Музпросвет - Андрей Горохов

Бо Андерс поступил в консерваторию, собираясь стать композитором. Огромное впечатление на него произвела минималистическая транс-музыка американского композитора Терри Райли: склеивание магнитофонной пленки в кольцо казалось возможностью обойтись без ненавистных нот.

Идея композиции «Белковый империализм» Перссона была хорошо известна в авангардистских кругах: американец Стив Райх впервые применил два магнитофона, которые крутили две практически идентичные закольцованные пленки. Их суммарный звук медленно меняется и плывет.

В комментариях к своей музыке композитор поясняет, что белковый империализм — это политика, которая заставляет голодных жителей третьего мира производить дешевую еду для свиней так называемого цивилизованного мира. Пьеса написана в 1967-м году для антиимпериалистической выставки.

В Стокгольмской консерватории Бо Андерс работал вместе с композитором Фольке Рабе (Folke Rabe), тот серьезно занимался электронным гулом, но и композитор-авангардист из Бо Андерса тоже не получился. Он решил идти путем импровизационной минималистической музыки, то есть спонтанно строить музыку из зацикленных мелодических ячеек. Его группа называлась Parson Sound, источником вдохновения были Терри Райли, длинные монотонные фильмы Энди Уорхола, музыка The Velvet Underground и The Fugs. Ну и, конечно, всевозможная восточная музыка. Parson Sound не выпустили ни одного звуконосителя. Наконец в группе появился настоящий рок-барабанщик; он пришел по собственной инициативе, и благодаря ему минималистический фри-джаз превратился в минималистический фолк-рок. Возникшая таким образом группа и была названа Träd, Gräs och Stenar. Бо Андерсу было уже за тридцать, его коллеги были значительно моложе.

Теперь ясно, почему Träd, Gräs och Stenar звучали так монотонно — вовсе не потому, что у ребят не было креативных идей. Они быстро стали героями стокгольмского андеграунда.

Если говорить о том, чем были заполнены головы Träd, Gräs och Stenar, то самое удивительное здесь — то внимание, которое музыканты уделяли проблемам питания. Если у них и был какой-то свой идеологический мессидж, то он касался именно здоровой, честной и антиимпериалистической пищи. Собственно, проблема не сводилась к вопросу, что можно и что нельзя есть, но подразумевала философию Китая и Японии и их древний и правильный способ жизни. Лозунг момента выглядел так: «Ешь неочищенный рис и вари революцию!». Но перевозка пищи на большие расстояния, предполагающая расход невозобновляемых источников энергии, — это большое зло. Поэтому восточная кухня быстро превратилась в кухню скандинавскую, есть разрешалось только то, что растет в непосредственной досягаемости: фрукты, овощи, корнеплоды, немного рыбы и мяса. И все это сопровождалось разговорами об ответственности, об инь и ян, о единстве мужского и женского начала, природы и человека.

Когда в левых кругах Швеции стало нормой есть коричневый рис, Träd, Gräs och Stenar стали восприниматься как его пропагандисты, а сами музыканты к тому времени уже бросили есть японский рис и перешли на скандинавскую пшеницу. Их очень интересовала и макробиотика — мистическое учение о том, как правильная пища способствует продлению жизни и духовному росту. Слушатели группы ужасно возмущались, когда подлавливали музыкантов во время турне на посещении фаст-фуд-забегаловок, потреблении кофе и жевании шоколадок. По поводу такого несознательного поведения велись большие дебаты. Träd, Gräs och Stenar были разоблачены как люди, которые говорят правильные вещи, но поступать в соответствии со своими убеждениями не способны.

60-е и начало 70-х были эпохой холодной войны, эпохой крайне резких противостояний и размежеваний. В конце 60-х имел место непродолжительный момент единства, когда казалось, что все левые и длинноволосые действуют заодно и хотят одного и того же, поэтому нужно не идеологическую войну вести, а уже жить так, как если бы победа была одержана, как если бы наступила новая эпоха. Примерно такое мировосприятие было характерно для участников Träd, Gräs och Stenar, танцы были для них куда более важным делом, чем политические дискуссии. Сделать что-то своими руками — как правило, создать группу и устроить концерт — было куда важнее, чем говорить о том, как оно будет, когда общество изменится.

