Цветок пустыни - Кэтлин Миллер

от Аман стал для меня радостным событием. В ее доме я постоянно чувствовала себя третьей лишней, было неловко мешать молодоженам устраивать свою семейную жизнь. К тому же Аман спала и видела, чтобы я вернулась к родителям – ей тогда бы было не так совестно за свой побег.

После жизни в пустыне мне было очень чудно находиться в помещении – потолок вместо звездного неба, давящие стены, отвратительные запахи канализации и угарного газа вместо свежести растений. Конечно, были очевидные плюсы жизни в доме: я не мерзла ночью и не мокла под дождем, однако тот уровень удобств, которым мы располагали, был очень примитивен. Никуда не делись проблемы с водой – даже городские жители Сомали не могут себе позволить вдоволь искупаться или напиться. Мы закупали воду у торговца и потом переливали все запасы в большую бочку во дворе – из нее мы очень экономно набирали воды для уборки, готовки или гигиенических процедур. В доме тети не были проведены газ и электричество. Готовили мы на крохотной походной плите на газу из баллона, а когда темнело, зажигали керосиновые лампы. Туалетом нам служила обычная дыра в полу (такие «удобства» были широко распространены по всему континенту), в которой копились и тухли отходы. Купались мы с помощью ведра – обдаешь себя водой разок и уходишь. Использованная вода стекала по специальному желобу в туалет.

Жить у тети Лул было сложно – она сразу же взвалила на меня почти все свои обязанности. Я была не только помощницей по дому, но и нянькой ее троих детей. Как они меня извели! Особенно самый младший, младенец, выносить его не могла. Вставала тетя Лул в девять утра: неспешно завтракала, а затем пресчастливая убегала в гости к подружкам, сплетничать. Возвращалась она только после ужина. Все это время дети были предоставлены мне, тетя даже не удосуживалась покормить своего трехмесячного малыша. Он истошно плакал весь день, а когда я брала его на ручки, жадно припадал к моей груди, пытаясь найти там молоко. Клянусь Аллахом, что ни дня не проходило без того, чтобы я не уговаривала тетю что-то придумать, чтобы облегчить страдания бедного малыша. Кроме орущего младенца (и не забывайте, что весь быт тоже был на мне!), у меня в попечении остались старшие дети, девяти и шести лет. Ими мать тоже не занималась. Мы, кочевники, и то были более воспитанными и вежливыми, чем эти двое. Они росли, предоставленные сами себе, и были больше похожи на диких зверушек, чем на человеческих детенышей. Справиться с ними было совершенно невозможно: на них не действовали ни уговоры, ни шлепки.

День шел за днем, и я постепенно начинала впадать в уныние: жизнь была безрадостной и не сулила ничего хорошего в ближайшее время. Душой я стремилась к лучшему и все ждала, когда же судьба подаст мне знак, подскажет, что делать. Я твердо верила, что меня ждет другое будущее, что я предназначена для чего-то большего, чем бродяжничество от родственника к родственнику. Вам знакомо это чувство?

Прожила у тети Лул я недолго, чуть больше месяца, – наши отношения испортились после одного случая с ее старшей дочкой, и мне пришлось уйти. Как-то вечером я потеряла ее дочь и отправилась прочесывать квартал – ни дома, ни во дворе ее не было, а на крики она не откликалась. Обнаружила я ее в каком-то темном закоулке с незнакомым мальчишкой в тот момент, когда она активно занималась изучением отличий мужского и женского тела. Всю дорогу до дома я волочила ее за руку, а в свободной держала прутик, которым то и дело замахивалась на девчонку, пытаясь научить уму-разуму. Просто наказание, а не ребенок! Вечером эта негодница подняла рев и нажаловалась на меня. Тетя была в ярости:

– Как ты смеешь поднимать руку на моего ребенка? Держись от нее подальше, а не то я сама тебя поколочу, выбью эту дурь из тебя!

Тут меня захлестнула волна негодования. Эта кукушка бросила всех своих детей на меня (а мне самой только тринадцать!), а теперь будет поучать меня?!

– Тетя, уж поверь, выпорола я ее за дело! Слава Аллаху, ты не видела того, что видела я! О, ты бы вышвырнула ее из дома!

Но мои слова никак не повлияли на тетушку, и она угрожающе вплотную подошла ко мне, размахивая кулаками и угрожая поколотить меня в отместку за то, что я сделала с ее драгоценным ангелочком. Этого я вытерпеть не могла – да пусть провалится!

– Ну уж нет, тетя! Ты меня не тронешь! А если тронешь, то узнаешь, каково ходить всю жизнь лысой!

Вот так я оказалась на пороге дома тети Сахру. Шла я к ней с опаской – у нее было пятеро детей, что явно не предвещало легкой жизни. Но деваться было некуда – не идти же мне побираться или воровать? Тетя приняла меня на удивление радушно:

– Варис, мой дом – твой дом. Здесь для тебя всегда найдутся уголок и доброе слово.

Как я и думала, я стала помогать семье тети по дому. К счастью, я была не самым старшим ребенком – основные тяготы быта ложились на Фатиму, дочь тети Сахру, которой было уже девятнадцать лет. Бедняжка Фатима! Мать почему-то относилась к ней строже, чем к остальным детям. Фатима металась между делами, словно загнанная лошадь – рано утром колледж, в перерыве между парами она забегала домой приготовить второй завтрак, потом снова пары, потом снова дом и хлопоты с ужином. После ужина она прибирала кухню и мыла посуду, а затем корпела до поздней ночи над учебниками. Участь Фатимы казалась мне ужасно несправедливой, и я старалась помогать ей на кухне по вечерам. К тому же она прекрасно готовила, и, глядя на нее, я понемногу набиралась знаний. Вообще, мы с Фатимой отлично ладили, она здорово поддерживала меня все время, что я жила в их доме.

Моей домашней обязанностью была уборка. Все, что нужно было отмыть, натереть до блеска или отскрести, – пожалуйста, к Варис. Тетушка до сих пор меня нахваливает, мол, помощницы лучше меня у нее никогда больше не было и не будет. Тетю Сахру очень беспокоила судьба моей мамы – после моего бегства у нее не осталось ни одной старшей дочки, а значит, некому помочь готовить, шить, плести корзины или присматривать за младшими детьми. Отец бы и палец о палец не ударил – это все женские дела, хватит с него хлопот со скотом. Я тоже много думала об этом: у меня все время перед глазами стояло усталое мамино лицо в отблесках костра. Не было ни дня моих скитаний, чтобы я не вспоминала свою бедную маму. Иногда я думала, что моя любовь к ней пересилит страх перед нежеланным замужеством и я сорвусь обратно в пустыню. Но все-таки отступать было поздно – я уже столько всего пережила! К тому же, если я вернусь домой, и месяца не пройдет, как отец подыщет для меня какого-нибудь убогого жениха со стадом верблюдов. А тогда я точно ничем не смогу помочь маме – неизвестно, куда нас «с мужем» занесла бы кочевая жизнь.

Как-то раз меня осенило: я ведь могу помогать маме деньгами! Она сможет выкроить себе немного времени на отдых – вместо того чтобы плести корзины, например, она просто их купит! Так в моей голове поселилась навязчивая мысль: нужно найти работу. Однажды, возвращаясь с рынка, я проходила мимо строительной площадки и остановилась понаблюдать за рабочими: мужчины