Евангелие от Пилата - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Но сейчас у меня складывается впечатление, что я топчусь на месте или хожу кругами по арене.

Вчера, во второй половине дня, мои люди отыскали следы учеников колдуна. Сектанты Иешуа укрылись в заброшенном владении неподалеку от Иерусалима.

Я взял отряд из двадцати человек и покинул дворец. За вратами города мы обогнали паломников, которые после ежегодного путешествия возвращались к себе домой. Их обсчитали владельцы постоялых дворов, их обманули торговцы, их обчистили священнослужители, но у всех у них были спокойные лица, и в глазах читалось удовлетворение людей, исполнившие свой долг.

Позади нас, в глубине долины, высился Иерусалим, окруженный стенами, с горделивыми башнями дворца Ирода Великого, с монументальной громадой Храма, чьи беломраморные портики блестели на солнце позолотой. Я пожал плечами: да, это была столица, но столица восточная, кичащаяся показной роскошью, претенциозная, шумная, столица религиозной лжи, столица эксплуатации наивных душ, столица, где манипулируют сознанием, где умы пытают виной и покаянием, цитадель суеты сует, на которую с яростью обрушился этот колдун из Назарета. И в этом, должен признать, я полностью согласен с ним.

Когда мы миновали перевал, Бурр указал на овчарню внизу. Проломы в крыше указывали на то, что скот здесь больше не держат.

— Они прячутся здесь.

Я разделил отряд, чтобы окружить дом и не дать возможности людям разбежаться. Потом, по моему знаку, мы галопом поскакали к дому.

За стенами все было тихо. Пришлось войти внутрь и по одному вывести всех учеников, которые дрожали как былинки на ветру.

Людей построили передо мной. От их тел несло сильным звериным запахом, запахом страха и паники, запахом обреченных на смерть. Они подумали, что я пришел их арестовать и подвергнуть той же участи, что и их наставника. Опасаясь, что я распну их, они обливались потом, жилы их вздулись, глаза почти вылезли из орбит, их инстинктивная реакция была нормальной, не такой, как у него.

Я не ошибся: их было достаточно, чтобы тихо откатить камень в сторону и похитить труп. Говорили, что они бежали из Иерусалима в день ареста Иешуа и не присутствовали на его казни, опасаясь, что толпа или священнослужители возьмутся после учителя за учеников. Но кто может доказать, что это была не трусливая предосторожность, а точный расчет? Они скрылись на время, пока тянулась мучительная казнь, а потом, втайне от всех, похитили тело с такой ловкостью, что всем оставалось только поверить в то, что колдун исчез самостоятельно, воспользовавшись своими способностями, дабы преодолеть смерть. Эта уловка позволяла им жить в спокойствии еще несколько лет, создав культ Иешуа для обмана легковерных.

— Где тело?

Ни один не ответил. Они, похоже, даже не поняли вопроса.

— Где тело?

Они переглядывались, опускали глаза, их охватила сильнейшая паника. Они так меня боялись, что я словно ощущал их страстное желание ответить мне.

Один из них пал на колени передо мной:

— Смилуйся над нами, господин, смилуйся.

Остальные последовали его примеру. Они пали ниц. Они рассыпались в извинениях:

— Мы поверили Иешуа, потому что были наивными. Мы позволили обмануть себя обещаниями. Он ослепил нас медоточивостью речей, он заставлял нас видеть все иными глазами, он возвышал нас. Но мы не совершили ничего плохого! Это он, и только он, перевернул лавки торговцев в Храме, это он, и только он, все поломал и кнутом изгнал менял и фарисеев! Мы остались далеко позади, мы были у Сузских врат. Мы были удивлены его гневом. Это он осуждал Субботу, а не мы. Мы всегда ее соблюдали. Это он издевался надо всем, но не мы. Наша единственная вина в том, что мы слишком внимательно прислушивались к его словам. Но сегодня мы сожалеем об этом. С тех пор как он бесславно умер на кресте как преступник, мы оценили глубину своего заблуждения. Сегодня мы понимаем, что никогда не должны были следовать за ним, что нам следовало бежать от него в первый же день. Когда мы думаем, что бросили ради него свои семьи и свои труды…

Они выглядели оскорбленными рогоносцами, лица были искажены возмущением. Чувствовалось, что в их душах разыгралась буря, она вырывала с корнем урожай несбывшихся надежд, потерянного времени, утраченных иллюзий. По сведениям моих соглядатаев, некоторые из них уже четыре года следовали за Иешуа, приняв его нищету, его веру, его борьбу, его видения, и вдруг их вера внезапно и насильственно оборвалась со смертью предводителя в самом расцвете лет; их мечта разбилась о крест! Сегодня они понимали, что были наивными людьми; завтра все назовут их глупцами. И до конца дней над ними буду издеваться, но самое худшее было в том, что им самим придется издеваться над собой.

