Распутин-1917 - Сергей Александрович Васильев

друзьями, она позволяла себе забытые шалости, дарившие ей иллюзию замедления беспокойного и неумолимого бега времени, возвращая в те дни, когда совсем юная куртизанка ловила на себе похотливые взгляды обладателей тугих кошельков, раздевавших её своими потными ручонками, пока она небезуспешно опустошала содержимое их карманов.

Вот и этот вызов, оформленный в виде нижайшей просьбы от знакомого святоши, регулярно пренебрегающего целибатом в её объятиях, был тем случаем, когда отказываться было неправильно и недальновидно. Клиент, как сказал иезуит, был хоть и состоятельным, но не полностью дееспособным, а фру Суменсон не претило обычное человеческое сострадание, особенно, когда оно подкреплялось звонкой монеткой солидного номинала.

Фешенебельный отель Stallmästaregården стоял тёмен и молчалив — зимние месяцы традиционно считались “мёртвым сезоном”, и только одно окно на втором этаже призывно горело жёлто-морковным светом.

Швейцар, такой же угрюмый и серый, как весь Стокгольм, принял шубу, поклонился и рукой обозначил направление движения. Фру Суменсон поднялась по хорошо знакомой винтовой лестнице. Дверь открыла какая-то безразмерная грымза. Одежда горничной смотрелась на ней, как на корове — седло. Белоснежный чепчик оттенял неумело наложенный макияж, густые, лохматые брови по своей развесистости могли соревноваться с причёской, но больше всего привлекали внимание своей уродливостью две отвратительные бородавки на носу и на щеке, приковывая взгляд, не давая внимательно разглядеть остальные черты лица.

Горничная кивнула, посторонилась, пропуская фру Суменсон в апартаменты. Посреди гостиной в инвалидной коляске сидел седовласый, опрятный старичок, настолько благообразный, что при виде его хотелось перекреститься. Длинные, аккуратно расчесанные на прямой пробор волосы плавно перетекали в ослепительно белые бакенбарды, а те, в свою очередь — в аккуратную, клинышком, бородку и роскошные гусарские усы под прямым, длинным греческим носом с узкими ноздрями, слабо выраженной переносицей, отчего казалось, что лоб переходит в линию носа с едва заметным изгибом.

— Фру Суменсон? — полувопросительно, полуутвердительно произнёс клиент по-французски, глядя исподлобья. — Признаюсь, когда старина Дальберг описывал вас, я посчитал, что он сильно приукрашивает, однако, увидев лично, убедился, что он даже несколько поскромничал, рассказывая, насколько вы привлекательны.

— О! Вы мне льстите, мсье…

— Луи де Фюнес… Но вы можете меня называть просто Луи….

— У вас очень интересное произношение, Луи, — проворковала Суменсон, проходя внутрь комнаты и кладя на стол свою сумочку.

— Да. Результат детства, проведенного в Сербии… Вы там были когда-нибудь?

— Нет.

— Очень рекомендую. Балканы — край, поцелованный господом. Там прекрасно всё.

— Однако, Луи…

— Ваш гонорар на столе и если вы не против…

— Конечно же. Как предпочитаете? — фру Суменсон, одним движением прошелестев лежащими на столе купюрами, спрятала их в сумочку и провела пальчиком по своему платью от декольте до бедра.

Старичок погладил свою бороду, опустил руки на колёса инвалидного кресла, и фру Суменсон оценила, насколько они сильны — коляска быстро подкатила к даме, затормозив в дюйме от её ног.

— Как видите, я ограниченно дееспособен, поэтому предпочитаю, чтобы моя партнёрша была в аналогичном положении — это уравняет шансы и даст мне возможность снова почувствовать себя полноценным мужчиной. Ну вы меня понимаете?

— Мне раздеться?

— О нет, я привык с этим справляться сам. Располагайтесь в спальне, Марта вам поможет, я сейчас буду…

Толстая уродина, уложив Фру Суменсон на безразмерную кровать, надёжно прикрепила её кисти ремнями к металлической спинке и последним движением накинула на лицо что-то похожее на собачий намордник с деревянным шариком, больно уткнувшимся в губы. Фру Суменсон фыркнула и дёрнулась, но та, которую клиент назвал Мартой, неожиданно приятным голосом прояснила:

— Не беспокойтесь, это ненадолго, мсье де Фюнес обожает поговорить.

Шарик в общем не сильно беспокоил, хотя противно давил на язык, из-за чего Фру Суменсон могла только мычать. Но так как желание клиента — закон, особенно такого денежного, куртизанка утихла, успокоилась и даже успела разглядеть на удивление маленькие, изящные, розово просвечивающиеся на свету ушки Марты.

— О! Я смотрю, что тут всё уже готово! — раздался голос клиента, неожиданно перешедшего на хороший русский язык. В комнату вкатилась инвалидная коляска. — Прекрасно, прекрасно! Тогда, Евгения Маврикиевна, не будем терять время и сразу перейдём к делу. Обещаю, что тот сексуальный опыт, который вы приобретёте сейчас, не пойдёт ни в какое сравнение со всей вашей предыдущей богатой практикой. Сегодня у нас будет вечер воспоминаний, и вы испытаете множество эротических переживаний.

Имя-отчество, известное всего нескольким людям в Петербурге и только одному — в Стокгольме, произнесенное без акцента по-русски, прозвучало, как гром среди ясного неба, заставив фру Суменсон задёргаться… Под куртизанкой заплясала увесистая кровать, а закрытый кляпом рот исторг невнятное, продолжительное мычание.

— Мы только начали, и сразу такой яркий оргазм, — кротко произнёс благообразный клиент, поглаживая бороду. — Милочка, вы, когда закончите, дайте знать, и продолжим наше увлекательное знакомство…

Поняв, что вырваться или позвать на помощь не получится, фру Суменсон прекратила бесполезно брыкаться, запрокинула голову и застонала, коря себя за утрату бдительности.

— Вот и прекрасно! — удовлетворенно усмехнулся старикашка. — Вы меня не разочаровали. Всё идёт по плану. Швейцар, услышав эти звуки, поймет, что наше времяпровождение не противоречит декларированным намерениям и, закрыв входную дверь, отправится коротать время в дворницкую. А мы продолжим. Кроме нас в отеле никого нет. Вы — мой единственный слушатель, и я твёрдо намерен развлечь вас занимательной беллетристикой, а потом предложу дополнить мой рассказ известными вам деталями. От желания или нежелания это делать зависит вся ваша дальнейшая судьба. Послушайте, подумайте. Вы умная женщина. Надеюсь, сделаете правильные выводы. Итак….

Старичок умильно сложил руки на груди.

— В Петрограде есть солидное строение в Басковом переулке на углу Сергиевской. Пятиэтажный, внешне неприметный многоквартирный жилой дом в широкой излучине Невы имеет отношение к трем другим, всемирно известным зданиям в Стокгольме, Лондоне и Нью-йорке. В этом доме близ церкви и казарм лейб-гвардии Преображенского Его Величества полка заканчивается длинный финансовый мост, начинающийся на нью-йоркском Уолл-стрит, в лондонском Сити, цепляющий берлинский Königliches Schloss и крылом задевающий стокгольмский Гамластан. В Петрограде в Басковом переулке, в IX Литейной петроградской городской части живет адвокат, доктор Мечислав Козловский. Мечислав Юльевич — личность беспокойная и разносторонняя. В 1907 году он был делегатом V съезда РСДРП в Лондоне, где так подружился с британскими политиками, что не глядя подмахнул соглашение о работе на английскую разведку в обмен на превращение безвестного политэмигранта в преуспевающего присяжного поверенного. В упомянутом доме он снимает рабочее бюро и апартаменты, сообщающиеся по внутренней лестнице. Угловой дом имеет входы и выходы на соседней улице. Это очень удобно. В одну дверь дома входит некто, что-то приносящий с собой, а из противоположной двери,