5–2 %. Основная же его масса (98 %! – Авт.) переходит в… отходы» (Лемешев М. Я. Природа и мы. М., 1989).

А между тем все мы едим не стиральные порошки, не гербициды, не гептил и даже не линолеум, а продолжаем по старинке пробавляться все тем же хлебом, что родит та же земля – что родил тот же чернозем над Курской аномалией – и хлеба (пока) хватает на производителей шагающих экскаваторов… и гептила…

Белореченский химкомбинат стоит ныне (физически) на селитре, которая понемногу сползает в Белую, а из нее в Кубань. Искусственные удобрения вредны (овощи из удобренной ими почвы лучше закапывать до еды), это сужает спрос… Невостребованные удобрения, бывает, сваливают в ближний лесок… Летних цикад не слышно уже в радиусе 30 километров. Наконец, обнаружился некий «экспорт» удобрений – ликуй, Европа! Получи своего Декарта обратно в мешках.

Но… мы, быть может, просто не отдавали себе отчета в… общем, так сказать, результате – а вот (ужо) отдадим, и… Взять и тот же коммунизм – ведь может и наука ошибаться, имеет же право? Социальный эксперимент длится долго, обнимая по времени жизнь нескольких поколений, нельзя же судить по-обывательски. Ошибка обнаружилась, это досадно, но не перечеркивает же науки? Что до удобрений и в целом, так сказать, индустрии, то ведь задача была: уцелеть в военном противостоянии либо предотвратить войну… Ну, там, уцелеть в экономическом плане… урожайность… и все такое прочее. У них ведь тоже там… проблемы. Отходы вот к нам думают везти, а мы им – и откажем? Не все так плохо! Сгущаете, это… краски.

Оптимист несокрушим.

Не какие-нибудь отвлеченности, но и две-три недели Бутырской тюрьмы не берут оптимиста.

Экземы и лишай пойдут корой по оптимисту, но шепелявя сквозь выбитые зубы: «Голубь, – слышим мы, – шизнь… – Поддерживая плохо сросшейся рукой обмоченные брюки, озабоченно привыкая к зрению одним глазом, озорно им подмигивая и силясь открыть другой: —…прекрасна!»

И вот, кажется, уже понесли оптимиста – но вдруг, севши в гробе и поднявши к небу искривленный перекрученный палец: «Прекрасна!», – и еще из засыпанной могилы будет чудиться вам шевеление земли – точно вот сейчас покажется в последний раз ноготь, указующий кверху.

Жаль, однако ж: мы не таковы. Жизнь прекрасна – и отчасти тем, что практики трех веков достаточно для отрицательного вывода об успехах и самих возможностях научного познания.

Что до обывательского суждения, то оно-то, быть может, самое верное, ибо обыватель и платит по чьим-то векселям. «Живая душа подозрительна, живая душа ретроградна» (Достоевский). Новость всякого «внедрения» касается обывателя первого, и он же остается с нею один на одни: сами-то энтузиасты-«внедрители» попрячутся.

Но главное состоит в том, что и ждать доброго было неоткуда, не содержалось изначально в той аналитике наиважнейшей правды: то, что в живом мире нет «второстепенного», фактически обесценивает научный анализ.

И тут (как мы уже отмечали) обнаруживается нечто еще более интересное. Оказывается, что в сильнейшей и неожиданной степени ничто в реальном мире прямо-таки не желает быть второстепенным и отброшенным! И вот при внедрении теоретических схем в практику все в реальности, пренебреженное и отброшенное (то есть все 100 % ее), вывертываясь из-под наших «моделей», порождает результат, не только не ожидаемый, но фактически обратный нашей цели – уже почти без ожидаемой первоначальной пользы, – уже почти сразу переходя к «отместке», к эффектам, обратным желаемому! Пренебрежение к ничтожным обернется пренебрежением к тебе.

Но и еще более того, читатель.

Стоит чем-то пренебречь, как оно, это пренебреженное, не прямо, так исподволь желает заявить о себе даже с чрезмерной, обидчивою силой, выйти даже на главное и ясно видимое место – совершенно подобно ребенку или гоголевскому Акакию Башмачкину: если унизить, обидеть его (Башмачкина) донельзя, то это ничтожное, забитое, третьестепенное существо, почти уже не человек, поднимается во весь свой уже не маленький, не человеческий уже, но исполинский рост, и, погибая, погибнув, ухватывает нас «весьма крепко за воротник» и СДЕРГИВАЕТ С НАС ШИНЕЛЬ, КОТОРУЮ МЫ ИСКРЕННЕ СЧИТАЛИ СВОЕЮ…

Живой еж не желает быть «шаром».

Можно заключить эту цепочку выводов уже совсем забавным.

Именно самое малое, соединение ничтожных сил – все бесчисленное, неразличимое, неразделимое «второстепенное», то Целое, что все перед нашими глазами, – и является главным.

Оно уже дано, исполнено в полноте, его нет надобности синтезировать, пытать моделью, преобразовывать и калечить.

Человеку дано дыхание – легкие и воздух.

Дыхание – это наслаждение.

Нужно только оставить это в покое.

Но… но как же это? Вот ведь важные люди уверяют: все дело в нашей перенаселенности. И потому главным назначением науки сделалась выработка оружия. Что бы нового ни было открыто учеными, первым делом это обратится в оружие. И потому «науки с человеческим лицом» нет и не будет.

И никогда не было, – дополним мы, – не было и до нашей перенаселенности.

А… дело не в порче нашей, нет? Не в нарастающих (последний век особенно) псевдопотребностях: «бандерлогам» скучно? Бедные, скучающие бандерлоги. Садитесь ближе. Вам будет интересно.

Вам расскажут о безотходных технологиях;

– о высокой надежности атомных электростанций Франции;

– о неизбежности наращивания энергетики;

– о невозможности остановить добычу нефти;

– о безопасности бурения Каспия;

– о пользе космических запусков;

– о прелести мировой паутины.

Садитесь ближе, бандерлоги…

Еще ближе…

Еще…

– А мы уйдем-ка отсюда, Маугли: негоже нам видеть, что здесь будет.

Итак, утверждение об отсутствии в природе или самой истине «второстепенного», по нашему мнению, можно усилить.

Как раз главным содержательным признаком истины должно полагать ее бесконечность, но именно ею мы вынуждены пренебрегать – ибо только ценой ее усечения возможно строить познаваемые (заведомо конечные) логизированные модели – проекции, версии истины.