Это были бедные евреи, люди из народа, еще молодые, но трудности скитаний, солнце и нищета сделали их стариками по сравнению с римлянами того же возраста. И эти люди в лохмотьях, чьи спины стали мокрыми от страха, теперь лежали у моих ног.

— Почему вас всего десять?

Я вспомнил, что в сообщениях моих людей говорилось о двенадцати раскольниках.

— Один из нас повесился.

— А двенадцатый?

— Мой брат Иоханан остался в Иерусалиме, — ответил один из самых молодых.

Бурр наклонился ко мне и шепнул на ухо, Иоханан и Иаков принадлежали к богатой семье, очень влиятельной и связанной с первосвященником Кайафой.

— Иоханан ушел сегодня утром, он отправился ко гробу.

— Но не вы?

— Мы возвращаемся по домам. Мы осознали свою ошибку.

— Где вы были сегодня ночью?

— Здесь.

Они казались искренними. У лжецов не могло быть столь виноватого вида. Лжецы потрясали бы своим алиби.

Я приказал людям обыскать овчарню и окрестности. Трупа они не нашли. Ученики, похоже, даже не понимали, что я ищу, они продолжали защищать себя, обвиняя во всем колдуна.

Более других обрушивался на своего бывшего учителя Симон, широкоплечий гигант с выпирающими мышцами. По его могучей шее разбегалась сеть синих жил, словно ее проложили земляные черви. Он с невероятной энергией сжигал теперь то, что ранее обожал. И я подумал, с каким избытком страсти он еще вчера почитал и любил Иешуа.

Ибо в своих путешествиях я давно понял, что римлянина создает утонченность чувств, а еврея — избыток их.

Разговор начал утомлять меня. Было очевидно, что эти несчастные потеряли все и были уверены, что мы прибыли только ради того, чтобы арестовать их, заключить в темницу Антониевой башни, где им придется ждать суда синедриона и неминуемой смерти. Если бы они могли хоть чем-то воспользоваться для защиты, они бы уже все сказали, чтобы избежать неприятностей.

В этот момент на дороге показалась белая фигура. Из Иерусалима к нам спешил хорошо сложенный красивый отрок восемнадцати лет с длинными темными ресницами. Его, похоже, обуревали рвущиеся наружу чувства. Не обращая внимания на мой отряд, на меня, он бросился к друзьям и прокричал:

— Иешуа больше нет в гробе!

Евреи были так испуганы, что застыли на месте, до них даже не дошел смысл сказанного. Юноша с радостью повторил новость, удивленный, что никто не реагирует. Но ученики не слушали его, они косились на меня, пытаясь дать понять молодому человеку, что здесь находится прокуратор.

Юноша повернулся ко мне и, не потеряв присутствия духа, улыбнулся:

— Здравствуй, Понтий Пилат. Я — Иоханан, сын Зеведея. Я объявил им то, что отныне знает весь Иерусалим: Иешуа покинул свою могилу!

Конечно, Иоханан обладал наглостью и уверенностью отпрыска из богатой семьи. Не выношу, когда ко мне обращаются с речами до того, как высказался я. Поэтому я не ответил и дал знак отряду собираться.

Потом смерил презрительным взглядом учеников:

— Я не стану вас задерживать. Расходитесь по домам. И чтобы вашей ноги больше не было в Иерусалиме.

При этих словах лица разгладились, подобно сухой земле Синая после благодатного дождя. Они переглядывались, удивленные, избежавшие кары: они были свободны! Они склонились передо мной все, кроме Иоханана. Симон, опьянев от признательности, даже облобызал мне ноги, совсем не смущаясь столь унизительного проявления своей радости. Я в последний раз пригрозил им:

— Идите домой, вернитесь к работе, забудьте о колдуне и перестаньте поддерживать слух о его исчезнувшем трупе. Через несколько часов мы его найдем, а похитителей посадим под замок.

Иоханан расхохотался, и я увидел его белые зубы молодого счастливого человека, который с насмешкой бросил мне вызов. Я схватил плетку, чтобы ударить его, но он остановил меня, быстро произнеся:

— Я знаю, кто взял тело Иешуа.

Он уже не смеялся. И выглядел искренним. Неужели моя плетка внушила ему почтительность? Он с упрямством смотрел мне прямо в глаза.

— Я знаю, кто это.

Я без спешки повесил плетку на пояс. В конце концов, экспедиция оказалась небесполезной.