Простая формальность - Барбара Хоуэлл

Юные девушки и балет. Есть ли на свете что-нибудь более трогательное, божественно прекрасное? Старый развратник Дега это отлично понимал. Мать Синтии тоже была ценительницей красоты: четверть ее страховки уходила на оплату внучкиных занятий.

— Привет, мам! Посмотри! — Оторвавшись от перил, Бет высоко подняла левую ногу и согнула правую руку над головой изящным полукругом.

— Прекрасно! И ты твердо стоишь, не качаешься.

Удивительно четким движением Бет согнула ногу и присела в глубоком плие.

— Ты делаешь огромные успехи. Да ты и сама это знаешь! — Синтия обняла дочь и погладила ее влажные волосы. — Я тебя люблю.

Бет получала высшие оценки по математике и английскому. А еще она прекрасно плавала, играла в волейбол и возвращалась из школы в окружении толпы поклонников. Хорошая ученица, спортсменка, да еще и красавица. Так одарена и внутренне, и внешне, что прямо светится вся. Синтии с Джоном и не снилось, что они могут произвести на свет такого талантливого ребенка. Может быть, счастливый жребий (именно так Синтия объясняла генетическое совершенство Бет) выпал им только раз — в ту самую ночь, когда единственная удачно спустившаяся яйцеклетка встретилась с единственно необходимым сперматозоидом.

— Ты где была? Мы с Сарой хотим тебя кое о чем спросить.

— Я была у Мэри Тинек. Она испортила мне платье. — Синтия бросила пакет на самый верх вешалки. Откровения Эла да еще то, что она наорала на Мэри, помогли ей выкинуть из головы этот досадный эпизод. Подумаешь, кусок тряпки!

— Бабушка же тебя предупреждала, что Мэри уже старая, плохо соображает и не сумеет справиться с таким фасоном.

— Я знаю. Ладно, куплю что-нибудь у Ломана, у них всегда есть индивидуальные модели, которые они не выставляют. О чем вы с Сарой хотели спросить?

Сара — тоненькая, похожая на горную козочку, совершенно другая, чем подтянутая тренированная Бет, — появилась в дверях кухни. У нее было лицо богини с картины Боттичелли, даже такая же крохотная ямочка на подбородке, сейчас измазанная шоколадом.

— Я сделала суфле.

— Оно и видно.

Со смертельно оскорбленным видом Сара вытерла ладошкой рот и подбородок.

— Очень вкусное.

— Я не буду есть суфле, мне надо похудеть на пятнадцать фунтов, — заявила Бет.

— Только этого мне не хватало! Чтобы у меня дети отказывались есть! — Синтия сняла пальто и засмеялась, радуясь простоте и налаженности их жизни, которую пронизывали и скрепляли заботы о здоровье, питании, об одежде и обуви для девочек.

— Отбивные из морозилки вынули?

Не отвечая, Бет снова принялась за свое плие. Сара зевнула и отвернулась. Благодать в доме Синтии никогда не длилась более минуты.

— Действительно, смешно было на вас рассчитывать и оставлять на холодильнике записку. У кого же хватит сил ее прочесть? Она ведь по-английски написана, да еще печатными буквами.

Сарказм не действует. Дети все равно его не понимают.

Синтия прошла через прихожую в кухню, где тошнотворно пахло шоколадом после Сариной стряпни.

— Бет, пойди оденься. Сара, накрывай на стол. Разогреем на ужин сосиски с бобами, черный хлеб у нас кончился.

Синтия понимала, что ей нечем бороться с такими обидными для нее мелочами, как незамеченная записка (скорее всего ее заметили, но не обратили внимания). Чего можно добиться с помощью сарказма, укоров и надоедливых замечаний? Если бы девочки бросили школу, забеременели или открыто взбунтовались, Синтия, может быть, сумела бы показать, кто в доме главный. Но пока она довольствовалась ролью не слишком придирчивого комментатора.

Девочки поплелись за матерью на кухню. Там, где Сара пыталась вытереть брызги шоколада, на плите остались коричневые полосы. У Сары всегда был рассеянный, отсутствующий вид, и Синтию огорчала ее полная неспособность сосредоточиться. Неужели то, что Сара была первым ребенком, что именно она первой обнаружила мертвецки пьяного отца на полу в столовой, первой увидела Синтию в ярости, как-то повлияло на ее мозговые функции? Догадывается ли Сара, какой у матери комплекс вины перед ней? Вряд ли. В свои семнадцать Сара вся была в мечтаниях и фантазиях, она не представляла себе, что существует такое мрачное понятие, как чувство вины.

Бет вытащила из-под стола табуретку и уселась на нее верхом.

— Послушай, мам, мы хотим знать, и папа тоже: ты хочешь, чтобы мы поменяли фамилию, когда ты выйдешь за Клэя?

— Почему? Вам разонравилась фамилия отца? — Теперь уже Синтия перешла в атаку.

Сразу после развода она взяла свою девичью фамилию — как она говорила, вовсе не потому, что ей противна фамилия Роджак, а потому, что противен ее бывший муж. Никто, и в первую очередь девочки, ей, конечно же, не поверил. И хотя она предложила дочерям тоже взять фамилию Мур, они с негодованием отказались.

Синтия не раскаивалась, что вернулась к девичьей фамилии, но знала, что девочки жалеют, что тогда отказались. Прошло время, они стали больше задумываться о своем положении в обществе, а перспектива поехать учиться в такую престижную школу, как Хоуп-Холл, тоже на них повлияла: они поняли, как важно иметь хорошую фамилию.

— Впрочем, мысль неплохая, — продолжала она, понимая, что если дразнить девочек дальше, последует ответный выпад, а этого ей не хотелось. — Мне кажется, Клэй тоже будет доволен, если вы захотите взять его фамилию. А что говорит ваш отец?

— Он сказал «валяйте», но пригрозил перестать платить алименты, если мы поменяем фамилию.

Синтия вздрогнула. Те триста долларов, что присылал Джон, держали их выше уровня бедности целых пять лет. Отказаться от алиментов немыслимо. Нелепо требовать от Клэя, чтобы он целиком взял на себя их содержание.

— Что ж, значит, вам придется жить с фамилией Роджак, надо было раньше думать и менять ее вместе со мной.

— Но зачем нам теперь папины деньги? Ведь он бедный, а Клэй богатый, — сказала Сара, гремя посудой и роняя нож.

— Эти деньги нужны вам, потому что он ваш отец.

— Но он бедный. Ты ведь знаешь, ему трудно тебе платить.

Сара отличалась идеализмом и вечно была во власти туманных идей, немало раздражавших Синтию. Сегодня она жалела бедного папу, завтра могла пожалеть бедных курочек, которых они ели, или бедного мусорщика, которому забыли дать на чай под Рождество, а в последнее время все чаще жалела себя.

— Ваш отец платит не мне. Он дает деньги вам. Или вы думаете, что я трачу их на собственные нужды?

— Мы все понимаем, мам, но раз у нас будет достаточно денег, зачем нам еще папины?

Синтии пришлось повысить голос, чтобы перекричать гудение электрического консервного ножа: