Брать живьем! 1919-й (СИ) - Юров Сергей

– Не наши ли клиенты?

– Да разве их разберешь!.. Не знаю, посмотрим.

Я заметил, что чаще всего они посматривают в сторону одной хорошо одетой парочки, и снова толкнул Карпина.

– Сотрудник Петродарского казначейства Хитрук со своей женой, – пояснил тот.

На главе семьи был дорогой отутюженный костюм с отливом, на его супруге – блестящее платье и боа на плечах. По случаю спектакля оба нацепили на себя массу всяких драгоценностей – колец, печаток, перстеньков, цепочек. Когда после третьего звонка, они поднялись из-за стола и отправились в залу, вслед за ними пошли и те, кого я посчитал нашими клиентами.

– Мне кажется, присматривать надо за Хитруками, – заметил я Карпину.

Он не высказал сомнений, и мы также поспешили на встречу с прекрасным. Наши места были в последнем ряду, что нас вполне устроило. С него можно было наблюдать, как за происходящим на сцене, так и за Хитруками, которые заняли стулья в переднем ряду. Двух подозрительных личностей в картузах, севших в середине залы, мы также старались не упускать из виду.

Скоро занавес раздвинулся, и началось действо. Первый же его акт показал, что местные актеры не растеряли своего мастерства, играли они в свете рампы достаточно убедительно, им хотелось верить. События в пьесе развивались бурно, характеры героев запоминались сразу, их реплики были хлестки, как удар плетки. На сцене курзала разворачивалась сама послереволюционная жизнь с ее отчаянным противостоянием, опасностями, риском. Зрители полностью вовлеклись в нее, переживали, наблюдали за происходящим с открытым ртом. И было на что посмотреть!

Действие происходило в сельской местности, в деревеньке, за околицей которой лежали земли, захваченные белыми. Центральный персонаж, честный и прямой солдат Ипат, прошедший империалистическую войну, колеблется, никак не может понять, на чьей стороне правда. Потому едва не совершает ошибку – собрался было выдать любимую дочь за подлого трактирщика. Достало также георгиевскому кавалеру ума не подпасть под влияние царских офицеров, появившихся в деревне. Cтав свидетелем бесчинств белогвардейцев, их цинизма и жестокости, он принимает сторону большевика Андрея, в которого влюблена дочь. Засучив рукава, Ипат берется учить молодых сельчан обращению с оружием. Благодаря их усилиям, в деревне устанавливается подлинный революционный порядок. Красная правда, в конечном счете, торжествует! Просветленный Ипат в конце спектакля подошел к краю сцены и пояснил зрителям, на чьей стороне в этой страшной и безжалостной борьбе должен биться российский гражданин.

Ответом ему стал гром аплодисментов. Спектакль окончился. Актеры, поздравляя друг друга, вышли из-за кулис на поклон. Аплодисменты не смолкали, и они снова появились на сцене. И только после того как занавес опустился, зрители начали покидать свои места. Шумно делясь впечатлениями, они направлялись в сторону гардероба и, пройдя через портик, разбредались в ночи в разные стороны.

Оказавшись снаружи, мы, не привлекая к себе внимания, прислонились к одной из колон белоснежного портика. Было уже темно, в вышине мерцали звезды, в верхушках деревьев шелестел легкий ветерок. Интересующая нас семейная пара не заставила себя долго ждать. Смеясь и громко разговаривая, Хитруки покинули курзал и не спеша тронулись по тротуару в сторону Верхнего пруда. Я почти не удивился, когда «картузы» с засунутыми в карманы широких штанов руками, спустя минуту пошли тем же путем. Многозначительно переглянувшись, мы отделились от колоны и последовали за ними. Перейдя дорогу, Хитруки пошли краем пруда. Преследователи, втянув головы в плечи, неотступно двигались позади. Показалось начало Кузнецкой улицы, семейная пара продолжала беззаботно болтать, не обращая внимания на тылы. Вдруг все изменилось. Преследователи резко прибавили ходу и оказались возле Хитруков буквально в считанные секунды. В свете звезд тускло блеснули вороненые стволы револьверов.

– Не визжать! Быстро снимаем с себя все кольца и побрякушки! – послышалось нам.

Сжимая в руках оружие, мы, что было сил, рванули к месту ограбления.

– Оружие вниз, а руки в гору! – рявкнул я по ходу движения, подражая героям фильмов об Угро.

