Сквозь тайгу к океану - Михаил Викторович Чуркин

Арсений лишь один раз был возле этого гиляцкого холма, который являлся остатками какого-то древнего городища, но парень имел отменную память и хорошо представлял то место, где зарыт клад. За свою короткую, но полную событиями жизнь молодой партизан одно время увлекался мистической литературой и даже пробовал овладеть гипнозом. Его сильно смутило то, скольких людей уже успел погубить этот чертов клад. Он решил пока не трогать это недоброе золото. Сумму, изъятую у Буйлова, он прикопал неподалеку в заброшенной лисьей норе и направился по месту следования. Передав поручение, он вернулся в свой отряд. Арсений умел держать язык за зубами. Вскоре шум по поводу гибели командира Буйлова и троих его ребят утих, все списали на проклятых хунхузов.

Шмон в борделе

Записка, оставленная партизанами в условном месте для белогвардейской контрразведки, возымела свое действие. К посещению хунхузского логова готовились как белые, так и партизаны. В первых числах китайского Нового года, ночью, в предрассветных сумерках, отряд белых и два десятка казаков-калмыковцев окружили заимку, где всю ночь веселились китайские «лесные братья». Перепившись водки «ханьчжи» и обкурившись опиумом, после утех с девками, краснобородые бандиты крепко спали.

Белые попытались снять часовых, но сделали это неудачно и, в поднявшейся суматохе, защелкали выстрелы. Контрразведчики ворвались в помещение и стали палить во всех, кто шевелился. Хунхузы отчаянно сопротивлялись, отстреливаясь и отбиваясь топорами. Все, кто выпрыгивал из окон, пытаясь скрыться, попадали под шашки лютых калмыковцев. Отчаявшись или находясь в наркотическом полубреду, кто-то из хунхузов кинул в белых гранату. Взрывом разворотило печь и начался пожар. Люди выскакивали из горящего дома под пули контрразведчиков. Когда, охваченный огнем, дом уже пылал как факел, в живых остались пять разбойников и две женщины. Белые потеряли пятерых солдат и офицера. Был тяжело ранен кто-то из казаков.

– Ваше благородие, – доложил унтер-офицер, – да тут одни китайцы и шлюхи. Это бордель и опиокурильня.

– Сам вижу, болван, – сердито проговорил офицер, командовавший отрядом. – Грузи всех на сани. Там разберемся.

Из зарослей на опушке ближнего леса за этой картиной, посмеиваясь, наблюдали партизаны.

Когда отряд карателей выстроился в походную колонну, партизаны ударили по ним из пулемета и дали пару залпов из винтовок. Те, кто выжил после внезапного нападения, залегли и стали отстреливаться.

– Закругляемся, – приказал Андреич.

Он, не без оснований, опасался, что к белым из города вскоре может подоспеть подкрепление. Аргунцев и Арсений с ребятами погрузили пулемет на нарты, вскочили на коней и были таковы.

– А лихо мы белых с хунхузами стравили, – хохотал разгоряченный боем Гришка. – Жаль только трофеев никаких нам не досталось.

– Каких тебе трофеев, – подзадоривал его Аргунцев, – куней с маленькими ножками или опиума миску?

– Да нет, ну хотя бы винцом да водочкой у них разжились, – смутился Лапин.

– Чуете, – весна на подходе, – мечтательно промолвил Евсеич, – снег сойдет и зазеленеет земля.

– Ага, – подхватил Гриня, – чую, уже весной попахивает.

– Какой там весной, – это твою лошадку пучит с дурного корма, – подначил кто-то из ребят, и дружный хохот огласил таежные дебри.

Накануне боев

– Красная армия одерживает победы на всех фронтах. Негоже и нам партизанам, бойцам Дальневосточной республиканской армии, отсиживаться в лесу. Пора нанести ряд существенных ударов и помочь нашим товарищам из России, – вещал комиссар Слабитер. Командиры нескольких партизанских отрядов и подразделений вовсю дымили махрой в штабной землянке и неспешно переговаривались во время этой пламенной речи.

– А мы что, не помогаем? – раздались недовольные голоса. – Кровину льем, что ли, за фунт изюма?

– Товарищи, – взвился лже-Громов, – нам надо показать, что мы поддерживаем усилия Республики Советов.

– Кому товарищи, а кому и господа, я лично не желаю, чтобы у нас была Республика Советов. Нам и в Дальневосточной неплохо. Только бы вот японцев выбить да белым хвоста накрутить, – выкрикнул кто-то из махорочного марева.

Среди бойцов и командиров в то время существовал полнейший разброд во мнениях по поводу будущего. Одни хотели, чтобы установилась советская власть, другие ратовали за буржуазную парламентскую республику, третьи вообще не признавали никакой власти, но все были едины в своем противлении японской агрессии. Коммунисты, анархисты, эсеры, буддисты, атеисты и староверы, – так, в шутку, говорили о своих политических приоритетах партизаны.

– Выскажи диспозицию, дело говори, – пронеслось в толпе.

– Диспозиция, товарищи, в общих чертах, такова, – начал комиссар. – Объединенными отрядами создать крупное соединение и, разгромив белых и японцев, занять крупный населенный пункт или узловую станцию.

– Вот там-то нас беляки с японцами и прихлопнут, так сказать, объединенно, – хохотнул Аргунцев.

На некоторое время в землянке повисло молчание, а затем раздались недовольные голоса.

– Это, что ж, нас выманят в чисто поле, а потом регулярные части с артиллерией и прочими причиндалами раскатают всех в лоск! Подойдет ваша Красная армия, а от нас пшик да маленько, одни холмики. Вот-де, братья, наш боевой отчет. Нет, господа комиссары, так дело не пойдет! – Гул недовольства перекрыл все реплики комиссаров, и подавляющим большинством голосов была принята устная резолюция – похерить это дело как бестолковое и не в меру опасное.

Знал ли тогда Сеня Циркач, что пройдет совсем немного времени, и политические болтуны все же принудят некоторых слепцов подставить свои и чужие головы под удары грозных врагов.

И все же весна брала свое. Рейды партизан становились все более дерзкими. В некоторых селах таежная армия чувствовала себя как местная власть. Белые и японцы старались туда не соваться. Здесь действовали законы Дальневосточной республики. Партизанские заставы и разъезды надежно охраняли лагеря и ставки лесного войска. Далеко на западе в Сибири с переменным успехом шли бои. Известия о событиях в России доходили через Харбин и КВЖД, а чаще поступали из Владивостока, где регулярно выходили газеты, получавшие известия через радио и телеграф, в том числе и военные радиостанции боевых кораблей. Эти скупые вести становились предметом оживленных обсуждений и споров. Дальневосточным жителям, забайкальцам и сибирякам были неведомы такие понятия, как помещичье землевладение, барщина, крепостничество. Они проживали как вольные люди. Их предки, отчаянные сорвиголовы, не побоялись оставить сельские общины и наудалую податься в неизвестность на далекие свободные земли. Служилое сословие, казаки, солдаты и матросы, также пополняли ряды этих выросших на свободе в трудных и порой опасных условиях людей. Селились здесь и выходцы из бывших каторжан, но таковых было немного. Людей, прошедших сахалинскую каторгу, называли «сокола». Так про иного можно было услышать – да он из «соколов». До начала революции на Дальний Восток хлынули три волны переселенцев.