Но момент слияния душ и единства мнений быстро закончился, левая сцена разбилась на множество враждующих группировок, и вопрос «С кем ты? За кого ты?» стал самым главным. Все заметные фигуры андеграунда ассоциировались с той или иной политической группой. Träd, Gräs och Stenar связывали себя с анархизмом и свободным социализмом, впрочем, они были за любые меры, ведущие к установлению мира, свободы и справедливости. Но воспринимали их как представителей движения за легализацию марихуаны, как голос тех, кто уже укурен, но хочет укуриться еще больше. Группу яростно критиковали за то, что она поет о ночной луне, вместо того чтобы использовать свою известность, свое имя, свои усилители и колонки для агитации и пропаганды.

Участники Träd, Gräs och Stenar находились в андеграунде, они ходили на демонстрации и митинги, принимали участие в дискуссиях, давали интервью, но им было крайне неуютно оттого, что от них, как и от всех прочих, ждали конкретных политических лозунгов текущего момента. Тусовка верила в магию правильной формулировки. Отказываться от высказывания, молчать или говорить что-то аморфное и неактуальное означало предательство.

Собственно потому группа и распалась: андеграунд стал музыкантам чужим, они больше в него не вписывались.

70-е

[05] Ямайка

Истоки диджейского отношения к музыке принято искать на Ямайке. Гам уже в середине 50-х действовало более 250 саунд-систем (sound-systems). Они состояли из колонок, усилителя, проигрывателя грампластинок и грузовика, на котором все это добро разъезжало по дорогам. Но саунд-система — это не столько гора аппаратуры, сколько кус-гарное предприятие по организации дискотек на свежем воздухе. Саунд-системы заводили ритм-н-блюз, произведенный в южных штатах США. Почему именно его? А потому, что причина возникновения и распространения саунд-систем состояла в том, что далеко не все жите-ти Ямайки обладали портативными радиоприемниками. Особенным шиком считалось слушать транзистор на улице. А из ямайских радиоприемников неслись, разумеется, программы южных радиостанций США. Устроить саунд-систему, чтобы орошать модной музыкой всю улицу, было логичным шагом. В конце 50-х владельцы саунд-систем пришли к выводу, что следует самим приступить к изготовлению музыки, то есть к печатанию семидюймовых сорокапяток.

Самодельный ямайский ритм-н-блюз был быстрым и попрыгучим. Эта музыка называлась ска (ska). Несколько замедленный и утяжеленный вариант ска в середине 60-х был назван рок-стэди (rock steady). Музыка продолжала замедляться, значение баса возрастало. В 1968-м появился регги, музыка стала более резкой, отрывистой и экстатичной. Бас-партия уже не занимается мягким сопровождением мелодии, она поломалась на части и превратилась в последовательность однообразных пассажей. Партия барабанов вовсе не Эфиопия, а Конго, значения не имело. Кстати, в Эфиопию так никто и не вернулся: победило мнение, что сначала нужно разрушить злой Вавилон, царство распутства, порока и наживы, и лишь потом всем вместе — и белым, и черным — вернуться на родину.

Символы религии — лев в короне и триколор. Зеленый, желтый, красный — это цвета эфиопского императорского флага. Долгие 30 лет, до конца 60-х, религия растафари была уделом кучки фанатиков, мирных и дружелюбных, но крайне немногочисленных и замкнутых. Лишь с появлением регги она стала всеобщим ямайским делом. Марихуана, бас и Ветхий Завет — три столпа музыки регги и религии растафари.

Дискотека, лишенная живого голоса, производит унылое впечатление. Поэтому уже в конце 50-х диджеи начали кричать в микрофон всякую ободряющую народ рифмованную чушь: «я — лохматый и крутой, лучше не шути со мной, если хочешь быть живой». В конце 60-х появились диджеи, все силы которых стали уходить на такого рода рифмованный речитатив — тостинг (toasting). Умельца-говоруна называли тостером (toaster) или по старинке ди-джеем (deejay), в Великобритании прижился термин МС.

Тостеры-растаманы, разумеется, не воодушевляли публику на танцы и не похвалялись своей крутостью, а призывали к миру, любви и прочим совершенно необходимым в жизни вещам. А жизнь на Ямайке была непростой, если не сказать опасной.

Когда тостер произносил слово «Lord» («Господь»), он прямо-таки рычал это длинное «о-о-о-о», акустически изображая льва. В этом большое отличие тостинга от североамериканского рэпа: рэперы монотонно и однообразно проборматывают свой текст и не занимаются звукоподражанием, а на Ямайке это целая наука. Тостинг — это и не речитатив, но и не пение, для хорошего тостера очень важно не начать петь. Залог успеха — это хриплый низкий голос и рваный ритм.