Почему Маркс был прав - Терри Иглтон

И в заключение следует отметить еще один момент. Мы видели, что сам Маркс полагал, что капитализм является необходимым для социализма. Но так ли это? Что, если кто-то попытается развивать производительные силы с очень низкого уровня, но методами, как можно более соответствующими демократическим социалистическим ценностям? Это будет невероятно трудная задача. Но по сути довольно близкими к этому были взгляды некоторых членов левой оппозиции в большевистской России; и хотя этот проект провалился, он остается веским доводом в пользу того, что это была правильная стратегия, достойная того, чтобы быть использованной в соответствующих обстоятельствах.

А как, кстати сказать, следовало бы действовать, если бы капитализм вообще никогда не появился? Неужели человечество

не смогло бы найти какого-то менее жестокого способа сформировать то, что Маркс рассматривал как наиболее ценные плоды капиталистического развития - материальное благосостояние, разнообразные творческие способности человека, самоопределение, глобальные коммуникации, личная свобода, прекрасная культура и т. д. Возможна ли альтернативная история, в которой не появляются гении, подобные Рафаэлю и Шекспиру? Не будем забывать и о расцвете науки и искусств в античной Греции, Персии, Египте, Китае, Индии, Месопотамии и других местах. Была ли капиталистическая модернизация действительно необходимой? Как сравнивать ценность современной науки и человеческой свободы с духовным достоянием родоплеменных сообществ? Что будет, если мы поместим на разные чаши весов демократию и холокост?

Вопрос этот может оказаться не чисто академическим. Предположим, что после глобального ядерного или техногенного катаклизма горстке из нас довелось уцелеть, и теперь перед нами стоит титаническая задача повторного воссоздания цивилизации из руин. Если принять, что мы точно знаем причины катастрофы, то будем ли мы достаточно благоразумны для того, чтобы в таких условиях попробовать социалистический путь?

Глава 4

Марксизм - это мечта об утопии. Он верит в возможность идеального общества без нужды, страданий, насилия или конфликтов. При коммунизме не будет эгоизма, собственничества, конкуренции или неравенства. Никто не будет высшим или низшим по сравнению с кем бы то ни было. Никто не будет принуждать работать, люди будут жить в полной гармонии друг с другом, а поток материальных изделий будет неиссякаем. Этот изумительно наивный взгляд коренится в простодушной вере в человечность природы человека, а людская порочность просто выносится за скобки. Тот факт, что мы по природе своей эгоистичные, алчные, агрессивные и беспринципные создания и что никакая социальная организация не способна это изменить, просто игнорируется. Романтический взгляд Маркса на будущее отражает абсурдность всей его политической концепции.

«А в этой вашей марксистской утопии дорожные аварии еще будут случаться?» - вот типичный пример тех язвительных вопросов, через которые марксистам приходится пройти в качестве пролога к содержательному обсуждению. По сути, такие замечания гораздо больше говорят о невежестве спрашивающих, нежели об иллюзиях марксистов. Ведь если принять, что утопия означает «идеальное общество», то тогда «марксистский идеал» есть просто противоречие в определении.

К слову, в марксистской традиции имеются гораздо более интересные опыты использования понятия «утопия» [1]. Один из крупнейших английских революционных марксистов Уильям Моррис написал на тему утопий незабываемую книгу «Новости из ниоткуда», которая в отличие практически от всех других утопических работ в деталях показывает, как должен происходить процесс политических преобразований. Если же обратиться к повседневному использованию данного понятия, то следует признать, что Маркс не проявлял особого интереса к будущему, свободному от страданий, убийств, нужды, конфликтов, разрухи, трагедий и даже принудительного труда. Более того, он демонстрирует очень мало интереса к будущему вообще. Все, читавшие Маркса, знают, что в своих работах он говорит очень мало о том, как конкретно будет выглядеть социалистическое или коммунистическое общество. В связи с чем его критики получают возможность обвинять его в непростительной туманности воззрений, вот только для поступающих таким образом становится затруднительным обвинять его еще и в составлении утопических прожектов. Уж если кто-то и ведет торговлю будущим, то не марксизм, а капитализм. В «Немецкой идеологии» он отвергает коммунизм как «идеал, с которым должна сообразовываться действительность», взамен предлагая считать таковым «действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние» [2].

