Егерь - Владимир Поселягин

Подняв всё в квартиру, я проверил как дети и, устроившись на кухне, стал готовить ужин. Не всего хватало, что‑то забыл купить, ладно хоть посуда вся имелась, поэтому мне пришлось пару раз спускаться в магазин. То соль купить, то масло. А так ничего, ужин был неплох и мы покушали в узком семейном кругу. Нужно завести будет это как традицию. После ужина мы пошли гулять по улицам. Причём прогулялись до больницы. Раз всё равно гуляем, почему бы не провести разведку? Сказано сделано. О, послезавтра нужно забрать загранпаспорт, как раз на работу устраиваться буду, вот и съезжу. Осталось только решить, что буду делать с дочками. Подобия садиков тут были, рядом было муниципальное детское учреждение, поэтому я решил устроить их туда. Тоже пусть привыкают. Утром перед началом рабочего дня буду их оставлять, а вечером забирать. Тут нужно подумать насчёт дежурств, а они будут, кто‑то же должен их забирать, поэтому я решил нанять им няню, причём ту, что знает английский и сможет помочь детям в освоении французского. Да, так и поступим. Да и домработницу можно нанять, пусть пару раз в неделю уборкой занимается.

Да уж, с набором опыта я не ошибся. У меня теперь за эти девять месяцев его хоть попой ешь. Больница‑то была муниципальная, большая часть жителей района шло к нам, на частных врачей и клиники денег не было, поэтому работали очень плотно. Тем более больница в соседнем районе закрылась на ремонт и некоторую часть населения района передали нам. Причём большую, а персонала при распределении по районам, нам достался меньше всех, вот и работали всё это время почти без отдыха с редкими выходными. Ладно хоть я всегда находил время для дочек, проводя с ним всё свободное время.

У меня помимо того что я каждый день с утра до вечера проводил на работе, так ещё раз в два дня были дежурства. Первые два месяца я был под плотной опекой заведующего хирургического отделения, тут это по — другому называется, я просто перевожу на более понятный язык, а потом, когда он убедился что всё же какая — никакая квалификация у меня есть, отпустил в свободное плаванье. Поперва я работал над лёгкими случаями, ассистируя тяжелые операции, а потом уже был допущен и до тяжёлых случаев. Пока везло, никто не умер у меня на столе, ошибок тоже не было, работал не быстро из‑за малого опыта, но уверенно и хорошо. А опыт дело наживное. Главное хирурги тут были отличные и опытные, делясь им со мной, ну а я и впитывал их опыт как губка. С каждым днём я видел, что мои возможности росли, и я спокойно оперирую пациентов даже в тяжёлых случаях. В день бывало до двух плановых операций, но обычно было больше. Если тяжёлая, то одна, остальных пациентов перекидывали другим врачам. Месяц назад автобус неподалёку от больницы столкнулся с грузовиком, так мы два дня не покидали операционные, на ногах едва сдержались, но ни один из доставленных нам раненых за кромку не ушёл. Тут была и моя заслуга. Однако, не смотря на это, меня всё равно держали за пока ещё зелёного специалиста. В чём‑то хирурги были правы.

Поработать в больнице я планировал до начала мая, а поработал до средины июня, работы реально было много, но сегодня я пришёл к заведующему с заявлением об увольнении по собственному желанию, указав причину как семейные обстоятельства. Я знал о недостатке хирургов в больнице, но поделать ничего не мог, у меня были дела, которые я просто не мог оставить на других.

— Увольняешься? — хмуро спросил заведующий, чем‑то внешне похожий на Депардье. — А как же больные что ты ведёшь? Две операции, что на тебя уже записали?

— Я через два дня ухожу, там написано, так что успею и операции провести и передать своих больных другим врачам, — пояснил я, делая вид что печален.

