Крутой техасец - Дженис Хадсон

– О'кей, не скажу.

Она посмотрела на ноги.

– О-о, Ни-и-ид. Моей кроссовке – конец.

– Это от маленькой-то сдобочки? Ну, не беспокойся. Я ее отмою.

Она осторожно вытянула ногу и стала вытирать ее о траву.

– Какая гадость.

Он захихикал и смахнул пот с лица.

– Первое правило пастбища: «Смотри, куда становишься». Многие думают, что ковбои очень застенчивые ребята, потому что они никогда не поднимают глаза. Но это совсем неправильно. Они привыкли смотреть вниз, чтобы не напороться на какой-нибудь свежий пирожок.

– Поздно ты мне говоришь об этом.

Она сморщила нос и стала обмахивать лицо. В течение многих лет своей работы в качестве медсестры ей приходилось иметь дело с невообразимым количеством неприятных веществ и запахов. Поэтому она никогда не была особенно брезгливой, однако до сих пор ей еще не приходилось погружать ногу в навоз, а потом гулять с такой ногой.

– Пошли в сарай, мы тебя там отчистим.

Он взял ее за руку, и она заковыляла за ним, стараясь по возможности переносить свой вес на другую ногу.

Внутри сарая он усадил ее на охапку сена, встал рядом с ней на колени и поднял ее ногу.

– Нет, – сказала она. – Я сама.

– Давай помогу, мисс Независимая.

Он осторожно отстранил ее руки, развязал шнурок, снял и отбросил в сторону оскорбительно грязную кроссовку, снял носок и внимательно осмотрел ногу.

– Чистая, – сказал он, продолжая держать ее в своих руках.

Он держал ее за пятку уже довольно долго, и она спросила:

– У тебя случайно нет сексуального фетишизма к ногам?

– Есть, с самого маленького возраста. Меня всегда привлекали пальцы на ногах, – он начал осторожно пригибать пальцы ее ноги. – Вот этот маленький поросеночек пошел на базар, этот маленький поросеночек остался дома, а что потом? Как там дальше?

– Не помню.

Она рассмеялась и попробовала вытащить ногу из его рук, но он не отпускал.

– Боишься щекотки?

Он слегка провел пальцем по ее ступне, и она завизжала и почти подскочила.

– Не надо, – смеясь и дергая ногой, завизжала она.

– О, так ты очень боишься щекотки.

Пытаясь остановить его хулиганские действия, она так энергично дернула ногой, что свалилась со стожка сена, на котором сидела. Ей удалось было вырваться, но он обхватил ее за пояс, и они оба полетели на пол, который весь был покрыт слоем сена. Это сено проникло ей под рубашку и стало колоться.

– Получила? – улыбаясь, сказал он, прижав ее спиной к полу и не давая двинуться.

Затем случилось что-то очень непонятное. Выражение его лица изменилось. Оно стало серьезным, и на нем стали проявляться признаки сильной страсти. Она тоже перестала смеяться. Желание вспыхнуло маленьким огоньком и стало разгораться все больше и больше, набирая силы и грозя воспламенить все вокруг. По крайней мере, ей показалось, что бушующий в них огонь в любую секунду может перекинуться на сено и зажечь его.

Своим указательным пальцем он медленно провел по ее бровям, затем по носу, по верхней губе, потом по нижней. Затем снова по верхней губе, и в этот момент она перестала ощущать колющее ее сено. Вместо этого ее мысли переметнулись на то, что она почувствует, если он прикоснется к ней своими темными усами.

Она изнемогала от любопытства… И от другого властно влекущего ее чувства.

Она ощутила, как напряглась ее грудь, как где-то внизу возник и стал разрастаться клубок желания. Он осторожно повернул ее голову. Она облизнула губы.

Он застонал. Зрачок его глаза помутнел.

– Кейт, я должен поцеловать тебя.

Он подождал ответа, но ее голосовые связки отказались подчиняться ей.

В воздухе витало что-то важное и первородное, как земля. Ее сердце билось с шумом, похожим на звуки, издаваемые примитивной рукой, бьющей по туго натянутой коже. Бьющей сильнее и сильнее, возбуждая, требуя.

Ее рот приоткрылся.

– О Боже, Кейт.

Его губы с силой впились в ее губы. Его язык проник в ее рот и встретился с ее языком. Он был горячим, жадным. Он двигался, настаивая, требуя, впитывая ощущения. Такая же жадность вспыхнула вдруг в ней, и она стала крепче прижимать его к себе.

Она наслаждалась от того, что спина у него была такая мощная, что мускулы на ней все больше и больше напрягались.

Его рука снова и снова скользнула по ее телу, нежно, но требовательно прокладывая себе дорогу от бедра к спине, к груди…

Его губы не отрывались от ее губ. Она почувствовала, что он пытается расстегнуть пуговицу на ее рубашке.

Где-то рядом заржала лошадь. Кейт напряглась.

Что она ДЕЛАЕТ?

Она оттолкнула его.

– Нид, я… Я не могу… Я…

Он откинулся и сел рядом. Подогнув ноги и упираясь в них локтями, он сидел рядом с ней и старался восстановить дыхание.

– Дорогая, извини. Я не хотел заходить так далеко, не пойму, что на меня напало. – Он усмехнулся. – Собственно говоря, я знаю, что на меня напало. Но все равно я не хочу обращаться с тобой, как старый Мет Диллон.

Она тоже села, поджала ноги и положила на них голову.

– Это не твоя вина. Между нами… какое-то притяжение. Нид, ты прекрасный человек, но я, ну, я не подхожу для однодневных гастролей. И потом есть вещи, из-за которых я не могу связывать свою судьбу. По крайней мере сейчас.

Он подцепил пригоршню сена и стал смотреть, как оно скользит, падая, между его растопыренными пальцами.

– Это из-за него, да? Того парня с «порше»?

– Нет, не совсем. Я имею в виду, что он имеет косвенное отношение.

Она потерла пальцами себе глаза. Но почему ей так страшно не везет в жизни? Почему все так случилось не вовремя? Черт возьми, это нечестно! Почему именно сейчас, когда ее жизнь представляла сплошной хаос, именно сейчас она встретилась с таким человеком, как Нид, который… Она попыталась запретить себе думать об этом дальше, поскольку поняла, что находится на краю пропасти отчаяния и жалости к себе.

– Тогда скажи мне, Кейт, кто мой враг? – сказал он, разглядывая оставшуюся в руке травинку и теребя ее. – Я не могу биться с призраками.

– Я не могу говорить про это. Ты должен… Черт возьми, ты должен понять. Все так сложно.

– Попробуй открыться мне. Может быть, я выгляжу и веду себя, как глупый одноглазый ковбой, но у меня хватило ума закончить юридический колледж университета лучшим в группе. Я могу разбираться и в сложных вещах.

– Нид, я совсем не хотела тебя оскорбить. Просто у меня в жизни есть вещи, о которых я не должна рассказывать НИКОМУ.

– Черт возьми, дорогая, у каждого должны быть секреты. В моем прошлом тоже есть масса вещей, о которых я хотел бы забыть. Я понимаю, что твое прошлое, это твое личное дело, но я чувствую, что то, что мучает тебя, это совсем иное. Это не ошибка молодости. Я прав?