Подобно тому как иудеи-традиционалисты запрещают предсказывать будущее, Маркс, как светский иудей, в основном отмалчивался относительно того, что может ждать нас впереди. Мы видели, что он, судя по всему, считал социализм неизбежным, но поразительно мало высказывался о том, на что он будет похож. Для такой сдержанности есть несколько причин. Во-первых, поскольку будущее не существует, то фабриковать его портреты есть разновидность лжи. К тому же у менее подготовленных читателей это может создать впечатление, что будущее предопределено, хотя данный вопрос весьма далек от очевидности и подлежит дальнейшему изучению. Мы видели, что в определенном смысле Маркс признавал будущее неизбежным. Но неизбежность не всегда означает привлекательность. Смерть тоже неизбежна, но на взгляд большинства людей отнюдь не является желательной. Будущее, может быть, и предопределено, однако нет никаких причин для уверенности в том, что то, что произойдет, непременно будет улучшением того, что мы имеем сейчас. Неизбежность, как мы видели, зачастую достаточно неприятна. И сам Маркс явно знал об этом гораздо больше, чем говорил.

Помимо своей бессмысленности, предсказания будущего на деле могут быть прямо вредными. Поверить в свою власть даже над будущим - это прямой путь к убаюкиванию себя ложным чувством обеспеченности. По сути, это попытка спрятаться от той многоликости и неопределенности, что заложены в самой природе будущего. Есть в этом что-то и от стремления использовать будущее как род фетиша, этакого утешающего божка, за которого можно подержаться, как испугавшийся ребенок хватается за свое одеяло. Будущее есть абсолютная цен-

ность, которая не позволяет нам окончательно пасть, ибо (до той поры, пока оно не наступило и пребывает в качестве манящего миража) оно неуязвимо для ветров истории. Вы можете также попытаться монополизировать будущее как средство подчинить себе настоящее. Подлинные прорицатели нашего времени - это не заросшие мрачные изгнанники, в сырых подземельях предрекающие смерть капитализма, а эксперты, нанятые транснациональными корпорациями, чтобы всматриваться во внутренности системы и уверять ее правителей, что на ближайшее десятилетие их прибылям ничего не угрожает. Пророк же, напротив, вообще не имеет отношения к ясновидению. Ошибочно думать, будто библейские пророки пытались предсказывать будущее. Роль пророка, скорее, в том, чтобы обличать алчность, разложение и продажность власти в настоящем и предупреждать нас, что если мы не изменим путь, по которому следуем, то можем оказаться вообще без будущего. Маркс был пророком, а не гадалкой.

Есть еще одна причина, по которой Маркс проявлял осторожность в отношении картин будущего. Дело в том, что в его время появлялось очень много подобных зарисовок, и почти все они создавались безнадежно идеалистичными радикалами. Идея, что история движется вперед и вверх, чтобы утвердить совершенный идеал, не принадлежит политическим левым. Для просветителей XVIII века она была самоочевидной банальностью, но осталась едва известной, будучи заслонена их революционным социализмом. На раннем и наиболее ярком этапе становления европейского среднего класса эта идея отражала его энергию и уверенность в своих силах, основывавшуюся

на том, что набирал силу процесс ограничения деспотизма, наука подрывала позиции суеверия, а мир обращал в бегство войну. И в результате вся человеческая история (под которой большинство этих мыслителей фактически подразумевали Европу) должна была обрести свое высшее воплощение в государстве свободы, гармонии и коммерческого процветания. Маловероятно, что самый известный в истории бичеватель средних классов подписался бы под этой самодовольной иллюзией. Маркс, как мы видели, действительно верил в прогресс и цивилизацию, но при этом он понимал, что они как минимум проявляются неотделимо от дикости и невежества.

Это не означает, что Маркс ничего не усвоил из наследия таких утопических мыслителей, как Фурье, Сен-Симон и Роберт Оуэн. Наряду с достаточно резкими отзывами о них он мог одобрительно высказываться об их идеях, которые подчас оказывались удивительно передовыми для своего времени. (Правда, не все из них. Например, Фурье, первым применивший термин «феминизм» и считавший, что низовая ячейка идеального общества должна состоять ровно из 1620 человек, полагал, что в грядущем обществе морскую воду следовало бы превратить в лимонад. Тогда как сам Маркс, насколько можно судить, предпочел бы чистый рислинг.) Так, в частности, Маркс критиковал веру утопистов, будто они могут одержать победу над своими противниками исключительно силой аргументов. Общество для них было полем битвы идей, а не столкновения материальных интересов. Маркс же, напротив, весьма скептически высказывался по поводу их веры в интеллектуальные диалоги. Он считал, что по-настоящему увлечь людей могут только