Хотя почему делая, мне действительно не особо хотелось уходить, привык я уже работать как при постоянном аврале, да и нравилось мне тут. Где ещё я получу столько разнообразного опыта? Однако дела не ждали, Франциск уже был в курсе и подготовил для меня каюту на сухогрузе, а тот отходил через три дня. Успеваю. Дочки тоже пристроены, няня за ними присмотрит, так что работать можно будет со спокойной душой. — Ладно, раз у тебя действительно безвыходное положение как ты говоришь, то подпишу, — кивнул крупной лобастой головой заведующий, однако всё же использовал ещё одну попытку. — А может всё же отпуск, или за свой счёт возьмёшь? — Нет, меня не один месяц не будет, — отрицательно покачал я головой. Тот вздохнул и поставил росчерк подписи, после чего протянул заявление мне. Я ещё успел сбегать и отдать заявление в отдел кадров больницы, после чего направился работать. Сегодня дежурства не было и купленные мной билеты на вечерний сеанс в цирк лежали у меня в кармане, так что, спокойно занимаясь сдачей дел, передавая больных другим врачам, я покинул стены больницы. Завтра последний день отработаю, как раз суточное дежурство будет, ну и всё, можно отправляться. Причём уеду я сразу из стен больницы, ещё сегодня попрощавшись с детьми. Пройдя к парковке, я сел в свою машину, «Ситроен» легко схватился и заурчал на малых оборотах, после чего выехал с парковки и поехал домой. Тут пятнадцать минут пешком, но даже это время я не тратил, а пользовался машиной. Теперь я везде экономил время, чтобы у меня его было больше, и всё свободное время тратил на детей. Кстати, с Франциском я за это время не общался, но смог узнать о нём многое. Я был уверен, что он работает на французскую или какую другую разведку, но оказалось, нет, он просто был обалдуем, прожжённым авантюристом и контрабандистом. В общем, наведя о нём справки, я удивился и стал копать глубже, наконец, разобравшись в нём. Всё оказалось и просто и сложно одновременно. Франциск был инженером — корабелом на верфи своего отца, и скажем так при постройке судов за определённую плату от владельцев строящихся судов, выполнял не совсем законные дела. Его поймали на том, что при постройке очередного судна в нём обнаружили ниши, которые ни по каким документам и схемам не проходили. Отец у него оказался ещё тем прожжённым циником. Он решил наказать сына, и два года назад, когда сухогруз был спущен на воду, договорился с владельцем компании которой принадлежало это судно, взять того на борт старпомом, вечным старпомом. Если команды, отработав свой срок, сходили на берег, то у Франциска такой возможности не было, лишь короткие отдыхи между рейсами. Думаете, он сдался? Как бы не так. Об этих нишах, которые он позже сам переоборудовал в схроны и каюту, никто не знал кроме его отца, и одного из директоров компании, оплавивший создание этих схронов, но они молчали, отец Франциска надавил. Так что парень, который всего четыре года как вылупился из стен морского инженерного университета, уже два года ходил по одному и тому ж рейсу, однако он не унывал и довольно активно работал. Я смог узнать чего он добивался. Он такими контрабандами и тайными перевозками копил деньги на собственное судно. То есть он был таким же принципиальным, как и его отец. Хотел показать, что и он что‑то мог добиться сам, без отца. Между прочим, почти доказал, судно за которое он сделал два взноса, уже строилось на стапелях и через три месяца должно сойти с него. Так что Франциск в скором времени станет судовладельцем и может с гордо поднятой головой покинуть борт сухогруза. Вот примерно так и происходят дела, поэтому пока была возможность, и Франциск работал на этой линии, надо ею пользоваться. Работал тот очень осторожно, я бы даже сказал ну очень осторожно, быть прихваченным за руку он не хотел, репутацию берёг, так что воспользуемся его услугами. Ещё я выяснил, что всё же команда была с ним заодно. Не вместе они работали, а просто закрывали глаза на контрабанду друг друга. Правда команда возила всякую мелочевку, не подозревая, какие схемы и объёмы прокручивал их старпом, у него всё отработано было, однако то, что он всё же замазан, они знали. Он закрывал глаза на их делишки, не сдавая капитану, они его. Круговая порука. Вот так вот. Дома меня ждали дочки и их няня, вернее одна из нянь. На три этажа выше жила семья промышленников, у них было две дочки — близняшки. Обе студентки престижного университета. В общем, за какой‑то косяк во время отдыха в Англии, их лиши карманных денег и те стали искать подработку. Случайно узнав, что я ищу няню, они пообщались со мной и дали согласие. Обе учились, так что кто был свободен та и занимался дочками. Пока накладок не было. Я увозил по утрам дочек в садик, кто‑то из близнецов — студенток вечером их забирал. На английском они говорили свободно и активно помогали моим дочуркам осваивать французский. Те у меня умненькие, за эти месяцы освоили его так, что уже свободно говорили на нём, тем более с такой обширной практикой. Оставив машину внизу я легко взбежал по лестнице. Проигнорировав лифт, всё же второй этаж, не пятый как у нянь и у их родителей, и открыв дверь, она не была заперта, прошёл в прихожую. Из кухни выглянула наша домработница и с улыбкой поздоровалась. Я скакал на одной ноге, удерживая равновесие, со стороны, наверное, действительно смотрелось весело. Ботинки итальянские, узкие, трудно снимать с ноги, только разнашивать начал. — Где осьминожки? — спросил я у неё — Убежали с няней и девочкой из шестой квартиры. Ещё час назад. Обещали к ужину быть, — ответила та. Мадам Бенуа давно была на пенсии и жила через три дома от нас. Увидев объявление, она позвонила, узнала, что я фактически их сосед, мы поговорили, ну и я взял её домработницей. За эти восемь месяцев нареканий к её работе у меня не было. Да и работа её заключалась только в готовке по вечерам, утром я и сам бутерброды в состоянии сделать, и уборке квартиры дважды в неделю. Она вполне справлялась, даже успевала убираться в квартире этажом выше. Насколько я знал, она отправляла деньги внучке, что училась в Англии. Это была её единственная родственница, и она заботилась о ней как могла. — Ясно. Сняв, наконец, обувь, я надел тапочки, и направился наверх на пятый этаж. Так и оказалась, дочки были у няни. Кстати, те кроме моих дочурок взяли себе ещё одну девочку. Тоже из нашего дома и того же возраста что и мои дети. Даже в садик они ходили один. Когда я позвонил в дверь, мне открыл глава семейства, отчего я сразу же по крикам из глубины квартиры понял что мои точно тут. Только они на пустом месте могут издавать столько шума, а если у них ещё и подружка объявиться, так это вообще как детский сад на выгоне. Месье Бернау мне обрадовался. Очень сильно обрадовался. Они с женой уже давно пожалели, что лишили дочек денег, хотя до сих пор не собираются их им давать, на принцип пошли, вот их дочурки и мстили, таким образом, брали работу на дом. — Забирать? — с надеждой спросил он меня, отвечая на рукопожатие, когда я прошёл в прихожую. — Да, — улыбнулся я. — В цирк едем, так что сегодня можете отдыхать. — Тишина, — с ностальгией улыбнулся тот глядя куда‑то в стену. — Мы уже и забыли что это такое. Я лишь молча улыбнулся, не смотря на брюзжание, хозяин квартиры и сам не без удовольствия возился с соседскими детьми, которые его дочери приводили домой. Даже возил их вечерами в парки или к прудам. Свои‑то выросли, а тут малые. Он уже не раз намекал своим дочкам, что не прочь обзавестись внуками. Те на него только шипели как кошки. У обоих были парни, но так далеко заходить в ближайшее время они не планировали. Пройдя в общий зал, квартира семейства Бернау была больше моей и занимала половину этажа, а не треть как у меня, я постучался в дверь спальни близнецов и, услышав разрешение войти, прошёл в большую комнату. Тут кроме детей были обе студентки и один из их парней. Судя по их потрёпанному виду и летающим перьям, сейчас шла битва подушками. — Наигрались? — с улыбкой посмотрел я на них, после чего достал из кармана рубашки билета и показ их детям, как маленьким, так и великовозрастным. — В цирк едем, так что все собираемся, через час начало. Меня тут же оглушил радостный визг. Мои всегда так проявляли чувства радости, ну и других научили, поэтому те их и поддержали. Мы быстро собрались, погрузились в мою машину, набившись в неё как бычки в томате, и поехали в цирк. Мы там уже раза три бывали, но особо из‑за недостатка времени я не баловал детей такими поездками, а сегодня решил. День прошёл просто замечательно, я хорошо провёл время с детьми, мы много общались и даже я сам их уложил спать. Завтра утром отвезу в садик и на этом всё, некоторые время мы не увидимся, я не знаю месяц, может два, но достаточно долгое