Бандиты и не подумали прислушаться. Они открыли пальбу, едва я успел договорить. И большая удача, что на нашем пути оказался могучий ствол старого вяза. Мы спрятались за ним и, крикнув Хитрукам прилечь на землю, повели ответный огонь. Стрелять старались, как и советовал Светловский, по ногам.

– Ты бери на себя коренастого, я – длинного! – сказал я Карпину, сдвинув стволом нагана шляпу на затылок.

Бандитам спрятаться было негде. До ближайшего дерева – не менее десятка шагов, бежать в ту сторону – самоубийство. Я прицелился в своего гоп-стопника и выстрелил. Он взвыл, ухватившись за простреленное колено. Карпин взял на прицел своего. Бабахнул выстрел. Коренастый дернулся, схватился за сердце и медленно осел на землю.

– Ты же прикончил его, остолоп! – шикнул я сердито.

– Черт, а ведь целил по ногам!

Пока я негодующе глазел на своего спутника, уцелевший бандит успел залечь за тело своего мертвого кореша, словно за бруствер. Его практически не было видно.

– Cдавайся, Длинный! – крикнул Карпин. – У тебя нет шансов!

– Заткнись, легавый! – послышалось в ответ. – Попробуй меня взять, отхватишь свинца!

Он целился из своего нагана в нашу сторону и на залегших Хитруков не обращал никакого внимания. А следовало бы. Сотрудник казначейства настолько пришел в себя, что выхватил из кармана револьвер и, не целясь, одной пулей прострелил голову бандита. Ни я, ни Карпин не успели даже рта открыть!

Вот так закончилась эта операция. Предотвратить ограбление мы сумели, но cкрутить живьем хотя бы одного гоп-стопника не смогли. Поймав пролетку, мы отправили трупы в морг и разбрелись по домам. Добравшись до своей комнаты, я приоткрыл окно для доступа свежего воздуха, сунул браунинг в тумбочку, а наган под подушку и крепко заснул.

Часа в четыре ночи меня разбудил непонятный шорох, шедший от окна. Я раскрыл глаза и повернул голову в ту сторону. В предрассветной мгле вырисовывался силуэт пригнувшегося человека! Я напрягся. Обман зрения? Или… Внезапно фигура рванулась через всю комнату прямо ко мне. Я успел вскочить и отбить руку с ножом, который упал за тумбочку. Нападающий был силен как бык. Он обхватил меня мощными руками, бросил на пол и стал душить. Из его рта пахнуло едкой смесью махорки, самогона и лука. Я изловчился и, применив прием самбо, снова оказался на ногах. Он кинулся на меня во второй раз, но я уже был в своей стихии, двигаясь перед ним в быстрой карусели. Все происходило в тишине, слышно было, как часто бьется мое сердце. Осознав, что взять меня голыми руками не удастся, громила сунулся к висевшей на вешалке кобуре. Она была пуста! Выхватив наган из-под подушки, я, не целясь, выстрелил. Ночного гостя отбросило к стене, и он с пулей во лбу медленно сполз на пол.

Отерев пот с лица, я присел на кровать. Что это было? Попытка ограбления? Не похоже… Ко мне влез наемный убийца! Вот это вернее всего. Но кто подослал ко мне верзилу? Хм-м…

Не придя ни к какому выводу, я откинулся на подушку и только спустя час забылся тяжелым сном.

Глава 8

Утром я приоткрыл глаза и посмотрел на настенные часы: маленькая стрелка показывала на цифру семь. Полежал немного, глядя на мертвое тело и припоминая ночную схватку. Волной нахлынули воспоминания о прежнем житье-бытье, сыскном агенстве, Свешникове с его аналитическим складом ума, других знакомых. Многие из них были порядочными, приятными в общении людьми. У меня подкатил комок к горлу, и сдавило грудь. Да, Данила, угораздило тебя попасть в эту кугу! Но, видно, планида твоя такая, привыкай!

Я прокрутил в голове события вчерашнего дня, особенно, позднего вечера. Думали с Карпиным, что Хитрук будет дрожать на земле как осиновый лист, а он вон что учудил! Да-а… И как мог напарник, неплохой, по словам Скворцова, стрелок, послать пулю не в ноги бандиту, а в сердце?! Глядишь, удалось бы уговорить его сдаться… Но кто же этот громила, проникший ко мне через приоткрытое окно? Не тянет он на квартирного вора, тут пахнет заказным убийством!