Серебристый луч надежды - Мэтью Квик

Джейк утверждает, что мы вполне можем провести отца на стадион, потому что на самом деле никто не проверяет удостоверения личности на входе, но папа не соглашается.

— Пока на наши места пускают чужих фанатов, я за себя не ручаюсь, — ворчит он.

В этом есть что-то забавное: сейчас, спустя двадцать пять лет после того, как отец отдубасил того далласовского болельщика, он всего лишь толстый старик, едва ли способный задать взбучку хотя бы другому такому же толстому старику, не говоря уже о шумном далласовском болельщике, у которого хватило духу явиться на домашний матч «Иглз» в футболке «Даллас ковбойз». Впрочем, отец весьма ощутимо приложил меня на чердаке всего несколько недель назад, так что, может, и впрямь с его стороны благоразумно держаться подальше от стадиона.

Мы проезжаем по мосту Уолта Уитмена, выкрашенному в больничный зеленый цвет, а папа все рассуждает о том, что сегодня важный день в истории «Иглз», тем более что в прошлом году «Джайентс» выиграли оба матча.

— Отомстим им! — то и дело восклицает отец.

Еще он поучает меня, что кричать надо как можно громче, чтобы Илай Мэннинг — квотербек «Джайентс», как я узнал из газет, — не мог толком говорить или слышать других игроков на поле.

— Надрывай глотку как следует, ты же настоящий фанат! — подбадривает он.

По тому, как он говорит со мной — не останавливаясь, не давая мне и слова вставить, — можно принять его за ненормального, хотя многие считают, что если кто в нашей семье и болен на голову, так это я.

Когда мы встраиваемся в очередь, чтобы заплатить за проезд по мосту, папа наконец прерывает свою тираду о футболе.

— Хорошо, что ты снова будешь ходить с Джейком на матчи, — говорит он. — Брату очень тебя не хватало. Ты же понимаешь это? Что бы ни случалось в жизни, всегда надо находить время на семью, потому что ты нужен Джейку и матери.

Забавно слышать такое от него: уж он-то и пары слов мне не сказал с тех пор, как я вернулся домой; он и вообще не проводит время со мной, или с мамой, или с Джейком. Но я рад, что отец хотя бы стал со мной разговаривать. Впрочем, все время, что я провел с ним или с Джейком, так или иначе было связано со спортом, в основном с «Иглз», но я знаю, что на большее у него душевных сил не хватит, так что принимаю его таким, какой он есть.

— Жаль, папа, что ты не идешь на игру, — говорю я.

— Мне тоже, — отзывается он, протягивая сборщику оплаты пятерку.

Отец сворачивает с шоссе на первом съезде и высаживает меня в десяти кварталах от нового стадиона, чтобы развернуться и не попасть в затор.

— Домой доберешься сам, — говорит он, когда я выхожу из машины. — Я в этот зоопарк больше не поеду.

Я благодарю его за то, что подвез, и уже собираюсь закрыть дверцу автомобиля, как он вскидывает руки и кричит:

— А-а-а-а-а!

Поэтому я тоже поднимаю руки и кричу:

— А-а-а-а-а!

К нам оборачиваются несколько мужчин, пьющих неподалеку пиво у открытого багажника автомобиля, и они тоже вздевают руки и кричат:

— А-а-а-а-а!

И мы все вместе скандируем речовку «Иглз», мы — люди, объединенные любовью к одной команде. В груди теплеет, и я вспоминаю, как же хорошо в Южной Филадельфии в день матча.

Я иду к парковке с западной стороны «Линкольн файненшл филд», следуя указаниям, полученным накануне по телефону от брата, и вокруг полным-полно людей в футболках «Иглз». Повсюду зеленое, куда ни глянь. Люди жарят мясо на гриле, потягивают пиво из пластиковых стаканчиков, перекидываются футбольным мячиком, слушают предматчевый обзор на спортивной радиостанции 610 АМ, и, когда я прохожу мимо, все поднимают руки, чтобы хлопнуть ладонью по моей раскрытой ладони, бросают мне мяч, кричат: «Вперед, „Птички“!» — а все потому, что на мне футболка «Иглз». Подростки со своими отцами, пожилые мужчины с взрослыми сыновьями — все они поют, улыбаются, самозабвенно выкрикивают лозунги. И тут я понимаю, как же мне всего этого не хватало.

Почти нехотя ищу «Вет», но на его месте автостоянка. Еще построили новый бейсбольный стадион для «Филлиз», «Ситизенс-бэнк-парк». Над входом висит огромный баннер с именем какого-то нового игрока, Райана Ховарда. Похоже, Джейк и папа все-таки не соврали мне, что «Вет» снесли. Я пытаюсь не думать о датах, упомянутых ими при этом, — мне бы получить удовольствие от игры и хорошо провести время с братом.

Нахожу нужную парковку и высматриваю зеленый шатер с развевающимся над ним черным флагом «Иглз». Стоянка переполнена: повсюду шатры, группки людей, грили, — но минут через десять наконец удается заметить брата.