время. Адвокат мой знал о моём отъезде и должен был проследить за нянями и домработницей. Ему же я и выделил средства на оплату их работы. В общем, подстраховался со всех сторон. *** Заметив как красно — белая «Волга» остановилась у магазина, брат традиционно заехал в магазин за детской смесью, я оторвался от стены здания, зыркнул по сторонам из‑под надвинутой кепки и, развернувшись, пошёл прочь. Уже неделю после прибытия в Союз я со стороны наблюдал за братом, за ним самим и его женой, которая водилась с их сыном. Оба были под колпаком, слежка велась профессиональная, контора работа, сто процентов. Это было несколько странно, в сферу их интересов я не входил, разве что получили приказ убрать много знающего человека, который работал в их системе, то есть меня. Но то, что это не менты, это точно. Подойдя к машине, я её угнал пять дней назад, но поисков не боялся, об этом мало кто знал, хозяин жил один и сейчас лежал в больнице с переломами ног. Может и не узнает об этом, верну машину обратно в гараж. Так вот, устроившись на водительском сиденье «москвича», я откинулся на спинку и, барабаня пальцами по рулю наблюдал за наблюдателями, а те за братом. Ситуация конечно странная, а для человека работающего в системе тем более это бросалась в глаза, однако пока я не получил точную информацию и всё было на грани предположений. В дежурства в больнице, когда выдавалось свободное время, и я не писал сюжеты для фильмов, по одному уже снимали с Депардье и Ришаром. Так же и тексты песен я писал в дежурства. Расходилось хорошо и мои счета в банках активно пополнялись не только по лицензионным отчислениям по техническим патентам. Так вот, всё же когда выдавалось свободное время, я анализировал то, что со мной случилось. Не правильность ситуации я отметил ещё во время задержания. В камере было время подумать, но к правильным выводам я прийти не мог, слишком мало информации, однако всё же одна мысль не давала мне покоя, а уже во Франции я пришёл к однозначному выводу. Меня не слили или сдали, меня вели к этому и что печально, похоже, занималась этим сама родная контора. Хорошо я это понял незадолго до побега и сразу ушёл в рывок заграницу, не обращаясь к своим ученикам или приятелям, которые действительно смогли бы помочь, хотя бы спрятать или укрыть. Я так мог подставить их, а мне этого было не нужно, да и одиночка я по жизни, всегда полагаюсь только на себя. А то, что тут может быть замешана контора, это точно. Скорее всего, не вся, отдельные люди, но всё же. Что‑то эта история дурно пахнет, и для этого у меня было достаточно причин так думать. Во — первых — моё дело не дошло бы до суда, как‑никак я всё же был знаком с Брежневым, а тот своих и по крупным делам не сдавал, тем более в данное время Брежнев на троне сидел прочно. Во — вторых — у меня имелись связи в силовых структурах, которым я готовил кадры. Ни ГРУ, ни КГБ своих не сдавали. Без шуток, это был вопрос выживания. Оказать услугу, а потом потребовать ответки на своих условиях — запросто, а сдать — нет. Бывших в таких структурах не бывает. В — третьих — использовать такую ситуацию в качестве прикрытия для заброски за бугор — да, но тогда никто не даст вывезти детей, как это не звучит, но они гарантия лояльности. Да и не было такого мне предложения, в тёмную играли. В четвёртых — не дурак же папаша погибшего. Под него очень быстро копать начнут, а скрыть процесс не удастся. Ладно несчастный случай в камере — это пожалуйста, да и то если необходимые связи есть. Однако вряд ли бы это помогло, всё же меня держали в Матросской тишине в особом блоке — хрен подберешься. К тому же, судя по реалиям, не велика шишка этот папаша. А это значит, что он тоже был куклой. Получается один их его помощником как раз и был кукловодом. Как один из вариантов требующих проверки. В пятых — контора конечно якобы попыталась вмешаться, однако не особо убедительно. Например, могли сделать то, что легко им по силам, договорится, чтобы судили не в Москве. Да и то вряд ли, не должны были сдать, максимум, что грозило в реале, это волчий билет и закрытие всех выступлений и изданий. Максимум. Так что не укладывалось всё, что происходило со мной в логическую линейку, а это значит, что мною играли. А с учётом того как я был допущен к телу Брежнева после побега, навевает на очень неприятные мысли. Кто‑то составил мой психопрофиль и рассчитал