Сквозь тайгу к океану - Михаил Викторович Чуркин

Первые добирались через всю Сибирь обозами и пешком. Шли по несколько лет с остановками. Другая волна переселенцев была направлена из Одессы и других портов Российской империи. Им пришлось совершать длительное путешествие по морю. Наконец, третья волна стала двигаться по мере построения и введения в действие великой Транссибирской магистрали.

В жизни Арсения большую роль сыграла Русско-японская война 1904–1905 годов. Его отец, призванный из большого украинского села в Каменец-Подольской области Малороссии, был сельским учителем и после воинского призыва участвовал в боевых действиях, служил в Порт-Артуре и вплоть до сдачи этой крепости участвовал в его героической обороне. После войны обосновался в Хабаровске, куда и вызвал свое семейство, состоящее из жены, сына и двух дочек. Отец устроился на службу, обзавелся домом и хозяйством. Арсений ходил в гимназию, а мать воспитывала двух малолетних дочерей. Жизнь наладилась и текла своим чередом. Когда Сене шел уже четырнадцатый год, его отец Петр Александрович Литвиненко, простудившись на каком-то пикнике, тяжело заболел крупозным воспалением легких и скоропостижно скончался, оставив семью без кормильца и защитника. Мать не стала возвращаться на Украину и, через некоторое время, второй раз вышла замуж. Вскоре у Сени произошел серьезный конфликт с отчимом, и он ушел из дому в «люди». Нет, он не стал беспризорником. Сразу же устроился на работу и стал получать жалованье. Окончив почти пять классов гимназии, он был грамотным и начитанным пареньком. Среднего роста, крепкий и выносливый, с правильными чертами лица и большими выразительными глазами, он сразу внушал доверие и располагал к себе. Смелость и тягу к образованию он взял у отца, а от матери унаследовал украинскую прижимистость, аккуратность и чистоплотность. Все эти качества помогали ему выдерживать выпавшие на его долю испытания и невзгоды, стойко переносить тяготы самостоятельной взрослой жизни.

Командиры готовили серьезную операцию на железной дороге. Большие неприятности партизанам доставлял бронепоезд белых, который патрулировал значительный участок дороги и порой обстреливал партизанские разъезды, когда они попадали в зону видимости наблюдателей. Несколько ребят уже поплатились жизнями и были ранены из-за своей бравады и беспечности. Кроме того, под охраной бронепоезда и дрезин с вооруженной охраной белые и японцы могли беспрепятственно провозить свои грузы, среди которых большую часть составляло награбленное имущество и ценности из России. Вывозились продовольствие, лес, промышленные изделия и техника. Партизаны в бессильной ярости сжимали кулаки, видя, как за кордон уплывает народное достояние. Этому надо было положить конец или хотя бы помешать столь беззастенчивому грабежу.

Бронепоезд представлял собой две батареи из шести пушек, установленных на платформах. Платформы были обшиты бронелистами. Имелись также пулеметные гнезда, но ударной силой являлось корабельное орудие крупного калибра, установленное в башне броневагона. К составу прицеплялись также несколько вагонов теплушек, в которых располагались солдаты охраны и с десяток кавалеристов для патрулирования.

– Какие будут предложения по проведению акции? – Лютый уставился на своих командиров.

– Треба пустить эту махину под откос, – крикнул взводный Савчук.

– Вот ты Америку открыл через ширинку, – взъярился Лютый, – понятно же, что не в портянки его кутать. Как и где это сделать?

– А что, когда б Савчук своей портянкой бы поезд обмотал, так там бы все беляки вмиг задохлись, – раздался ехидный голос из задних рядов.

Молодецкое гоготание прокатилось по землянке.

– Ну, хорош ржать, и неча к словам чепляться, – отсмеявшись, командир грохнул по столу кулаком. – Дело говорите!

– На карте можно обозначить несколько мест, где, при подрыве бронепоезда, ему будет нанесен непоправимый ущерб. – Аргунцев оправил гимнастерку и шагнул к столу. – Наиболее удобными считаю этот и вот этот участки, – он обвел карандашом на карте два овала.

– Мотивируйте, – привстал со скамьи комиссар Громов.

– А можно без матов, – вновь съязвил кто-то из задних рядов.

Шутка не вызвала особого смеха.

– Поясняю, – Андреич обернулся к соратникам. – На ровном участке взрывать глупо. Ну уроним паровоз, порвем рельс, – через несколько часов все восстановят. А надо так его уязвить, чтобы не очухался. Чтобы пушки со станин послетали, оптика вдребезги, да хорошо бы, чтобы боезапас сдетонировал. Вот тогда он уже навеки калека. Поэтому надо рвать его на спуске, где паровоз за собой весь состав потянет, или на мосту.

– А на мостах охрана, – крикнул кто-то.

– Значит, рвать на спуске или охрану убрать, – усмехнулся командир разведки.

– Вот и займись этим, раз ты у нас такой смышленый, – обрадовался Лютый.

– Считайте это партийным заданием, – встрял в разговор комиссар.

– В партиях не состою, но паровозик опрокину, – с вызовом парировал Андреич. – Требую весь имеющийся в наличии запас взрывчатки и свободу маневра, чтоб никто не указывал мне, что и как делать.

– Да Бог тебе навстречу, – постановил командир-атаман.

Вылазка в город

К поставленной задаче Аргунцев отнесся как всегда добросовестно и продумал все детали предстоящей операции. Для верности он направил Арсения с друзьями в Хабаровск с тем, чтобы они разведали все о работе бронепоезда. Для этого надо было связаться с рабочими из паровозного депо. В этом вопросе следовало соблюдать крайнюю осторожность, поскольку все железнодорожники числились на государственной службе и многие из них встретили революцию настороженно, а некоторые и враждебно.

У Сени были знакомцы в депо, но он решил также навестить Якова Рака. Слесари и масленщики не принадлежали к железнодорожной рабочей аристократии, как, впрочем, и кочегары. У них-то и узнавал Сеня и его товарищи Евсеич и Гриша Лапин разрозненные сведения о бронепоезде. Постепенно они складывались в развернутую картину. Сидя в кабачке «Гудок», что на окраине железнодорожной слободки, друзья беседовали за рюмочкой с мастеровыми и выведали из их рассказов много интересного. Оказывается, бронепоезд пригнали из Омска, а здесь на него только установили морское орудие. Паровозная бригада подбиралась из самых отъявленных царских сатрапов. Командование поезда не отличалось немецкой пунктуальностью и выдвигало состав только накануне прохода больших эшелонов.

Яков Рак озабоченно сновал по мастерской и при виде гостей только приветливо кивнул головой и крикнул, чтобы мужики проходили в столовую, а он вскоре подойдет.

– Уф, большой заказ поступил от купца на шикарное трюмо. Не знаю, о чем люди думают, того и гляди пролетарии пойдут стекла по всем городам бить, а купчина, вишь, красоту наводит, – проговорил Яков, входя в столовую, где ребята уже попивали чай из пузатого медного самовара.

– Ну, как живете-можете, партизаны-разбойники да уркаганы? – наливая себе кружку, обратился он к старым знакомцам.

– Живем как можем, – бурьян жуем да кости гложем, – отозвался Евсеич, который никогда не лез за словом в карман.

Неспешно, с соблюдением русского чайного ритуала, текла беседа. Сначала поговорили о погоде, событиях