На Джейке футболка с 99-м номером, выпущенная в память о Джероме Брауне.[10] Брат пьет пиво из зеленого стаканчика, а рядом с ним наш общий друг Скотт возится с грилем. Какое-то время я просто стою и радуюсь, глядя на брата. Джейк сияет и обнимает Скотта, которого я не видел с тех пор, как в последний раз приезжал в Южную Филадельфию. У Джейка лицо раскраснелось — видно, он уже немного поддал, — но это меня не беспокоит: моего брата хмель только веселит. Как и отца, ничто не радует Джейка так, как день матча «Иглз».

— Хэнк Баскетт пришел выпить с нами! — кричит Джейк, завидев меня, и тут же бежит, чтобы хлопнуть поднятыми ладонями по моим ладоням и стукнуться грудью в мою грудь.

— Как жизнь, чувак? — здоровается Скотт и тоже хлопает ладонью по моей ладони. Он широко улыбается — наверное, рад меня видеть. — Ух, ну и здоровый же ты! Что, машины вместо штанги поднимал? — Я горделиво улыбаюсь, а он щупает мой бицепс, по-дружески так. — Сколько лет… э-э… то есть сколько месяцев мы с тобой не виделись?

От меня не ускользает взгляд, которым они с Джейком обмениваются, но я и рта не успеваю раскрыть, как Скотт кричит в сторону шатра:

— Эй, вы там, жиртресты! Я вас сейчас познакомлю с Пэтом, братом Джейка!

Шатер размером с маленький дом. Прохожу через разрез в стенке и вижу огромный плоский телевизор на штабеле ящиков из-под молока. Пятеро тучных мужчин, все в футболках «Иглз», сидят на складных стульчиках и смотрят предматчевый обзор. Скотт на одном дыхании выстреливает их имена. Когда он называет мое, мужчины кивают, машут мне и отворачиваются к телевизору. У всех в руках наладонники, глаза перебегают с экранчиков на большой экран и обратно. И почти все они в наушниках, которые, видимо, подсоединены к мобильным телефонам.

— Не обращай внимания, они просто пытаются получить свежайшую информацию, — говорит Скотт, когда мы выходим из шатра. — После того как они сделают ставки, будут подружелюбнее.

— А кто они такие? — спрашиваю.

— Парни с моей работы. Я сейчас компьютерщик в «Диджитал кросс хелс», мы делаем сайты для семейных врачей.

— Как они умудряются смотреть телевизор прямо на парковке?

Брат ведет меня за шатер и показывает моторчик в металлическом корпусе.

— Газовый генератор.

Потом машет на верхушку шатра, где торчит серый кругляш.

— Спутниковая тарелка.

— Что они будут делать со всем этим оборудованием, когда пойдут на матч? — интересуюсь я.

— А, — смеется Скотт, — да у них билетов нет.

Джейк наливает в пластиковый стаканчик «Йинлинг лагер» и протягивает мне, и тут я замечаю три сумки-холодильника, набитые пивом, — наверное, четыре или пять ящиков поместилось. Я знаю, пластиковые стаканчики нужны, чтобы не привлекать внимания полиции: если стоять с открытой банкой пива в руках, могут и арестовать, но за пластиковый стаканчик ничего не будет. Пакет с пустыми бутылками и банками возле шатра намекает, что Джейка со Скоттом мне уже не догнать.

Заканчивая готовить завтрак — толстые сардельки на гриле и яичницу в сковородке на примусе, — Скотт практически не задает вопросов о том, чем я занимался, пока мы не виделись, и я ему за это благодарен. Я, впрочем, уверен, что брат уже все рассказал ему и про психушку, и про мою разлуку с Никки, но все равно хорошо, что я могу наслаждаться футболом без лишних расспросов.

Скотт рассказывает про свою жизнь. Во дела: пока меня лечили, он женился на девушке по имени Виллоу, и у них даже есть трехлетние дочки-близняшки: Тами и Джери-Лин. Скотт показывает фотографию, которую хранит в бумажнике; на ней девочки одеты, как балерины, в розовые балетные пачки и трико, на головах миниатюрные серебряные диадемы, а руки вытянуты к небу.

— Мои маленькие плясуньи, — говорит Скотт, перекладывая полдюжины сарделек на верхнюю решетку барбекю, чтобы не остыли, пока готовится следующая партия. — Теперь мы живем в Пенсильвании, в Хавертауне.

Я вспоминаю, как всего день назад мы с Эмили качались на волнах, и снова обещаю себе обзавестись дочкой, как только кончится время порознь.

Пытаюсь не делать в уме никаких вычислений, но все равно невольно считаю. Если детям Скотта уже три года и он женился уже после нашей последней встречи, но прежде, чем его избранница забеременела, — получается, что мы не виделись не меньше четырех лет. Хотя, конечно, не исключено, что он сделал детей своей подруге, а только потом женился на ней, но не могу же я спросить об этом прямо. Простая арифметика подсказывает: раз его дочкам три, мы не общались от трех до четырех лет.