что, взбесившись от отказа, я могу завалить Генсека. Шанс у меня был? Ещё какой, пятьдесят на пятьдесят, что с учётом таких игр высокий результативный план. А нет, так марионетку можно и убрать, что и собирался сделать неизвестный пока Игрок затеявший эту партию. Причём этот кто‑то очень высоко сидит. Как он мог просчитать отказ Брежнева? Даже я был уверен, что он даст согласие разобраться в моём липовом деле шитому белыми нитками. Нашептали на ухо? Вероятно, я бы даже сказал сто процентная вероятность. Но кто, Щёлоков? Так он сидит в своем министерском кресле только за счёт Брежнева, но его могли разыграть в темную, как и меня. Тут, похоже, замешаны очень высокопоставленные чиновники в силовых структурах и я лишь песчинка в их играх, которая правда сумела свалить в сторону, оборвав все нити. Всё это конечно лишь возможные наброски чужого плата, я лишь прикидываю, однако ситуация не очень хорошая вырисовывается. Тихо сидеть я не могу, семью выручать нужно, видно, что за счёт них хотят выйти на меня, а как только меня найдут — постараются убрать. Всё же я уже отработанный инструмент, не оправдавший надежд. И вот тут мои бывшие коллеги в лепешку разобьются, а сделают — так‑как это вызов им и государству. Так что жить такому яркому беглецу как я пару лет после первой засветки. Поэтому я и не должен засветиться, более того, я должен погибнуть и черновой план как это произойдёт, у меня уже был. В это время брат вышел из магазина с авоськой, вырвав меня из мрачных размышлений. Всё же вернувшись в Союз и проведя некоторое расследование, я понял, что многие мои выводы были близки к истине. Я был разменной монетой. Вряд ли ту драку спровоцировали специально, просто, скорее всего, воспользовались удобным моментом. Иначе, почему я почти неделю ходил и работал как обычно, а тут раз, заведено дело и меня берут под белы рученьки. Всё правильно, играют мной. Сейчас у меня стоит три важные задачи. Первая — вывести брата с семьёй из‑под удара. Родители с сёстрами тоже были под колпаком, но не так как брат, видимо контора получила сведенья, что я собираюсь эвакуировать за границу именно его, вот и контролировали всё и вся. Второе — после того как брат с семьёй окажутся в безопасности, нужно инсценировать свою гибель. Лучше всего со стрельбой, взрывами и «моим» трупом. Третье — найти Игрока. Что я с ним сделаю, думаю не нужно озвучивать. Причём требуется найти не только его, но и всех осведомлённых подручных. Если уж проводить зачистку чтобы обезопасить себя и близких, то полную. Вот только после того я могу спокойно покинуть Союз чтобы вернуться в него ну скажем после Перестройки. То есть, сделал дело — спи смело. Можно жить и устраиваться за границей не оставляя долгов за спиной. В это время брат отъехал от магазина, за ним пристроилось три машины наружки, а я, проводив их взглядом, отъехал и покатил на окраину Москвы. Так палиться, чтобы подставляться под наружку не хотелось, однако изредка я поглядывал на брата, пытаясь определить какие чувства в нём бурлят. Его всё же погнали со службы, так что вот уже как шесть месяцев брат работает грузчиком на мукомольном комбинате. Другой работы он найти не смог, просто не брали. Средства у них были для жизни, но брат просто не хотел сидеть дома. Сильного такого давления на них не было, но вот ограничения во многом имелись. Например, их не выселяли из моей квартиры, ну это понятно почему, но запретили выезжать в сторону курортов, он даже бабушку не мог навестить. Причина та же, трудно отследить, если произойдёт наша встреча. Так что брат был под плотным колпаком, даже большим чем его жена с сыном. Однако чтобы браться за другие задачи, у меня стоит первая и главная, вывести брата из‑под удара. Причём требуется это проводить осторожно. Брат, конечно, имеет своё разум, но и его можно накачать так, что он будет играть против меня. Так что если его завербовали, а это вполне возможно, даже вероятно, всё же офицер — пограничник, нужно быть крайне осторожным. Оставив машину у палисадника, я с подозрением осмотрел пустую улицу района с частными домами и, открыв скрипнувшую калитку, прошёл на участок, направляясь к дому. Потрепав по голове кабысдоха сидевшего на цепи, прошёл в дом и, посмотрев на шестерых урок, что сидели там, цыкнул золотым зубом и сказал: — Маруха с цацками вернулась с курорта. Муженька её не будет. Можно брать хату.